На прошлой неделе мы запустили небольшой цикл статей о белорусской глубинке. Журналисты разъехались в командировки, чтобы показать, как живут и умирают маленькие деревни. Мы побывали и в увядающих населенных пунктах, и в образцовом агрогородке, который построил Нацбанк. Заглянули в гости в частное фермерское хозяйство и в поселение дауншифтеров. А затем сравнили белорусскую агрореальность с польской. Пришло время сделать некоторые выводы.
Не нужно быть экспертом, чтобы признать очевидный факт: белорусская деревня захворала. Путешествуя по стране, мы все чаще замечаем симптомы этой болезни: двухэтажки с заколоченными окнами, заброшенные огороды, за которыми больше некому ухаживать, замок на дверях сельской школы, клуба, детского сада… Когда в деревне не остается детей, она обречена. Стоит ли горевать по этому поводу или увядание деревни (и сельского образа жизни) — естественный для хода истории процесс?
Для понимания того, что происходит с белорусской деревней, обратимся к данным Белстата. За последние 30 лет урбанизация, миграция и естественная убыль населения вымыли из сельской местности 1,3 миллиона человек. Если в 1991 году там проживало 3 384 737 человек, то в 2021-м осталось 2 069 325. За то же время городское население выросло только на 475 тысяч.
Быстрее всего деревня пустела в Могилевской, Витебской и Гродненской областях — там за три последних десятилетия сельское население сократилось в два раза. Не намного лучше ситуация в Гомельской и Брестской областях, где минус составил 42,8% и 36,5% соответственно. Даже Минская область не смогла выйти в плюс — там с 1991 года сельское население сократилось на 19,1%.
И еще один интересный факт для размышлений. Сейчас в одном только Минске живет столько же людей, сколько во всей сельской местности Беларуси — чуть больше 2 миллионов человек. А ведь еще 30 лет назад в деревнях и поселках проживало в два раза больше людей, чем в столице.
Урбанизация Беларуси началась в конце 1950-х, когда республика стала превращаться в сборочный цех Советского Союза. Крупные промышленные предприятия и высшие учебные заведения привлекали в города десятки тысяч молодых людей, желающих сменить конюшню и кабину трактора на теплую контору, а сельский дом с печным отоплением и уличным колодцем — на благоустроенную квартиру в хрущевке. Это естественно и логично — каждому хочется и бытового комфорта, и хорошей зарплаты. Технический прогресс XXI века лишь ускорил эти процессы.
В начале 2000-х власти страны всерьез задумались над тем, как переломить ситуацию. Вслед за лозунгом «Возродим деревню — сохраним страну» появилась масштабная госпрограмма развития села с ее главной задачей — повысить престиж сельского труда и образа жизни. В обиход вошло слово «агрогородок», которое означает инновационную для постсоветского пространства модель населенного пункта на селе — с инфраструктурой, приближенной к городской. Понятно, что каждую умирающую деревеньку спасти не получится (да и какой смысл?). Государство выбрало наиболее перспективные деревни и поселки и точечно направило инвестиции в их инфраструктуру. Где-то появились современные фермы, кварталы «президентских» коттеджей, новые дома культуры и бассейны. Где-то денег хватило только на фасад, который лишь скрывал картину экономической депрессии…
Не везде та инфраструктура, на которую затрачены огромные средства, сегодня работает с полной отдачей. В то же время нельзя не признать: благодаря госпрограмме тысячи сельчан получили современное благоустроенное жилье и достойные условия труда, в сотни населенных пунктов пришел газ и другие блага цивилизации.
Смогла ли госпрограмма переломить негативные тенденции 2000-х? Сухие цифры Белстата не радуют: белорусская деревня продолжает терять по 40—60 тысяч человек каждый год. Вместе с тем мы не можем знать, какой была бы ситуация, если бы село не получило тех инвестиций, что стало бы с агропромышленным комплексом без господдержки.
— Сама по себе убыль сельского населения не является большой проблемой. Это естественный процесс. Сельское хозяйство роботизируется, автоматизируется, ему не нужно столько рук, как 30 лет назад. В теории в Минске могут жить и 9 миллионов человек (примеров таких мегаполисов в мире хватает), а несколько сотен тысяч будут обеспечивать город продукцией сельского хозяйства. Но сегодня множество людей не хочет или не имеет возможности переехать в города. Госпрограмма развития села ставила задачу приблизить сельский уровень жизни к городскому, обеспечить людям равные возможности в городе и на селе для раскрытия своего потенциала. И тут, надо признать, по-прежнему есть проблемы. Агрогородки, за редким исключением, не стали панацеей, — констатирует академический директор Центра экономических исследований BEROC Катерина Борнукова.
Опыт соседней Польши наглядно демонстрирует, как частный бизнес может преобразить глубинку. В реалиях белорусской деревни эта модель как-то не прижилась.
— В нашей стране всегда было достаточно специфическое отношение к частной инициативе, а на селе предприимчивым людям живется еще труднее, — говорит Катерина Борнукова. — Юноши и девушки очень быстро осознают потолок своих возможностей. В деревне или агрогородке, где из вариантов работы есть только колхоз и социалка, они не видят перспектив и уезжают проявлять свои способности и таланты в крупные города. Регионам нужны альтернативные виды занятости — фермерское дело, частный бизнес в сфере услуг. Государство не должно оставлять без поддержки эти сферы.
Об эффективности частных фермерских хозяйств (а их в стране около 3000) убедительно говорят данные Белстата: «Располагая 2,5% от общей площади сельхозземель в республике, фермерские хозяйства в 2019 году производили 20,5% общереспубликанского объема овощей, 7,3% картофеля, 2,7% зерна, 2,5% свеклы сахарной». Каковы были бы показатели, будь фермерам открыты все преференции, доступные колхозам?
— Сейчас я не представляю, как с нуля начать этот бизнес, — рассказывает нам один из фермеров. — Тем фермерам, которые начинали лет 10—15 назад, оказывалась большая господдержка — лизинг, рассрочка и т. д. Сейчас с этим стало сложнее. Нужен большой стартовый капитал, чтобы купить хотя бы трактор. Есть определенные сложности с выделением земли. И одна из основных проблем — в страну завозят чужую продукцию, себестоимость которой ниже.
Приходилось слышать мнение, что развитие фермерства тормозится отсутствием частной собственности на землю. Мол, деревня расцветет, как только у белорусов появится чувство хозяина.
— Было бы спокойнее, — соглашается наш собеседник-фермер. — Лет 10 назад мы взяли ужаснейшие участки, сейчас там красота. Частная собственность дала бы уверенность, что ни при каких обстоятельствах эти земли у нас не заберут.
Внутренняя установка «от меня ничего не зависит» — не самый очевидный фактор миграции, но его также стоит принимать во внимание. Сама система властной вертикали выстроена таким образом, что чиновники на местах ограничены в возможности самостоятельно решать, какие проекты нужны региону и на что тратить бюджет. Местное же население о принятых решениях зачастую узнает в самую последнюю очередь.
— Нарушены механизмы обратной связи. Нужна реформа местного самоуправления, при которой жители даже самых малых населенных пунктов получат возможность влиять на принятие решений и выбирать, на какие цели потратить бюджетные деньги. К примеру, не на дом культуры, а на дом быта, не на благоустройство, а на дорогу. Вовлечение в происходящие процессы — одна из важных потребностей, которой не стоит пренебрегать, — убеждена Катерина Борнукова.
Во многих странах Западной Европы сегодня происходит реверс урбанизации: все больше людей переезжает жить из городов на природу. В Беларуси эта тенденция характерна, пожалуй, только для Минского района. Выделение новых земельных участков здесь не успевает за спросом. В качестве альтернативы государство предлагает покупать пустующие дома в глубинке — за одну базовую величину.
— Толчок к переезду из города в деревню дала пандемия. Айтишник работает на удаленке где-то в деревне и раз в неделю появляется в офисе — сегодня это вполне распространенная модель этакой квазисельской жизни, которая может стать перспективной в определенной среде, — считает Катерина Борнукова. — При этом вряд ли айтишников заинтересуют какие-то удаленные глухие места. Дом должен находиться недалеко от дороги, которая будет чистится зимой. Должна быть хорошая логистика с городом и всеми объектами социальной инфраструктуры. При таких условиях миграция из города возможна.
Говоря о проблемах деревни, нельзя не упомянуть чудовищное воздействие алкоголя. Эпидемия национальных масштабов продолжает бушевать который год, и мы настолько привыкли к ее проявлениям, что перестали пугаться. Почти 17 тысяч «пьяных» преступлений, 177 миллионов выпитых бутылок водки — это цифры за один только год.
— Алкоголизм зачастую берет свое начало в нереализованных амбициях. В пьющей деревне молодые люди не успевают задуматься о будущем, как становятся алкоголиками, — говорит Катерина Борнукова. — Это одна из причин, почему так много мужчин не доживает до пенсии. Государству, во-первых, следует признать, что проблема есть и она серьезна. Во-вторых, принять меры, не обязательно запретительные. Изучить опыт стран, которые боролись с молодежным алкоголизмом. Власти Ирландии, например, начали активно вовлекать молодежь в занятия спортом, и эта мера оказалась эффективнее любых антиалкогольных кампаний.
Читайте также:
Наш канал в Telegram. Присоединяйтесь!
Есть о чем рассказать? Пишите в наш телеграм-бот. Это анонимно и быстро
Перепечатка текста и фотографий Onliner без разрешения редакции запрещена. nak@onliner.by