Послевоенное бытие советского человека отличалось стабильностью. Из поколения в поколение граждане СССР, и белорусы в том числе, ели примерно одну и ту же еду, читали книги с похожими сюжетами, а почти вся кинопродукция страны делилась на фильмы «про войну» и фильмы «про любовь». Любой отход от выверенного десятилетиями канона выглядел настоящим откровением. На этом фоне легко понять глубину социокультурного сдвига, произошедшего в сознании жителей «Страны Советов» после наступления перестройки и гласности. К началу 1990-х оказалось «можно» многое из того, что прежде было «нельзя» или даже «категорически нельзя». Истосковавшиеся по чему-то новому и свежему строители коммунизма получили доступ к новой литературе и кинематографу, одежде и развлечениям, профессиям и еде. Даже к прежде труднодоступным выездам за границу. В очередной серии нашего цикла о переломной эпохе в истории Беларуси вспомним некоторые сущности, которые в прежние времена было принято прятать за конструкцией «тлетворное влияние Запада». Детективы Джеймса Хедли Чейза, первая эротика, видеосалоны с пикантным репертуаром, знакомство с гамбургерами и вегетарианской кухней, молоко в тетрапаках и секонд-хенд. Поехали.
Начнем с простого и понятного — с еды. Сейчас у отдельной категории неравнодушных граждан принято тосковать по вкусной и здоровой советской пище. Рассказы про пресловутый «настоящий» пломбир, колбасу «из мяса», «натуральные» лимонады, сметану, «в которой стояла ложка», в принципе «тот самый вкус по ГОСТ» и прочие ностальгические воспоминания о навсегда ушедшей юности обычно сопровождаются агрессивными выпадами в адрес несчастной сои, ядовитых ароматизаторов, дьявольских ГМО и главного мегазлодея — глютамата натрия. В реальности же советская экономическая система оказалась столь успешной, что к распаду Союза его граждане (в том числе и множество жителей Белорусской ССР) были всерьез озабочены не размышлениями о вкусе того или иного продукта, а вопросом, где бы этот продукт (или хотя бы какой-нибудь продукт вообще) достать, отоварив очередной талон.
Зато тяга к непривычной еде, ассоциировавшейся с чем-то заграничным («импортное» было еще синонимом всего хорошего), была у горожан, особенно минчан, сильно обострена, и любое предложение на этом рынке вызывало повышенный спрос, даже несмотря на неприятные цены.
Культовым продуктом немедленно стали ввозимые из Польши сникерсы и прочие шоколадки, важным достоинством которых были не только латинские буквы на этикетке, но и шокирующий вкус, крайне непривычный для советского организма, выросшего на плитках с изображением румяной Алёнки в платочке. Про длинные очереди в кафе-мороженое «Пингвин», где альтернативой опостылевшему пломбиру были вафельные рожки с яркими шариками десятков вкусов, Onliner писал в одной из прошлых серий нашего цикла. Но помимо этого формата общепита появлялись и другие, тоже пока непривычные.
Как ни странно, речь не о пиццериях (казалось бы, что может быть проще и понятнее пиццы с ее бесконечными комбинациями ингредиентов).
Дело в том, что в Советском Союзе пиццерии существовали примерно с середины 1980-х.
К примеру, в Бресте, «западных воротах» и Беларуси, и всего СССР, кафе «Пиццерия» на 40 мест работало с 1985 года. Что скрывается за этим странным пока названием, понимали далеко не все, поэтому администрация заведения предупреждала своих потенциальных гостей, что «пицца» — это «итальянское блюдо типа начиненной лепешки». Звучит странно, но по воспоминаниям современников советская пицца действительно больше напоминала некий аналог смаженки, а не классическую пиццу.
Зато в 1991 году в Минск пришел другой популярный формат еды, импортированный с Запада, — гамбургеры.
Речь при этом не о сетевом ресторане с желтыми арками на фасаде. В Москве «МакДональдс» уже работал при неизменном ажиотаже с 1990 года, но до его прихода в Минск оставалось еще пять лет. Первые гамбургеры у нас были «доморощенные».
Кормить такой едой, причем в формате стритфуда, начали на Комаровском рынке предприимчивые деятели из кооператива «Помощник». Котлеты и булочки пеклись на базе одной из городских столовых, а на рынке производились лишь их разогрев и окончательная «сборка». В средний рабочий день продавалось 600—700 гамбургеров, хотя особой прибыли, если верить авторам идеи, она не приносила. Тем не менее цена была высокой (около 4 рублей за штуку) и постоянно менялась в зависимости от стоимости мяса для котлет, которое покупалось здесь же, на Комаровке.
Журналист одной из минских газет притворился фудхантером, и благодаря его рецензии мы можем представить, на что был похож первый минский гамбургер:
«Не знаю, насколько „гамбургер“ по-мински близок к стандартам „Макдональдса“, но мне все равно понравилось. Булочка мягонькая, котлета горячая и довольно вкусная. Не забыли ее полить томатным соусом — не кетчуп, но все же... И положили много-много петрушки».
Как видим, представление о классике быстрой еды было довольно своеобразное, а использование слова «довольно» и вовсе настораживает.
Пришел в Минск 1991 года и другой формат еды — в городе заработало первое вегетарианское кафе. Экзотичность меню «Санкиртаны», открывшейся в здании общежития №1 Института культуры (сейчас БГУКИ), объяснялось просто.
Единственное в стране заведение такого формата было непосредственно связано с кришнаитами.
Прием пищи растительного происхождения (но без лука и чеснока) происходил под сакраментальный гимн «Харе Кришна, Харе Рама», а по вечерам еще и сопровождался лекциями на соответствующую тематику.
Это была уже вторая попытка устройства кафе такого типа в Минске. Первая (в 1989-м) закончилась стремительным закрытием из-за протестов граждан. Сколько проработала новая версия «Санкиртаны» в куда более либеральные времена, к сожалению, так и не установлено.
Идеальным украшением югославской (в зажиточных советских домах) или отечественной (во всех остальных) мебельной «стенки» было полное собрание чьих-нибудь сочинений (лучше несколько).
Красивые одинаковые корешки выгодно оттеняли гору хрусталя или, быть может, даже столовый сервиз «Мадонна» производства ГДР, расположившийся в серванте.
В большинстве случаев книги выступали сугубо как предмет интерьера. Классику словесности или, в худшем случае, произведения какого-нибудь мастера производственного романа мало кто читал. Удачей было оказаться владельцем ПСС Александра Дюма, но для этого приходилось сдавать немало макулатуры, да еще и ждать своей очереди.
Но советский народ все равно оставался самой читающей нацией в мире, а начало 90-х показало, какие книги на самом деле оказались ему по нраву.
Лидером тиражей и продаж волею судеб стал британский автор крутых криминальных романов Джеймс Хедли Чейз.
Его книги изредка издавались и в застойные годы, ведь в них Америка представала ровно такой, какая требовалась отделу пропаганды ЦК КПСС: с продажными полицейскими, жестокими преступниками, культом доллара, ради которого герои шли буквально на все. Но настоящий звездный час писателя наступил только в период распада Союза.
— Усе ведаюць, што Моцарт геніяльны кампазітар, але ідуць на канцэрт гурта «Ласкавы май».
З літаратурай адбываецца нешта падобнае. Ты прыходзіш у кніжную краму, а там ёсць толькі «Анна Карэніна». Добра, але мы ўжо прачыталі «Анну Карэніну»! А тут з’яўляюцца новыя кнігі, цэлы пласт, які доўга ігнараваўся. Людзям хацелася новай народнай прастаты ў выглядзе раманаў і серыялаў, — рассказывает писатель Адам Глобус, открывший в начале 90-х издательство, благодаря которому полки книжных магазинов провисли под тяжестью новой для нас литературы.
Плохие пиратские переводы и отвратительная полиграфия не пугали читателей, утомленных приключениями майора Пронина и прочими правильными советскими детективами.
Чейза издавали отдельными книгами и целыми многотомными собраниями сочинений, благо писатель оказался весьма плодовит. Речь шла о миллионах экземпляров, которых все равно до какого-то момента не хватало всем желающим. Стоимость томика британца порой доходила до 70 рублей.
Адам Глобус издает первый на постсоветском пространстве детективный журнал ABC (такое название гарантировало, что издание будет стоять первым во всех каталогах), в котором публикует свои рассказы. Чуть позже вместе с братом писатель возьмет кредит на 200 тысяч рублей и вложит все средства в рекламу на радио.
Западная пресса обвиняет его в пиратстве, однако в то время страна еще не подписала конвенцию по авторскому праву, а потому наказать кого-то просто не получается.
— Я разумеў, што трэба браць літаратуру і кіно катэгорыі «Б» і вучыцца пісаць нешта падобнае. Я вырашыў стварыць героя, нейкага ніцшэанскага звышчалавека, пра якога можна будзе напісаць сто раманаў. І ў мяне атрымалася.
Напрыклад, кнігу пра Рэтта Батлера мы прадаём тыражом звыш 4 млн, друкуем 32 млн экзэмпляраў газеты «Ласковый Май».
После очередного скандала агентство Глобуса лишают лицензии, однако он тут же открывает новое. Народ продолжает зачитываться свежими сюжетами.
Главным конкурентом Глобуса на поприще издания новой литературы становится минское издательство «Эридан», ставшее на некоторое время общесоюзным игроком.
Оно знакомит людей, изголодавшихся по простым и увлекательным сюжетам, с западной фантастикой.
— У нас усе былі ўпэўнены, што мы самая чытаючая краіна, што ў нас адукацыя, што мы не паквапімся на літаратуру катэгорыі «Б», што будзем есці хамон і піць французскае віно, што возьмем самае лепшае. Аказалася, не. Людзям усё роўна захацелася «Рабыні Ізаўры» і «Санта-Барбары». Народ узяў сваё — народнае. Мы пачалі жэрці «Марс» і «Снікерс», піць ваду «Хершы», якую ў рот не ўзяць, і чытаць «Знесеных ветрам».
Насамрэч, я амаль упэўнены, што два раманы Чэйза, якія людзі куплялі ў беларускіх крамах, ніякага дачынення да аўтара не маюць: яны былі напісаны тут, у Мінску, і проста выдадзены пад яго імем. У той час так працаваў гэты бізнес.
Отдельный пласт повседневного чтения составляли издания, которые принято было называть эвфемизмом «клубничка». Вторая после 1920-х годов сексуальная революция состоялась в СССР с 20-летним опозданием, но изголодавшийся по порочным соблазнам народ вовсю принялся их смаковать.
Фильмы «Маленькая Вера», «Интердевочка» или «Обнаженная в шляпе», где были откровенные сцены, по меркам развитого социализма выглядевшие почти порнографией, становились блокбастерами.
Литература не отставала. Первые годы 90-х стали настоящим расцветом эротической прессы. Счет периодическим изданиям такого рода шел на десятки, а флагманом в конечном счете стала газета «СПИД-Инфо», своим названием зафиксировавшая и еще одну реалию эпохи — эпидемию ВИЧ. Кстати, первый номер «СПИД-Инфо» был напечатан в сентябре 1989 года в минской типографии, но пик тиражей, доходивших до 3 млн экземпляров, пришелся на 1991—92 годы.
Бульварными изданиями дело, естественно, не ограничивалось. Даже во вполне респектабельных журналах, в первую очередь молодежных, вовсю обсуждались отношения полов в невиданном прежде сексологическом разрезе.
Материалы с названиями «Темнота — друг молодежи» стали нормой, задав совершенно иную границу откровенности. Миллионы людей, и белорусы, конечно, в их числе, неожиданно выяснили и перестали скрывать, что сексом занимаются в том числе и комсомольцы, и даже члены партии. Скорее всего, с удовольствием.
Апофеозом новой искренности стала выставка «Эротик-91», прошедшая в минском Дворце спорта. Показательны впечатления посетителей:
«Сюда я попал случайно. Честно говоря, не ожидал здесь увидеть столько интересного. Я раньше думал, что эротическое искусство проповедуется и существует только на Западе. Выставку нахожу очень неплохой. Есть работы, выполненные, безусловно, интересно» (Х. Рундшау, 23 года, Штутгарт, Германия).
«Думаю, было бы лучше, если бы выставку составили бы не одни только фотографии с женскими натурами. А что, представители сильного пола у нас не так же прекрасны?» (Ж. Полякова, 31 год, Минск).
«Мне, откровенно говоря, мало что понравилось. Видимо, фотографы не знали одной очевидной истины: запечатлевать обнаженную натуру не проще, а намного сложнее, чем фотографировать, например, стекло. Мало удач» (А. Большаков, 62 года, Минск).
Похожие тенденции трансформировали и кинематограф. Режиссеры и сценаристы принялись поднимать прежде запретные темы, а публика смотрела на них с широко открытыми глазами. На бытовом уровне повседневной реальностью на некоторое время уже стали видеосалоны, открывавшиеся (впрочем, и закрывавшиеся) по всему городу. У кинотеатров были свои преимущества, но в смысле широты репертуара те комнаты с установленным телевизором и подключенным к нему видеомагнитофоном были вне конкуренции. Такая техника уже стала куда доступнее, чем в советское время, но все равно «видак» был еще скорее роскошью, чем вещью, имевшейся в каждом доме.
На помощь как раз и приходили видеосалоны, где можно было посмотреть и мультфильмы, и взрослое кино, причем среди последних особой популярностью пользовались, естественно, сугубо развлекательные фильмы.
Их совершенно невозможно было представить в прежнем советском прокате, хотя бы потому, что многие из них «пропагандировали культ насилия и жестокости», имели эротические эпизоды и вообще будили чувства, считавшиеся в СССР низменными. Весь этот жанровый кинематограф стал ассоциироваться с видеосалонами или кабельным телевидением, где такие фильмы тоже легко нашли свою нишу.
Очередь извивалась у входа в только что открывшийся салон кинопроката и заполняла собой весь дворик. «„Чужой“, „Брюс Ли“, „Пазолини“», — шипела она и выбрасывала голодное до всего нового тело на привезенные новинки.
Дворик на Карла Маркса бурлил каждую пятницу, потому что в этот день здесь действовала акция: кассету можно было взять на все выходные по цене одного буднего дня.
Городские дворики и подворотни становились все более плодородными для появления таких мест. Сегодня с такой же скоростью открываются разве что небольшие кофейни.
Сергей Филимонов — тот самый человек из телевизора, который рассказывал стране о кино и музыке, добавляя в каждый выпуск чайную ложку иронии и легкого издевательства. В те времена он уже неплохо разбирался в кино и помогал таким же увлеченным людям совершенствоваться. В начале 90-х Сергей стал частью тусовки, открывшей киноманскую точку проката видеокассет, точное название которой кануло в историю.
— В 1990 году я вернулся из Москвы в Минск, и в городе уже открылось достаточно большое количество видеопрокатов. Там толкался народ, который хотел увидеть что-то особенное — кто «Чужих», а кто и фестивальные фильмы. И то, и другое у нас уже было.
У нас была своя тусовка, почти клуб, где мы обсуждали кино, музыку и всякое такое. В какой-то момент мы решили, что можем открыть видеопрокат. Ни о каком бизнесе речи не шло ни в тот момент, ни позже — нам просто было интересно.
Я гонял в Москву на поезде и привозил сюда самое шокирующее, самое эксцентричное кино, талант которого граничил с безумием.
В этот момент пузатые телевизоры потрескивают боевиками с Чаком Норрисом, Арнольдом Шварценеггером, Сильвестром Сталлоне, Джеки Чаном и Жан-Клодом Ван Даммом.
Во дворах разыгрываются сцены из «Пути Дракона», «Кровавого спорта», «Рокки», «Конана-варвара», «Терминатора» и «Рэмбо». Стены детских украшаются плакатами своих новых героев, а в школах не утихают споры, один из которых пора наконец решить.
Белорусы кутаются в одеяла под «Кошмар на улице Вязов» и «Пятницу 13-е», а еще смотрят первую в своей жизни эротику.
— В каждом кинопрокате, даже государственном, всегда была специальная подпольная коробочка. Приносила ее женщина с начесом, которая громко спрашивала: «Вам какую? С черными или белыми?». Но в целом народ не стеснялся и спокойно брал первые эротические фильмы.
Жесткую эротику про римского императора Калигулу в несуществующем ныне «Современнике» крутили аж в течение нескольких лет.
Помню, как пришел к своей знакомой директрисе этого кинотеатра, мы начали болтать про это кино, полное крайне откровенных сцен. И в этот момент рядом уборщица шпенделирует тряпкой и нам так небрежно говорит: «На все фильмы нормальные люди ходят, а на этот — одни уроды. После сеанса под каждым сиденьем наплевано». Да, в какой-то момент на него стали приходить извращенцы, — смеется Филимонов и говорит, что никого не осуждает.
Мировая классика и то, что сегодня принято называть арт-хаусом, в начале 90-х тоже расходилось на ура. Интеллигентная и продвинутая публика брала Феллини, Фасбиндера, Душана Макавеева, Миклоша Янчо.
— Фрики были всегда. Я старался привозить то, что даже в Москве на закрытых показах было где-то на грани.
Люди, которые еще вчера собирались в хипарские тусовки и водили петухов на поводках, ждали этих фильмов. Да, народ в массе своей не разбирался в кино, как и сегодня, но международную прессу уже можно было достать, поэтому многие понимали, что хорошо, а что не очень.
Конечно, ни о какой актуальности в то время речи не шло: новинки кино появлялись через полгода-год после официальной премьеры — и это долгое время никого особо не волновало. Ситуация изменилась только ближе к нулевым.
— На пиратов в 90-х никто внимания не обращал — все претензии носили полушуточный характер: плотоядно грозили пальчиком — и на этом все. Но этим самым пиратам стоит сказать спасибо: позже именно они решили актуализировать сферу и стали привозить кино вовремя, а потом все легализовали и открыли официальные бизнесы, благодаря которым мы сегодня получаем все практически сразу.
Новая свобода принесла и новые профессии. Еще в последние годы существования Союза советские граждане выяснили, что необязательно всю сознательную жизнь трудиться в каком-нибудь НИИ или на заводе. Рождающейся рыночной экономике понадобились все эти менеджеры, брокеры, маклеры, и многие бывшие строители социализма с головой и переменным успехом нырнули в доселе невиданную деятельность.
Одной из таких новых профессий, появившихся в 1991 году в Минске, стала профессия частного детектива.
Первые агентства такого рода сначала возникли, как обычно, в Москве и Ленинграде, но уже через пару лет их филиалы заработали и в белорусской столице. Сотрудниками в большинстве случаев становились бывшие работники правоохранительных органов, ну а спектр занятий был весьма широк: от расследований хозяйственной деятельности и защиты авторских прав до розыска сбежавших несовершеннолетних и сопровождения груза за рубеж.
Впрочем, если, например, в России детективные агентства продолжают свою деятельность и по сей день, то в Беларуси их расцвет был кратковременным. Уже к середине 90-х работа таких фирм оказалась фактически вне закона.
Переломный 1991 год пришелся на эпоху, когда принципиально расширялись контакты (бывших) советских граждан и жителей капиталистического мира. Если раньше пределом мечтаний для абсолютного большинства была поездка в какую-нибудь условную братскую Болгарию, то к распаду Союза многие белорусы, прежде всего жители приграничных городов, открыли для себя начавшую трансформироваться Польшу.
Иностранцы, приезд которых в Минск раньше превращался в целое событие, стали гораздо чаще встречаться на его улицах. И речь шла не только о деловых визитах.
Беларусь того времени в западном сознании ассоциировалась прежде всего с чернобыльской катастрофой.
В республику целыми самолетами везли гуманитарную помощь, а многие белорусские дети впервые выехали за границу именно с целью оздоровления. Польша, Германия, Италия — для тысяч ребят знакомство с иностранной культурой начиналось в принимавших их семьях, а возникшие отношения продолжались потом многие годы.
Ну а неким символом совсем другого уровня контактов между «нами» и «ними» стал «первый белорусский трансатлантический» рейс, заработавший в том же 1991-м. На самом деле за подобным ярлыком скрывалось очевидное преувеличение. Еще аэрофлотовский Ту-134 долетал из Минска лишь до ирландского Шэннона, где пассажиры пересаживались на «Боинг», который, собственно, и осуществлял их окончательную доставку в Нью-Йорк. В декабре 1991 года цена билетов была огромна — $400 и 3,5—4 тыс. рублей.
Из-за океана к нам тоже летели гости, которых прежде не было. Сначала под видом туристов, а затем уже и вполне официально в Беларусь и Минск потянулись западные миссионеры-проповедники. Для некоторых белорусов их деятельность стала панацеей в условиях происходящего мировоззренческого кризиса. Количество протестантских общин росло, многие из них со временем обзавелись большими зданиями и развернули активную гуманитарную деятельность. На телевидении появились передачи телеевангелистов, чьи зачастую сверхэмоциональные проповеди смотрелись необычно, а оттого привлекательно.
Частью ежедневного быта активно становились и другие вещи, ранее неизвестные, недоступные, немыслимые. Вместо привычных стеклянных бутылок с разноцветными пробками из фольги в Минске был налажен выпуск молочной продукции в упаковке, остающейся актуальной и по сей день. Велозавод освоил производство «горных» велосипедов, и у советского школьника появилась альтернатива традиционному складному «Аисту». В республике появляются первые магазины бывшей в употреблении одежды, импортированной с Запада, — секонд-хенды. Готовится к открытию и первое казино, которое заработает уже в следующем, 1992 году. БССР стремительно превращалась в Беларусь, что, однако, не все перенесли легко. Тем не менее до полного перевода жизни на новые постсоциалистические рельсы еще оставались годы.
Ранее в «Малиновом бумере»:
Наш канал в Telegram. Присоединяйтесь!
Есть о чем рассказать? Пишите в наш телеграм-бот. Это анонимно и быстро
Перепечатка текста и фотографий Onliner без разрешения редакции запрещена. nak@onliner.by