Мы привыкли представлять Данию одной из самых прогрессивных стран мира. Яркий пример скандинавского варианта welfare state, государства всеобщего благосостояния, с большими налогами, но бесплатными образованием, медициной и целым ассортиментом социальных выплат. Однако в этой благополучной картине дорогой, но крайне комфортной жизни, терпимой к любым проявлениям человеческой инаковости, есть одно большое исключение, из-за своей уникальности тем более яркое. В отличие от своих соседей по региону и многих других европейских государств Дания сознательно отказалась от естественной интеграции своих «новых» граждан, попавших в страну в качестве беженцев или по программе воссоединения семей. Напротив, был выбран путь их принудительной ассимиляции, а главной задачей стало уничтожение образовавшихся в датских городах районов компактного проживания этнических меньшинств. Что самое поразительное, в борьбе против «гетто» (и это вполне официальный термин) объединились почти все политические силы: от ультраправых популистов до левых социал-демократов. Разбираемся в феномене.
Страна далеко не сразу пришла к этой своей современной политике в отношении мигрантов. Только в последнее десятилетие действия местных властей стали обидно раздражать просвещенную общественность в той части мира, где в принципе замечают существование маленькой Дании (площадью с крупную белорусскую область типа Гомельской, зато с населением почти 6 млн человек). Во многих головах не укладывается: как же так, ведь это государство, как и прочие скандинавские соседки, во всех отношениях находится в авангарде прогрессивной повестки. Кроме вопроса миграционной политики. На этом фоне возникает острый когнитивный диссонанс, сопровождающийся душевными терзаниями, которые регулярно находят выход в средствах массовой информации из ряда леволиберальных. Однако так предательски в отношении высоких идеалов гуманизма (или его субъективной трактовки) Дания вела себя далеко не всегда — путь осмысления проблемы растянулся на несколько десятилетий.
До 1960-х годов привлекательной цели для переезда Дания из себя не представляла. Наоборот, в первой половине XX века скорее датчане стремились покинуть довольно перенаселенную страну в поисках лучшей жизни где-нибудь за океаном. Но потом случилось типичное для региона экономическое чудо, началось строительство пресловутой «скандинавской модели» (которую порой даже называют социализмом здорового человека), и новые рабочие руки стали востребованы. Спрос был удовлетворен предложением в основном из Югославии и Турции. Тоже ничего удивительного, так было и у соседей.
Начиная с 1980-х годов миграция в Данию меняет свой характер. Из сугубо экономической она становится политической. Значительно расширяется и ее география, в основном за счет мусульманских стран. Количество беженцев, начиная с исламской революции в Иране, растет с каждым годом. Со временем к отдельным мигрантам по программе воссоединения семей начинают переезжать их весьма многочисленные родственники. В Дании что-то понимать начинают уже в 1986 году, когда принимается закон, согласно которому беженцы должны равномерно распределяться по областям страны. Цель — избежать естественной пространственной сегрегации и образования этнических анклавов. Еще через десятилетие, в конце 1990-х, право на получение социальных выплат (у многих беженцев главный, а порой единственный источник дохода) прямо привязывается к месту проживания. В случае произвольного, по своему выбору, переезда любитель путешествий лишался всех пособий.
Одновременно с ростом числа беженцев из «незападных» стран (сейчас число мигрантов и их потомков составляет около 8% от общего количества населения Дании) менялось и отношение к ним местного общества. Параллельно с этим вопрос, что делать с приезжими, проникал и в повестку партий, занимая там все более и более принципиальное место. К нулевым на политическую арену страны выходит правопопулистская Датская народная партия, делающая миграционный вопрос основным в своей программе. Организация с ходу получает фракцию в парламенте и уже в 2001 году становится третьей по популярности партией страны, приобретая при этом ключевую роль. Именно ее поддержка обеспечивает формирование коалиционного правительства, а значит, Датская народная партия получает возможность лоббировать решение важных для себе вопросов, включая и последовательное ужесточение миграционного законодательства.
Несмотря на предпринимаемые попытки рассеять мигрантов по стране, они продолжали накапливаться в возникающих этнических анклавах. В крупных датских городах появлялись целые районы, где большинство населения составляли переселенцы из «незападных» стран (прежде всего выходцы из исламского региона, Ближнего и Среднего Востока, Северной Африки). Они компактно занимали кварталы недорогого социального жилья, которого в годы создания скандинавской модели было построено в избытке, и постепенно вытесняли прежнее население, замещая его своими бизнесами, финансовыми, социальными, культурными и религиозными организациями. Школы и детские сады в районах вроде копенгагенского Мьольненпаркен или Геллеруппаркен в Орхусе становились в лучшем случае двуязычными, а по факту зачастую дети и подростки полностью находились в своей языковой среде.
Такие районы (по сути, этнические анклавы) в официальных документах сперва именовались «параллельными обществами». В Министерстве строительства и жилищных вопросов подчеркивали, что проживание в них создает ограничения, а не возможности, лишает детей перспектив в получении образования и хорошего рабочего места в будущем. Впоследствии для подобного рода мест компактного проживания мигрантов стали использовать термин «гетто», причем не только в быту или СМИ, но и в официальных правительственных документах, в принятых парламентом законах. Все попытки людей доброй воли указать, что это «стигматизированный» термин, что со времен Второй мировой и нацистской политики в отношении еврейского населения он несет негативные коннотации, закончились провалом. От использования слова никто не отказался.
Более того, в 2010 году очередное правоцентристское правительство сделало это понятие политико-административной категорией. Чтобы получить статус «гетто», тот или иной район должен был соответствовать трем из пяти критериев:
В 2010-м власти насчитали в различных датских городах 29 районов, которым был присвоен статус «гетто». Каждый год, в декабре, этот список обновляется.
В десятых годах XXI века правительство продолжало ужесточать антимиграционное законодательство. Особенно это процесс активизировался после начала гражданских войн в Сирии и Ливии и цунами из беженцев, которое в этой связи обрушилось на европейские страны. По сути, Дания максимально ограничила мигрантам возможность легального въезда в свои пределы и получение официального статуса, позволяющего претендовать на финансовую и иную помощь со стороны государства. Одновременно ухудшалось и отношение датского общества к переселенцам, включая тех, кто въехал уже давным-давно, по другому поводу и даже успел получить местное гражданство.
Такую смену общественной парадигмы в отношении мигрантов зафиксировала также королева Дании Маргрете II. В 2016 году в своем интервью для книги «Глубокие корни», где она рассуждала о стране, ее населении, культуре и «датскости» как таковой, королева заявила, что датский народ должен более четко определить правила и ценности своей культуры, чтобы иметь возможность передать их новым жителям страны. Далее Маргрете II отметила, что датчане недооценили трудности в успешной интеграции мигрантов, не объяснили правила демократии мусульманскому населению и проявили неготовность принуждать к исполнению этих правил. Вероятно, именно это мнение датской королевы, ставшее отражением эволюции мнения общественного, и привело к отказу от добровольной интеграции «новых датчан» в пользу ассимиляции, которую некоторые эксперты назвали даже принудительной.
В 2018 году правоцентристское правительство Ларса Расмуссена представило парламенту пакет законов, получивший название «Одна Дания без параллельных обществ — Ликвидация гетто к 2030 году». По сути, в отсутствие других серьезных проблем в государстве, была обозначена центральная задача на ближайшее десятилетие: покончить с этническими анклавами, живущими своей жизнью отдельно от окружающей их страны, сделать их частью датского общества. В парламенте инициатива была поддержана коалицией, куда вошли не только ведущая правая партия Венстре и популисты из Датской народной партии, но и фракции левого спектра — социал-демократы и Социалистическая народная партия. Фактически принятый набор законов стал результатом широкого парламентского консенсуса, отражавшего, видимо, настроения в обществе.
Принятые в, казалось бы, прогрессивной скандинавской стране меры могли удивить. В частности, для нарушителей закона, проживающих в районе со статусом «гетто», вводились более суровые наказания. То есть представитель «параллельного общества» мог получить больший срок за одно и то же преступление, чем его «коллега» из благополучного квартала. Вводилась коллективная ответственность за преступление: в случае его совершения из квартиры в «гетто» выселялся не только нарушитель, но и члены его семьи.
Сразу несколько законов были направлены на работу с детьми. Любой ребенок старше одного года, живущий в «гетто», должен проводить 25 часов в неделю в государственном детском саду, где процент воспитанников из «незападных» стран не должен превышать 30%. В случае отказа родителей таким образом погружать своего сына или дочь в датскую языковую среду их лишают детских пособий. «Критики говорят, что государство не имеет права забирать детей у родителей в дневное время, что это непропорциональное применение силы, — рассказывал в интервью The New York Times главный редактор датской леволиберальной газеты Dagbladet Information Руне Ликкеберг. — Но социал-демократы говорят, что мы даем людям деньги и мы хотим что-нибудь за эти деньги. Это система прав и обязанностей. У датчан высокий уровень доверия к государству, включая и его роль как силы, формирующей идеологию и убеждения детей. Англо-саксонская концепция гласит, что человек свободен по природе, а государство лишь ограничивает его свободы. Наша концепция свободы утверждает прямо противоположное — человек свободен только в рамках общества».
Был принят и целый ряд других мер. Например, наказание за длительный вывоз детей мигрантов на «историческую родину», где они могли бы получить альтернативное образование. Или запрет на ношение женщинами паранджи или никаба, полностью или частично закрывающих лицо.
Впрочем, все эти законы вряд ли способны растворить этнические анклавы. Главной мерой в пакете законов 2018 года стало фактическое расселение «гетто», которое должно было начаться 1 января 2020 года и продлиться десять лет (отсюда цель — отсутствие «гетто» к 2030-му).
В соответствии с этой нормой, начиная с 2020 года в каждом из районов, которые квалифицировались как «гетто» (28 штук на начало года), объем социального жилья принудительно снижался до 40%. По сути, жилищные ассоциации, управляющие этими кварталами, должны были расселить нужное количество домов для достижения этого показателя. Нынешним арендаторам (в массе своей как раз мигрантам из «незападных» стран) предлагается определенная денежная компенсация и альтернативное жилье схожих потребительских качеств, но уже в районе, где мусульманское население не составляет большинства. Отселяемые дома могут реконструироваться или сноситься со строительством на их месте частных кварталов современного типа, продажа квартир в которых будет служить источником финансирования для возведения новых социальных домов в других районах датских городов.
Говоря коротко, основная цель этой инициативы — принудительно ликвидировать этнические анклавы. До 60% их населения будет рассеяно по другим районам, а оставшиеся 40% разбавят новыми благополучными жильцами. Это позволит создать приемлемый микс, пропорции которого уже не позволят мигрантам вновь сконцентрироваться на ограниченной территории.
Естественно, подобные меры многими жителями «гетто» были встречены, мягко говоря, с непониманием. Их адвокаты, готовящие иски к муниципальным властям, говорят, что настоящая цель принятого закона — джентрификация. Многие из этнических кварталов являются частью прежде деклассированных, а сейчас становящихся вновь модными районов. С точки зрения выселяемых их просто выгоняют с обжитых мест, чтобы заменить дешевые социальные дома модными новостройками для миллениалов и заработать на разности в стоимости квадратного метра.
Получится ли ассимилировать «незападные меньшинства» у датского правительства, покажет ближайшее десятилетие. Процесс запуска в работу пакета законов 2018 года в текущем сезоне был заторможен из-за коронавирусной эпидемии, но настойчивость властей, похоже, не оставляет выбора. Даже проигрыш правоцентристами парламентских выборов 2019 года, полный провал на них Датской народной партии, формирование нового «левого» правительства социал-демократки Метте Фредериксен не принес смены курса. Эксперты отмечают, что новый кабинет министров модернизировал лишь риторику (например, назначенный министр строительства и жилищных вопросов безуспешно призывал отказаться от термина «гетто»), но магистральное направление миграционной политики осталось тем же. Похоже, громкий социальный эксперимент в Дании продолжится, а ее соседи с пристальным вниманием будут наблюдать за его итогами.
Читайте также:
Наш канал в Telegram. Присоединяйтесь!
Есть о чем рассказать? Пишите в наш Telegram-бот. Это анонимно и быстро
Перепечатка текста и фотографий Onliner без разрешения редакции запрещена. nak@onliner.by