Эти женщины кулаком забивали железнодорожные костыли. Эти мужчины краснотой лица отгоняли самые хваткие морозы. Эти вагоны всегда были готовы стряхнуть ржавчину, плюнуть дымом и вновь заскользить по рельсам. В памяти наших сегодняшних героев все сохранилось именно в таком виде — превратилось в гордую советскую сказку, где нет места грусти и слабости. Пускай так и остается. Открываем новый сезон «Малинового бумера» и рассказываем о создании поселков из старых железнодорожных вагонов, которые стояли прямо на рельсах.
Такие поселки возникали во многих городах. Вагоны стояли в Минске, Бресте, Жлобине, Радошковичах и наверняка где-то еще.
Тогдашние власти этого факта стеснялись и кокетливо прикрывали его от прессы мешковатыми пиджаками. Сегодня поселков уже нет, людей в пиджаках — тоже, но неловкость осталась.
Наверное, ее забыли в каком-то кармане, потому что в БелЖД и сейчас говорить о тех временах не хотят. Поэтому официальную страницу вырываем, комкаем, проглатываем и остаемся один на один с жившими там людьми.
Временные населенные пункты организовывали как минимум с начала 1970-х. Железнодорожникам и их семьям предлагали дождаться строительства новых домов в переоборудованных вагонах, которые привозили на тупиковые ветки. К тому же это позволяло рабочим быть более мобильными. Таких поселений становилось все больше, они превращались в целые деревни с особенным бытом. Планировалось (или как минимум объявлялось), что переждать придется всего несколько месяцев, но процесс затянулся: некоторые семьи провели в вагонах долгих двадцать лет и только в 1990-х переселились в обычные квартиры. Однако люди не держат зла и наполняют каждое воспоминание о той жизни большой вселенской любовью.
Брежнев объявляет о построении развитого социализма. На Новодевичьем кладбище хоронят Хрущева. До развала СССР еще двадцать лет. В этот сложный год родители забирают маленькую Наташу от бабушки в вагончик, чтобы отучить от трасянки, которую она в совершенстве освоила за время жизни в деревне, и отправить в школу.
Вагончик находится в Жлобине, таких здесь десятки. Каждый разделен на две половины, остальные перегородки снесены. У всех свой котел на угле, кровать, газовая плитка, вода, свет.
— Папу отправили в Жлобин по распределению, он работал в ПМС-117 (ПМС — путевая машинная станция. — Прим. Onliner). В этих вагонах жили все — и простые работники, и начальство, и все были в равных условиях.
Мог в одной части вагона жить кочегар, а за стенкой — его начальник.
Слышимость, конечно, была прекрасная: эти перегородки были картонные буквально. Зато можно было подойти к ней и соли у соседей попросить. В общем, все привыкли, и никого это, кажется, не напрягало.
Мне такая жизнь очень нравилась, я и сегодня эти атмосферные времена с любовью вспоминаю. Папа тоже был доволен — предложи ему, он и сегодня бы в такой переехал. А вот мама всегда злилась и мечтала о квартире. В таких условиях даже простая готовка превращалась в эпопею, — рассказывает Наталия Кривец, которая сегодня живет в Минске и работает обозревателем «Комсомольской правды» в Беларуси.
Туалетов внутри не было — железнодорожники пользовались деревянным сооружением на улице, которое местные власти, само собой, установили для поднятия духа единения и стирания рамок между работниками разных уровней.
Рядом располагался стационарный клуб, где проводились все мероприятия — от свадеб до похорон. В одном из вагонов была организована баня, куда по очереди ходили мужчины и женщины.
— Я хорошо помню день, как мама с папой пошли в баню, а мы с сестрой остались дома. Мне шесть, сестре два. Папа до этого чинил телевизор и курил прямо в помещении. Искра каким-то образом попала в детскую кроватку, матрас начал тлеть, загорелся, очень быстро схватилось все остальное. А я так испугалась, что ничего никому не сказала, просто забрала сестру и уселась на кухне.
Мы ели варенье и смотрели, как вокруг плафона под потолком вьются клубы дыма.
В итоге сгорело все. Соседи бегали с криками, а папа с мамой мылись в бане и ни о чем не догадывались. В тот день папа бросил курить и не притрагивался к сигаретам до самой смерти мамы.
В школе над детьми из вагончиков никто не смеялся — таких в каждом классе было полно. К тому же каждый год здесь появлялись новые ученики, которых называли «колонскими».
— Наш домик был стационарным, но рядом было несколько улиц, куда прибывали поезда с приезжими. Там жили железнодорожники, которые колонной перемещались по стране и помогали там, где были нужны руки. Их дети могли менять школу буквально каждую четверть, мы их табором называли. Таких семей обычно шестьдесят-восемьдесят было.
Так Наташа прожила семь лет — в 1978-м ее семья получила квартиру в свежепостроенной трехэтажке.
Старая жизнь с треском распадалась на волокна, из которых тут же шились новые ткани, но в стране все еще оставались старые ж/д поселки, которые жили по-своему.
Советский Союз плавится под лучами либерализации, разливается большими и малыми лужами. В это время Николай Данилович возвращается с севера России в родной Брест и устраивается в ПМС. Ему, как и многим другим, предлагают какое-то время пожить на рельсах. Вместе с женой и двумя детьми он заселяется в свою половинку и ждет.
— В Бресте было две такие локации — под мостом в центре города и на базе ПМС, где сейчас «Савушкин продукт». Мы жили во втором, том, что поменьше, — рассказывает Евгения, дочь железнодорожника.
— Жизнь там была тяжелая. Зимой холодно, летом жарко. Рядом ходили поезда, шторки все время были черными от копоти.
Многие мужчины безбожно пили, поэтому некоторых уже нет в живых — не справлялись.
В нашем вагоне было четверо детей — мы с сестрой и двое соседских. Бывало, разгуляемся, носимся туда-сюда, а весь наш «дом» ходуном ходит. И мы были счастливы: родители все время работали, а нам была предоставлена вся железная дорога.
Мы ползали по крышам, пробирались по шпалам, играли с бездомными собаками, устраивали какие-то выставки. Творили такой беспредел! Не знаю, как все целы остались.
Я так провела две старшие группы садика и первые классы школы. Причем так гордилась всем этим, рассказывала знакомым, что в вагоне живу. А вот сестра старшая стеснялась и скрывала. У нее уже друзья были, мальчики какие-то.
Так семья прожила пять лет, но квартиры от железной дороги так и не дождалась. В это время маме Евгении предложили переехать в общежитие. Наверное, в этот момент белорусы и поняли, что рассчитывать в этой жизни можно только на себя. Николай Данилович отправился на заработки и в итоге купил квартиру в центре Бреста, прямо на набережной, его супруга уехала в Грецию, а Евгения обзавелась своей семьей и переселилась в Варшаву.
К железной дороге прижимается овраг. В овраге растут помидоры. Их собирают те же люди, что и тридцать лет назад. Только теперь они живут по ту сторону железки — в обычных домах и квартирах. Но от огородной привычки избавиться не смогли.
— Люди делали грядки, держали свиней, кур — у нас была самая настоящая деревня, — Татьяна Ивановна показывает место, которое в Радошковичах называли Шанхаем.
Дома на колесах стояли в несколько рядов. Почти все жили в обыкновенных металлических вагонах, которые ходят и сегодня, счастливчики же получали деревянные конструкции, которые называли царскими — они были построены еще в XIX веке. Люди пристраивали к ним веранды и лестницы, делали ремонты — некоторые задержались здесь на два десятка лет.
Части поезда были приспособлены под магазин, амбулаторию, клуб и даже детский сад.
— Сейчас женщин на железной дороге уже нет, а в то время чаще всего вместе работали и муж, и жена. Мужчины — механизаторы, а женщины — на путях. Это очень тяжелая работа, — ведет нас Татьяна Ивановна. — А я вот всю жизнь в детском садике проработала, мне легче было.
Мы тогда вообще жили в шоколаде. У нас всегда были продукты: и колбаса, и тушенка, и конфеты. За «коммуналку» мы платили какие-то копейки, а зарплаты были очень высокие. Попасть на железную дорогу вообще было непросто, а заселения нужно было ждать несколько месяцев.
Этот Шанхай обещали расселить до 1980-го — чтобы страна была красива, ухоженна и нарядна к началу Олимпиады в Москве. Но не срослось: спортсменов со всего мира пришлось встречать в халате и без макияжа. Не сумели нас «причесать» и к 1990-м.
Анна Васильевна жила здесь вместе с мужем и детьми. Она описывает вагон, в котором они провели несколько лет.
— В кабинете проводника была кухня, в тамбуре стояла печка. У нас была проведена вода, но она просто стекала на улицу, никакой канализации не было. В большой комнате стояла кровать, стол, холодильник, шкаф фанерный. Он, кстати, служил стеной между нами и соседями.
Помню, как привезла туда проигрыватель и пластинки. А пластинки у меня были шикарные — Пугачева, Леонтьев, ABBA. И вот включу его, а соседка кричит: «Аня, открой шкаф» — и я открываю, чтобы ей слышно было. А когда она телевизор включала, уже я ей кричала, — смеется Анна Васильевна.
Зимой металлические дома покрывались коркой льда, поэтому топить их начинали с первыми холодами и заканчивали только весной — иначе никак.
Вагоны стояли прямо на рельсах. Между рядами проложили асфальт, потихоньку появлялась своя инфраструктура. Параллельно велись работы и в самих Радошковичах. Здесь построили школу, сад, возвели целый квартал многоквартирных домов, которые заселили семьи железнодорожников.
В 1990-х сюда переезжали некоторые семьи из других городов. В основном те, кто устал мотаться по всей стране. Позже они получили квартиры в свежих домах и остались здесь навсегда.
— Мы катались по стране десять лет. Могли за одно лето два города сменить, а ребенка с таким графиком в школу не отдашь. Зиму в основном в Минске стояли, на станции Товарной. Сколько людей там было — бог его знает! Много. Мне так перемещаться очень нравилось — новые знакомства, друзья, впечатления. Но всю жизнь так нельзя. В итоге переехали сюда, а потом получили жилье и остались, — рассказывает нам местная жительница, болтающая с соседями на лавке.
По мере расселения работников вагоны постепенно распродавались — их и сегодня можно найти на дачах белорусов. Один такой стоит на окраине поселка, там организовала офис небольшая частная компания. А за заборами частных подворий можно обнаружить постройки из старых списанных шпал.
Сегодня железнодорожники занимают весь квартал. Они хорошо знают друг друга, ходят один к одному на праздники и ностальгируют по тем неоднозначным временам. Говорят, все получилось круто, только привыкнуть к новому жилью было непросто: многие неделями не могли уснуть в городской тишине — без скрипов, гудков и стука колес.
Читайте также:
Наш канал в Telegram. Присоединяйтесь!
Есть о чем рассказать? Пишите в наш телеграм-бот. Это анонимно и быстро
Перепечатка текста и фотографий Onlíner без разрешения редакции запрещена. nak@onliner.by