Небольшой центральный деловой район с высотными зданиями, на десятки километров окруженный малоэтажными пригородами. Бесконечный однообразный «частный сектор» рассечен широкими скоростными хайвеями и изредка «украшен» коробками торговых центров, школами и гольф-клубами. Именно так выглядит типичный крупный американский город. Сбежав после Второй мировой войны в буколическую скучную субурбию из погрязших в преступлениях мегаполисов, сейчас жители США вновь начинают в них возвращаться. Обречена ли «одноэтажная Америка» или десятилетиями формировавшийся менталитет ее граждан уже не исправить? Onliner.by рассказывает, как поколение миллениалов воскрешает обреченные города.
«Наша старая штаб-квартира была похожа на морг. Очень мало жизни вокруг, я ее ненавидел», — рассказывал весной в интервью The Wall Street Journal Джеффри Борнстин, финансовый директор гигантского американского промышленного конгломерата General Electric. В 1974 году корпорация оставила свой роскошный небоскреб в стиле ар-деко в Нью-Йорке и переехала на окраину респектабельного городка Фейрфилд в штате Коннектикут. Вместо Манхэттена, погружавшегося в криминальную анархию, GE построила себе новую штаб-квартиру среди пасторальных лугов и лесов Новой Англии. Это был лишь один эпизод в масштабном бегстве среднего класса, квалифицированных специалистов, а за ними и корпораций, где они трудились, в пригороды и маленькие городки, в которых не было наркоторговцев, не шли уличные войны между бандами, а главным приключением дня становилось появление на соседней опушке настоящего оленя.
В 2016 году, после 42 лет работы «в деревне», General Electric объявила о новом переезде. Огромный концерн с оборотом $125 млрд, лицо «корпоративной Америки» возвращается в мегаполис — их новый кампус разместится в старом портовом районе Бостона. Четыре десятилетия — не такой уж большой срок, но его оказалось достаточно, чтобы репутация крупных городов принципиально изменилась.
В советской системе координат потребительский идеал для большинства обитателей справедливейшего из государств укладывался в сакраментальную триаду «дачка, тачка и собачка». Жизнь считалась удавшейся, если гражданин заканчивал ее с собственной квартирой, дачей на шести сотках с парниками, сараем и отдельно стоящим туалетом, а также с персональным автомобилем — средством передвижения, для обладания которым требовалось годами стоять в очереди из себе подобных. Непритязательные запросы советских людей здесь ни при чем: экономическая система, созданная в стране, не позволяла рассчитывать на большее, если, конечно, вы не были академиком, народным писателем, директором комбината или секретарем по промышленности обкома компартии.
В США, строивших бесчеловечный капитализм, в этом мире наживы и чистогана дело обстояло иначе. До Второй мировой войны массовое жилищное строительство (особенно в условиях Великой депрессии) не велось, и, хотя уже в 1930-е годы советские писатели Ильф и Петров назвали Америку «одноэтажной», города там в массе своей все еще были похожи на города в общепринятом смысле этого слова. Более того, миллионы людей (преимущественно пролетариата) ютились в трущобах, где условия примерно совпадали с рабочими районами городов Советского Союза. Все изменила война.
США этот мировой конфликт сделал сверхдержавой и, как ни парадоксально, принес стране процветание. В 1944 году президент Рузвельт подписал так называемый G.I. Bill, «Солдатский закон», предоставивший беспрецедентные льготы возвращавшимся на родину ветеранам. Около 16 млн человек (без учета членов их семей) получили право на государственные субсидии на образование, начало своего бизнеса, компенсацию по безработице, и, самое главное, государство предоставило им чрезвычайно льготные кредиты на приобретение собственного жилья.
Это создало на рынке необходимый спрос, а предложение не заставило себя ждать. В 1947 году недалеко от Нью-Йорка, на Лонг-Айленде строительная компания Levitt & Sons, Inc. начала строительство жилого комплекса нового типа. В течение шести лет прямо в чистом поле появилось около шести тысяч одинаковых домов, и по фамилии застройщика это место получило название Левиттаун. Фактически Левитты перенесли конвейерную систему Форда на жилищное строительство — и сделали это с поразительным успехом. Одновременное сооружение тысяч домов из заранее изготовленных элементов, ликвидация системы посредников, максимальная стандартизация проектов и работ, централизованная система закупок бытовой техники принципиально сократили издержки на строительство. Всего за $10 000 (около $80 000 в современном эквиваленте) любой желающий мог купить собственный дом с участком, тремя спальнями, оборудованной кухней, камином и газом. Первоначальный взнос составлял всего $1000, а дальнейшие платежи по ипотеке — $70. Ветераны же по программе G.I. Bill платили и того меньше.
Это был тотальный и безоговорочный триумф. На пике своего успеха Levitt & Sons, Inc. сдавала один дом каждые 16 минут, и он столь же стремительно находил своего покупателя. Левиттаун стал именем нарицательным. Главу компании Уильяма Левитта назвали «королем пригородов» и «изобретателем пригородов». Современная американская субурбия, та самая одноэтажная Америка, по-настоящему родилась именно здесь, в 35 милях и часе езды от Манхэттена.
Американская мечта окончательно сформировалась. В идеологическом смысле она заключалась в невероятной социальной мобильности населения. На практике же вернувшийся с европейских фронтов условный сын условного бедного иммигранта, работавшего на сталелитейном заводе, смог открыть свое дело или, получив образование, устроиться в чужую компанию, купить дом в пригороде, а собственный же автомобиль позволял ему с комфортом добираться до работы.
До Второй мировой в американских городах в среднем появлялось 346 тыс. новых домовладений (квартир и домов) в год. В первое послевоенное десятилетие эти цифры выросли в четыре с лишним раза. Все более-менее крупные населенные пункты стремительно обрастали пригородами, куда с удовольствием переезжали представители среднего класса и квалифицированные рабочие. Одновременно шел другой процесс. Афроамериканское население начало массово покидать южные штаты, где по-прежнему царили сегрегация и расовая нетерпимость, и в поисках лучшей жизни мигрировать на более либеральный Север. Эти переселенцы занимали место уезжающих в пригороды белых. Очень быстро две тенденции объединились и переплелись.
С новым населением в мегаполисах начала расти преступность, и это еще больше стимулировало переезд прежних жителей в «одноэтажные» районы с их гомогенным контингентом, объединенным примерно одинаковым уровнем дохода и цветом кожи. Процесс получил название «бегства белых» (white flight), и прямым его следствием была деградация крупных городов, а самым ярким примером этого является упадок Детройта.
Пригороды росли как опухоль. Застройщики выкупали участок за участком и заполняли их бесконечными рядами одинаковых домов с одинаковыми лужайками, на которых одинаковые белые люди стригли у припаркованных одинаковых автомобилей одинаково изумрудный газон. В городах остались лишь небольшие кластеры высотных зданий — даунтауны, а их бывшие рабочие окраины превратились в криминальные гетто, населенные представителями этнических меньшинств. В мегаполисах, где рабочих окраин не было, монотонный частный сектор начинается сразу за пределами даунтауна. В агломерации Финикса (штат Аризона) сейчас живет более 4 млн человек, и бо́льшая часть из них обитает в бесконечных кварталах, на десятки километров уходящих в глубины пустыни Сонора.
Для городов появление субурбий было настоящей трагедией. Даже в благополучных мегаполисах переезд жителей в пригороды означал недополученные налоги и падающие цены на недвижимость. Даунтауны по окончании рабочего дня и на выходных пустовали, закрывались бизнесы, прежде обслуживавшие сбежавших жителей. «Частный сектор» изымал из сельскохозяйственного оборота миллионы акров земли, место полей и лесов в ближайших окрестностях заменяли дома, целые кварталы домов, десятки и сотни кварталов домов, изредка разбавленных школой да очередным Walmart. Нагрузка на все растягивавшуюся инфраструктуру росла. Города расползались, потом делились как раковые клетки, занимая собой все свободное пространство. Порой оказывалось, что выделившийся в отдельный город пригород оказывался крупнее материнского мегаполиса. Американская мечта особенно живописно выглядит на снимках Google Earth.
Простому же обывателю все было по нраву. Вместо тесной квартиры в многоэтажном доме, у подъезда которого его могли ограбить, он получал собственный дом, где отсутствовали проблемы с парковкой, зато имелась возможность регулярно дефилировать с газонокосилкой и жарить мясо на заднем дворе (а если повезет, то и у бассейна). На работу можно было добираться на автомобиле: государство сначала с удовольствием, а потом и вынужденно строило для этого многополосные шоссе. Детей ежедневно забирал в школу желтый автобус, а на выходных всей дружной семьей можно было отправиться (на все том же автомобиле) в ближайший торговый центр, где необходимо было (в качестве развлечения) потратить определенную сумму денег на покупки, кинотеатр и обед в одном из десятков фастфудов.
В подобной обстановке выросло несколько поколений американцев, но с наступлением XXI века многие решили, что дальше так жить, конечно, можно, только не хочется.
В 2000-е годы целенаправленная политика государства по борьбе с преступностью и экономическое стимулирование муниципальных властей наконец дали свои плоды. Криминальная ситуация во многих прежде опасных городах стала исправляться, и в них начали возвращаться молодые белые специалисты с хорошим образованием. Для них близость к работе и простой доступ к развлечениям, отсутствующим в пригородах, где они выросли, оказались принципиально важнее, чем сонное существование пусть и в отдельном доме, затерянном среди тысяч себе подобных.
Многие прежде деградировавшие районы, окружающие небоскребы даунтауна, принялись стремительно джентрифицироваться. Старые промышленные здания трансформировались в офисы технологических стартапов, рядом стоящие жилые дома реконструировались в актуальные лофты, куда с удовольствием переезжали молодые волки IT-экономики. Откликаясь на спрос, по соседству открывались модные рестораны, кафе, бары, ночные клубы, магазины, тренажерные залы, место пустырей занимали современные парки, появлялось все больше удовольствий, недоступных в пригороде.
Этот процесс оказался во многом обратным «бегству белых» в своей полноте. Возвращение платежеспособных потребителей стимулировало рост цен на недвижимость, что, в свою очередь, вызывало дальнейшую смену социального состава еще недавно депрессивных районов. Бедное население, которое не могло позволить себе прежний образ жизни в условиях разворачивавшейся вокруг джентрификации, вынуждено переезжать на новое место, зачастую в ту же «одноэтажную Америку», лишь куда менее зажиточную. С 2000 по 2010 год население центральной части Чикаго увеличилось на 50 тыс. человек, и в массе своей это были квалифицированные молодые специалисты. В то же десятилетие в прежде уверенно «черном» Вашингтоне стало на 18% больше белого населения. Аналогичные тенденции наблюдаются в Атланте и Сан-Франциско, Хьюстоне и Нью-Йорке, и в последние годы динамика такой трансформации лишь растет.
Как оказалось, получившему хорошее образование поколению миллениалов не нужны три спальни, два санузла, бассейн, газонокосилка и пожилые соседи с тыквенным пирогом в охапке. Ему совсем не интересно тратить несколько часов на поездку на работу, и тем более вызывает у него уныние суббота в торговом центре и обед в фастфуде. Это новое поколение хочет ходить на работу пешком, ездить туда на велосипеде или на общественном транспорте, а вечером после окончания рабочего дня не мчаться на автомобиле в родной дом, а идти в крафтовый бар, тренажерку, театр, кино.
Естественно, эти процессы нашли свой отклик и у большого бизнеса. Джефф Иммельт, многолетний глава General Electric, заявил: «Посмотреть в Коннектикуте в окно и увидеть бегущего рядом со штаб-квартирой оленя? Мне на это наплевать. Вместо этого я хочу, чтобы какой-нибудь 29-летний выпускник MIT (Массачусетский технологический институт, один из самых престижных вузов США. — Прим. Onliner.by) ударил меня прямо в нос и сказал, что все технологии GE устарели и вы проиграете». Его финансовый директор Бернстин, сравнивший офис компании в пригороде с моргом, добавил после переезда корпорации в Бостон:
«Сейчас я могу выйти из двери и сразу наткнуться на четыре стартапа. В Фейрфилде, выйдя за дверь, я не мог купить даже сэндвич».
Именно в поисках молодежи штаб-квартира конгломерата с 300 тыс. сотрудников переезжает в старый портовый район Бостона. На месте, где когда-то ирландские гангстеры разбирались с итальянскими, вырастет новый кампус гиганта, в котором реновированные исторические здания будут соседствовать с современной авангардной архитектурой.
General Electric, разумеется, не единственный пример. Джефф Безос строит для Amazon новый корпоративный комплекс в центре Сиэтла. Twitter с самого начала базировался в даунтауне Сан-Франциско. В Чикаго из провинциальных городков Иллинойса переезжают продовольственный концерн Kraft Heinz, McDonald’s и Motorola Solutions. «То, где ты работаешь, действительно имеет значение, — утверждает Грег Браун, генеральный директор Motorola Solutions. — Ничего не имею против Шомбурга (городок в пригороде Чикаго, где расположена прежняя штаб-квартира компании. — Прим. Onliner.by), но клиенты и новые сотрудники не хотят ехать в пригороды в часе от Чикаго. Мы от переезда в даунтаун хотим энергии, динамизма и разнообразия, которые смогут придать толчок изменениям в нашей культуре».
Во всей этой вроде бы безоблачной картине возрождения американских городов есть определенные нюансы. Зачастую в даунтауны переезжают лишь верхушка корпораций и их IT-подразделения, где работают люди, для которых место является определяющим фактором. Традиционные подразделения с менеджерами среднего возраста, выполняющими не столь прогрессивные функции, порой оставляют на прежнем месте, в окружении субурбии. Многие компании и не думают про дислокацию, а нефтяной концерн ExxonMobil свою новую штаб-квартиру строит на окраине Хьюстона. Кто знает, возможно, и миллениалы, креативный класс, с таким удовольствием наслаждающийся сейчас прелестями больших городов, повзрослев, остепенившись и обзаведясь семьями, предпочтет воспользоваться примером своих родителей и вновь вернуться в пригород.
Но на данный момент, тем не менее, тенденция очевидна. «Бегство белых» в США закончилось, на место уехавших придут новые. Города — это снова модно.
Читайте также:
Перепечатка текста и фотографий Onliner.by запрещена без разрешения редакции. nak@onliner.by