Напишите отзыв на товар и получите шанс выиграть робот — мойщик окон

Вспоминаем, с чего все началось

«Я и так держусь еле-еле и стараюсь никуда не лезть»

Женя стоит у выхода из метро «Пушкинская» и продает одежду из секонд-хенда: черную шапку, женскую кофточку и еще какие-то мелочи. Рядом потягивает пиво Марина, его возлюбленная. Нас мужчина замечает издалека и идет навстречу.

— Здравствуйте! — довольно кричит Женя. — Как поживаете?

Наш знакомый расплывается в улыбке и протягивает руку. От него пахнет одеколоном, он побрит, опрятно одет и совсем не похож на бездомного.

— Нормально. А вы?

— А мы как-то так, не очень. Тогда что произошло, что случилось? — Евгений Иванович сразу же пытается объясниться и начинает сбивчивый рассказ о событиях того времени. — Вы пытались помочь. У моей жены тогда не было документов, и ее посадили на полгода на Окрестина. Мне-то ничего, я на работу пошел. Мне помогали, приезжали из могилевского банка даже. Я на работу устроился, мне было хорошо. Я знал, что не пропаду. Люди мне стали помогать, денежку начал более или менее собирать — на покушать, за жилье заплатить. Оттуда [из шалаша] мне сказали уходить, поломали все.

После этого ее посадили, депортировали в Смоленск на два года. Там она пожила и опять приехала ко мне. И вот так пытаемся. Где-то там поработаю, тут. Я судимый, меня не особо хотят брать. Где-то там живу, тут живу. Комнату снимал.

Женя говорит как всегда быстро и явно пытается обойти тему его задержания. Мы стараемся не спрашивать напрямую и ждем, но наш собеседник не сдается и заговаривает зубы. Пытается убедить, что для устройства на работу не смог сделать санитарную книжку («на это нужны были полмиллиона»), а потому он решил устроиться дворником и переехать жить в частный сектор. Потом он перебрался в Россию, где работал на монолите, а после жил у бабушки в частном секторе. О тюрьме ни слова. Мы устаем и даем понять, что знаем о краже.

— Не-ет! Это не кража!

— Женя, за кражу, я общался с милицией. Вы с человеком выпивали, а после этого у него пропали барсетка с деньгами и документами, гитара.

— А-а-а, так это зимой было! Это ерунда. Я уже отсидел.

— Сколько вам дали?

— Семь или восемь месяцев. Да, там мало. Там была не кража. Мы выпивали. Они ушли и оставили все. А потом из ресторана вышли и спрашивают: чье? Я объяснил, что это не мое, но мне сказали забирать все. Я сидел до полпервого ночи, не было никого. Я забрал, где-то пора...ерил (растерял безвозвратно. — Прим. Onliner) все. Неважно. Документы все. А денег там не было. Документы, ключи, гитара. Я все по...рил (потерял безвозвратно. — Прим. Onliner), мне это не надо было.

Я потом пришел опять. Меня остановили документы проверить, стали разбираться. Шесть месяцев ареста всего лишь дали. Я особо и не виноват. Даже судья говорил, что люди, оставляющие свои вещи, виновны так же, как и вор: они спровоцировали кражу. Ай, ну в виде исключения сказали посидеть. Просто надо было не брать, а оставить. Но я бы все равно крайним остался, потому что я с ними пил.

Мы спрашиваем о количестве судимостей, Женя говорит, что эта была третьей. В прошлый раз он говорил то ли о девяти, то ли о двенадцати, но сегодня они почему-то стерлись из памяти. Но эта, конечно же, была последней.

— Вы нам когда-то рассказывали историю о бездомном, которому дали квартиру, машину… Помните? А он все потерял и притон там устроил. И вы нам обещали, что не сядете, но в итоге сели. Зачем вам это было нужно?

— Я обещал, но… Если бы у меня было жилье, я бы не сел. Я себя чувствую неуютно!

Ну прикинь: я иду между домами, заглядываюсь на окна. Все ложатся спать, чай горячий пьют, а я хожу как дебил зимой. Нигде ничего нет. Психология уже нарушена у меня. Однозначно.

Я и так держусь еле-еле и стараюсь никуда не лезть, не воровать. Подаяния прошу — лучше будет стыдно, чем в тюрьму. Я переболел этим.

Жене явно не нравятся наши вопросы, он становится не таким улыбчивым, как обычно. Нервно чистит семечки в руках, переминается с ноги на ногу и пытается объясниться. Он говорит, что не идет на работу, потому что у него нет дома, а дом не может найти, потому что нет работы.

— Мне иногда кажется, что бездомные попадают в такие ситуации, потому что очень не любят несвободу. Потому что тяжело ходить на работу к восьми утра, тяжело быть в системе.

— Давайте мы не будем навязывать друг другу, но я скажу так: не совсем уж я такой и бездомный. Был бы я бездомным, я бы такой аккуратный не сидел. Бездомный от бездомного отличается. Работу мне дай — я буду работать. У меня в трудовой много записей — и по году, и по два я работал. У меня жилья просто нет.

Я не считаю себя бомжем. Я сижу побритый, аккуратный, от меня хорошо пахнет, одет неплохо. Какой я бомжара?

Я могу и плотником быть, и каменщиком быть, знаю, как опалубку залить, и дрова могу рубить. Я могу много чего делать. Я работы не боюсь, но у меня жилья нет.

Мне хочется, как и всем людям, чаю попить и пойти на работу, но, когда у меня этого нет, как я могу на голодный желудок? Когда все приходят в бытовку и едят сало с колбасой, а я сижу и ничего не ем? Нормально это? Нет.

Я не считаю себя конченым человеком. Просто я чуточку опу… Какое это слово подобрать… Подопустился я немножечко. Но не совсем еще. Из меня еще что-то получится. Мне можно верить.

Сейчас пара бездомных снова живет в шалаше, который Женя поставил в центральной части города. Как и раньше, они ловят рыбу в реке и говорят много сентиментальных слов, которые трогают за душу. Мы спрашиваем про надвигающиеся холода и планы. Женя намек понимает, но говорит, что в тюрьму не поедет: хватит.

Мы подходим к выходу из метро. Наш разговор слышит женщина с багровым от осенних ветров и тяжелых дум лицом. Мадам врывается в кадр и требует дать ей слово.

— Это вы Женю снимаете? И что ж он вам рассказал такое? Хотите, я про него расскажу интересное? Я много могу рассказать. Он алкоголик, который живет на Ваупшасова. И что вы про него хотите снять? Как он остался без жилья? Я вам расскажу.

— Да не слушайте ее, она бухает каждый день, — уводит нас Женя.

— Нашли про кого писать. Он вам говорил, что он в тюрьме сидел много лет?

— Да знают они! Отстань ты, Света!

Таких людей здесь много, все они торгуют всякими мелочами, на которых на жизнь не заработаешь. Но это временно: Женя — большой оптимист, и теперь у него новый план — переехать в деревню, создать семью и успокоиться. Правда, пока он не знает, как это сделать.

— Я хочу за город, съехать хочу. Устроюсь в колхоз — пастухом, например.

— Сейчас поеду в центр занятости. Но вряд ли… Таких, как я, не особо хотят брать. В деревне и своих пьяниц хватает, так они еще и с домами, а мне же надо выделять что-то, — Женя снова рассказывает о сложной судьбе, череде ошибок и неудач.

Говорит, что людям со стороны кажется, что бездомный может враз изменить свою жизнь, стоит только захотеть. Но на деле все намного сложнее.

— Мы воспринимаем жизнь по-другому, — вздыхает белорус и снова намекает на помощь.

— Сейчас будет сложно вам поверить.

— Ну, буду пытаться доказать.

— Стыдно перед людьми?

— Ну конечно! Меня встречали, спрашивали. Я объяснял. Много кто говорил, что и я прав. Я детдомовский, я и сам помогаю бомжам. Меня люди знают верующие, они мне доверяют. Каждый ошибается. Мы на то и люди, — Женя прощается с нами и говорит, что завтра у него день рождения, после которого он сможет показать нам свое новое жилище. Мы договариваемся о встрече в указанное время и уходим.

В назначенный день мужчина ожидаемо не приходит и снова исчезает. Мы пытаемся отыскать его палатку самостоятельно, но в парке ничего не находим. Возможно, ее там никогда и не было, а Женя просто выдумал все это — без конкретной цели, а просто потому, что так привык.

«Вы выдали удочку, но не научили ей пользоваться»

Женя — лишь один из множества примеров того, как сложно порой изменить свою жизнь. Чтобы понять такое поведение, мы попросили врача-психиатра Елену Карачун объяснить, почему любая мелочь может остановить человека на пути к достойному существованию.

— Важно понимать, что понятие «дом» включает в себя не только физическую составляющую, это еще и ежедневное желание возвращаться в одно и то же место, ощущение безопасности, уюта. Паспорт — это не только документ, удостоверяющий личность, но и понимание того, кем ты являешься на самом деле, какое место занимаешь в обществе. Работа — это не только способ добычи пропитания, но и реализация себя, чувство ответственности.

А в общем все это — понимание того, что любые твои действия приводят к результату и на что-либо влияют. И вот этот механизм у бездомных часто нарушен и буксует буквально по каждому отдельному пункту.

Вы дали им кров над головой, но у них уже забыто само понимание того, что такое дом. Паспорт для них не имеет того важного символического значения, какое он имеет для каждого из нас. Они не умеют видеть работу как одну из важных составляющих жизни.

То есть эти люди вроде бы как принимают помощь, которую вы им оказали, но при этом совершенно не в состоянии понять ее символическое значение. Помогая, вы говорите: «Можно жить иначе», — но именно эта, самая важная мысль, ради которой все, по сути, и затевалось, им недоступна.

Самая доступная аналогия — поговорка про голодного, которого лучше накормить, дав удочку, чтобы он всегда имел возможность поймать себе рыбу. В нашем случае вы выдали удочку, но не научили ей пользоваться. Голодающий походит с ней по берегу, помашет удилищем, пошлепает им по воде, но в итоге, разочаровавшись, выбросит.

Умение применить удочку в нашем случае — это психологическая и психиатрическая помощь. Пренебрегая ей, мы совершаем системную ошибку, которая сводит на нет все благие начинания. Надо понимать, что не включается механизм социализации. Человек придет в новую квартиру или на работу, но внутренне продолжит ощущать себя бомжем и проживать жизнь соответственно.

Бездомные очень часто даже не чувствуют, что им принадлежит их тело, и как будто со стороны наблюдают, как оно разрушается, ничего не предпринимая. Внутренне у них нет даже чувства времени, они живут в безвременье.

Они не могут в воображении составить представление о себе, не говоря уже о том, чтобы понять, как выглядят для нас. И еще сложнее у них с пониманием того, кто они, какова история их жизни.

Всем вам знакомы мифы о катастрофе, в одночасье перевернувшей жизнь бездомного, — это то, что они должны по кругу рассказывать нам и самим себе, чтобы создать хотя бы иллюзию своей причастности к тому, что происходит в реальности.

Я назвала только несколько аспектов, но они отражают самое главное, что всем нам нужно понимать: насколько беспомощны бездомные не только (скорее даже не столько) материально, сколько психологически и социально.

Мы можем помочь им через человеческое отношение, но важно понимать, что это потребует много времени. Положительные результаты могут появиться лишь спустя несколько лет, после целой череды неудач и откатов. Так что один из главных ресурсов, который может потребоваться, — это терпение.

Читайте также:

• Пара бездомных с начала лета живет в шалаше на берегу Свислочи в центре Минска: «Мы не пьем, ходим в церковь. Найти бы работу»
• Снос «дома», потеря жены, долгожданная работа, новая жизнь и другие приключения бездомного Жени, который все лето прожил в шалаше на Немиге
• Чудес не бывает. Бездомный Евгений, которого мы пытались устроить в жизни, задержан по подозрению в краже
• «У меня пацаны до 2000 рублей зарабатывают». Как Степа из-под Иваново сделал бизнес на войне с тихим белорусским врагом
• Человек земли. Репортаж о белорусе, который 15 лет назад ушел от людей

Библиотека Onliner: лучшие материалы и циклы статей

Наш канал в Telegram. Присоединяйтесь!

Быстрая связь с редакцией: читайте паблик-чат Onliner и пишите нам в Viber!

Перепечатка текста и фотографий Onliner без разрешения редакции запрещена. va@onliner.by