Окончательное решение

«Большинство все еще не верило, что это — смерть. Разве можно, — говорили они, — истребить целый народ?»

Эти слова сказал польской писательнице Ханне Кралль для ее книги «Опередить Господа Бога» Марек Эдельман, уроженец белорусского Гомеля, которому суждено было стать вторым и последним руководителем восстания в Варшавском гетто. Эдельману повезло, он чудом выжил и умер в 2009-м в 90 лет. Сотням тысяч других обитателей этого страшного района до столь почтенного возраста дожить было не суждено.

Окончательное решение о полном истреблении всего еврейского народа нацисты приняли лишь после нападения на Советский Союз. В 1930-е годы, после своего прихода к власти, они лишь любыми способами «стимулировали» их эмиграцию из пределов рейха, отбирая собственность и всячески дискриминируя людей. Так продолжалось, пока агрессивные устремления Адольфа Гитлера не вступили в активную фазу. После оккупации Польши количество евреев в пределах захваченной нацистами территории вновь резко увеличилось. Планы по их масштабному переселению на некую ограниченную территорию (рассматривался вариант с островом Мадагаскар) остались фантастическими прожектами. У фюрера на Европу были большие планы, шла война с Великобританией, а впереди была еще более масштабная кампания — на востоке. В этих условиях «поощрение эмиграции» или тем более невероятное (хотя бы с точки зрения логистики) массовое переселение десятка миллионов человек в Африку перестали устраивать Гитлера. Он решил, что «окончательное решение еврейского вопроса» могло быть только одно: физическое уничтожение целого народа.

К моменту оккупации Варшавы еврейское население города достигало 250 тысяч человек, но очень быстро увеличилось в последующие месяцы. В столицу в надежде на лучшее бежали евреи со всей страны, не подозревая, что вскоре они попадут в капкан. К концу 1939 года их число достигло 360 тысяч. Около года политика оккупационной администрации по отношению к ним последовательно ужесточалась. Уже 7 октября 1939 года был создан Юденрат («Еврейский совет») — орган, ставший посредником между нацистами и евреями — жителями Варшавы. Затем последних принялись привлекать к принудительному труду (сначала по разборке городских руин), далее все банковские вклады евреев, превышавшие 2 тысячи злотых, были заморожены. С 23 ноября магазины и прочие заведения, принадлежавшие евреям, помечались звездой Давида, с 1 декабря вводились соответствующие нарукавные повязки. Затем был запрет пользования общественным транспортом, а в апреле 1940 года вокруг района Муранув, где достаточно компактно проживали евреи (они составляли около 88% его населения), начала возводиться стена.

К этому времени нацисты почти полностью отошли от политики стимулирования эмиграции. Новым этапом (как показало будущее, промежуточным) было создание в крупных и средних населенных пунктах компактных районов, куда переселялись евреи из самого города и его окрестностей.

Жизнь внутри

16 октября 1940 года генерал-губернатор оккупированной Польши Ганс Франк объявил о создании Варшавского гетто, ставшего крупнейшим подобным образованием во всей Европе. С территории района Муранув принудительно выселялись проживавшие там поляки и представители других национальностей (около 113 тысяч жителей). На их место переселялись евреи из прочих районов столицы и ее окрестностей. На территории в 3 квадратных километра в конечном итоге скопилось 400 тысяч человек — треть населения Варшавы. Спустя месяц после создания гетто возведение трехметровой стены с колючей проволокой вокруг района завершилось, и гетто оказалось отрезано от внешнего мира. Ловушка захлопнулась — самовольное покидание ее границ запрещалось и каралось сначала девятимесячным тюремным сроком, который вскоре заменил расстрел на месте.

Гетто разделялось на две части улицей Хлодна, важной магистралью, оставшейся частью «арийского» города. «Малое» и «Большое» гетто связывал пешеходный мост. Этот район быстро превратился в автономное образование, находившееся под управлением юденрата, и условия жизни в нем были ужасны.

Помимо страшной скученности населения, самой серьезной проблемой оставался голод. Для евреев дневной рацион питания, по нацистским нормам, составлял всего 184 килокалории (у поляков было 699 килокалорий, у немецкого населения — 2613 килокалорий). Поставки продуктов оккупационной администрацией осуществлялись согласно этим нормам, но выжить в подобных условиях, естественно, было невозможно. Единственным способом спастись была контрабанда еды, и оказалось, что созданный физический барьер оказался не таким уж неприступным. Несмотря на конфискацию собственности и банковских вкладов, согнанное в гетто население сохранило некоторое количество накопленных ценностей, обеспечивших его существование в последующие полтора года. За взятки охрана периметра района закрывала глаза на ввоз туда дополнительной еды. Более того, внутри гетто было налажено производство своих продуктов питания, которые даже смогли вывозить в «арийскую» часть города, наладив некое подобие бартера.

Часть населения гетто смогла устроиться на предприятия (преимущественно швейные), открытые предприимчивыми немецкими промышленниками, что позволило даже зарабатывать какие-то средства на существование. Но безработица, ужасающая бедность, болезни и голод оставались большой проблемой даже в относительно «благополучные» периоды жизни района.

Внутри было налажено некое подобие цивилизованной жизни: работали школы и детсады, библиотеки, столовые, больницы, сиротские приюты и с определенного момента даже синагоги. Взаимопомощь стала единственно возможным условием выживания, и люди действительно старались облегчить друг другу эти последние месяцы жизни. Хотя, безусловно, и среди них были провокаторы, информаторы, коллаборанты, работавшие в юденрате, еврейской полиции (внутренняя служба поддержания порядка), подпольной торговле, сумевшие нажиться на трагедии своих соседей. Впрочем, за редчайшим исключением, судьба и «элиты» гетто, и его обычных жителей была одинакова. Для нацистов никакой разницы между нищим, полицейским или чиновником юденрата не было. Ведь все они, с их точки зрения, в первую очередь были и оставались евреями.

«Большая акция»

20 января 1942 года на вилле Марлир, расположенной на берегу берлинского озера Ванзее, собрались 15 высокопоставленных функционеров рейха во главе с начальником Главного управления имперской безопасности Рейнхардом Гейдрихом. В ходе встречи были сформулированы пути и средства «окончательного решения еврейского вопроса», оформлен тот приговор, которые несколькими месяцами ранее вынесли Адольф Гитлер и его ближайшие сподвижники. Инфраструктура для «переселения евреев на восток» (термин, которым нацисты пользовались для обозначения предстоящего геноцида) стала создаваться быстро и с традиционной немецкой обстоятельностью.

17 апреля 1942 года, через три месяца после Ванзейского совещания, шеф СС Генрих Гиммлер отдал приказ о строительстве рядом с трудовым лагерем Треблинка I, где добывался камень для программы рейха по строительству дорог, второго лагеря — Треблинка II. Он строился уже как «фабрика смерти», единственной задачей которой было уничтожение людей. Большинство обитателей Варшавского гетто еще не подозревали, не хотели подозревать, что они уже обречены. Мероприятия по убийству миллионов польских евреев получили наименование «Операция Рейнхард», а ее часть, касавшуюся ликвидации Варшавского гетто, назвали Grossaktion Warschau («Большая акция»).

Гиммлер отдал приказ о начале «Большой акции» 19 июля 1942 года (через полгода после Ванзее). Спустя три дня руководство варшавского СС вызвало к себе членов столичного юденрата и уведомило его главу Адама Чернякова (бывшего в 1930-е годы сенатором Речи Посполитой) о начале «переселения на восток», приказав ему обеспечить отправку 6 тысяч жителей гетто ежедневно. Черняков сразу все понял. К этому времени среди населения гетто широко распространились слухи о том, чем заканчивается такое «переселение». На следующий день глава юденрата раскусил капсулу с цианистым калием, оставив предсмертную записку: «Они потребовали, чтобы я убивал детей моего народа моими же руками. Мне ничего не остается, кроме как умереть». Его заместитель Марек Лихтенбаум оказался не столь смелым и в дальнейшем обеспечил неукоснительное выполнение требований нацистов.

В течение следующих восьми недель каждый день при помощи сотрудников еврейской полиции на сборном пункте (Umschlagplatz), расположенном рядом со станцией Варшава-Гданьская на границе гетто, собиралось 5—8 тысяч его жителей. Двумя ежедневными составами (один уходил ранним утром, второй — после обеда) они отправлялись в свой последний путь. В каждый вагон набивалось по 100 несчастных человек — кто-то из них понимал, что надежды уже нет, но многие до последнего верили в лучшее, как это свойственно людям. Верили, что их везут на территорию Украины, где им предстоит бесправный труд, но все же и продолжение жизни.

Немцы не хотели бунтов, они поддерживали иллюзию «переселения на восток» до последнего. Через несколько часов обреченные оказывались на станции Треблинка. Их встречал муляж вокзала, где висело расписание поездов, были фальшивая билетная касса и даже указатель на следующую станцию. Жителям гетто говорили, что они прибыли на промежуточный пункт, что здесь их ждет душевая, дезинфекция и новая рабочая одежда перед дальнейшей дорогой — стандартная нацистская легенда. Все происходило по отработанной схеме. Сначала всех раздевали, потом в «душевую» загоняли мужчин (женщинам в этом время брили голову, чтобы отправить волосы на нужды рейха), затем туда же отправляли их матерей, жен, сестер и дочерей. От Освенцима и Майданека Треблинка отличалась тем, что умерщвление здесь происходило не «Циклоном Б», а с помощью угарного газа от работающего двигателя советского танка.

В газовую камеру отправлялись старики и дети, мужчины и женщины. Здесь были убиты 200 воспитанников сиротского приюта выдающегося польского педагога Януша Корчака, у которого был реальный шанс спастись, но он предпочел разделить судьбу своих детей. За восемь недель «Большой акции» из Варшавы в Треблинку перевезли 300 тысяч человек, и все они были убиты здесь.

Крематориев в Треблинке не было, всех жертв хоронили в массовых могилах. Только после того как ситуация на Восточном фронте стала меняться, когда угроза поражения и последующего обнаружения следов этого преступления против человечества стала прямой и явной, лично Генрих Гиммлер, приехавший в Треблинку в начале весны 1943 года, приказал эксгумировать все тела и сжечь их в огромных ямах. Этим занималась зондеркоманда лагеря — те же евреи, которым дали несколько лишних месяцев жизни. Костры горели круглосуточно.

Последним днем «Большой акции» стало 21 сентября 1943 года. Операция продолжалась ровно два месяца, и ее окончание, скорее всего, специально было издевательски приурочено к еврейскому празднику Йом-Киппур — важнейшему из всех, Судному дню.

Восстания

После завершения Grossaktion Warschau в гетто осталось около 60 тысяч жителей. Половину из них составляли те, кто сумел так или иначе получить разрешение на это у немцев: работники предприятий, госпиталей, члены юденрата, сотрудники полиции и их семьи. Столько же было и нелегалов — тех, кто чудом сумел избежать принудительной отправки «на восток». То, что эта отсрочка временная, было понятно и тем, и другим, и нелегальные организации разного толка, также появившиеся на территории гетто, начали готовить сопротивление. С помощью контактов среди польского подполья, Армии Крайовой, в гетто стали передавать оружие, там укреплялись оборонительные позиции, готовились пути отступления. Немцы тем временем планировали окончательную ликвидацию гетто.

Соответствующая операция началась 19 апреля 1943 года, в Песах — еще один важный еврейский праздник. Отряд немцев во главе с бригадефюрером СС Юргеном Штроопом попытался войти в гетто через его главные ворота, но был встречен огнем повстанцев. Отступив, впоследствии нацисты перешли к тактике «выжженной земли», которую они вскоре вновь использовали во время большого Варшавского восстания. Они взрывали, сжигали здание за зданием, подвал за подвалом, двор за двором целый месяц, пока на месте Муранува не осталось ничего, кроме руин. Оставшиеся в живых защитники гетто и население, не участвовавшее в сопротивлении, отправились все туда же — в Треблинку.

Юрген Штрооп объявил о завершении операции 15 мая 1943 года, а на следующий день финальным, символическим актом лично бригадефюрером СС была взорвана Большая синагога в Варшаве. Штрооп впоследствии писал в своем рапорте фюреру, озаглавленном «Еврейского квартала в Варшаве больше не существует!»:

«Приготовление продолжалось 10 дней. Синагога была сооружением солидно построенным. Соответственно, чтобы подорвать ее с первой попытки, пришлось провести трудоемкие саперские и электрические работы. Но замечательное это было зрелище! С живописной и театральной точки зрения картина была фантастическая. Офицер саперов вручил мне электрический аппарат, детонирующий взрывные устройства. Я затягивал волну ожидания. Наконец воскликнул: „Хайль Гитлер!“ — и нажал кнопку. Взрыв поднялся до небес. Впечатляющий звук».

Из всех исторических синагог Варшавы уцелела лишь синагога Ножиков, находившаяся в «Малом» гетто, после «Большой акции» вошедшем в арийскую часть города и потому мало пострадавшем во время восстания Анелевича. Из всех исторических зданий Муранува уцелели единицы, да и те стоят заброшенные. Где-то эта политая кровью и слезами земля была застроена послевоенными парадными ансамблями в стиле соцреализма, где-то до сих пор остаются руины, где-то были пустыри, на которых сейчас растет новая стеклянная, модная, высотная Варшава небоскребов, бизнес-центров и жилых комплексов. В центре же бывшего гетто, рядом с памятником его героям и жертвам в 2014 году открылся новый Музей еврейской культуры, внутри которого — столетия существования этого народа в Польше. Наверное, в этом есть своя символика. Жизнь продолжается, несмотря ни на что, а может, и вопреки всему.

В общей сложности в Варшавском гетто от голода, болезней, пуль, огня или угарного газа Треблинки погибло 400 тысяч человек — почти все его население осени 1940 года, когда в первый раз закрылись главные ворота в трехметровой стене. «Разве можно, — говорили они, — истребить целый народ?» Нацисты шли к этой цели, и в Варшаве почти добились ее.

7 декабря 1970 года приехавший в столицу Польской Народной Республики канцлер ФРГ Вилли Брандт возлагал цветы к памятнику жертвам Варшавского гетто. Неожиданно для всех: для евреев, для поляков, для членов немецкой делегации и, может, для самого себя — глава Германии встал перед этим монументом на колени.

Впоследствии в одной из своих книг он так объяснил этот свой шаг:

«Перед пропастью немецкой истории и под тяжестью памяти о миллионах убитых я сделал то, что делают люди, когда им не хватает слов. Таким образом я почтил память миллионов жертв».

Примирение без покаяния невозможно, и порой для этого достаточного поступка одного человека.

Последний известный участник восстания в Варшавском гетто, Симха Ротайзер-Ротем, умер в Израиле 23 декабря 2018 года.

Читайте также:

• Фабрика смерти: как нацисты организовали в Польше конвейер убийств
• Самое страшное место в мире: как нацисты за три года убили полтора миллиона человек

Наш канал в Telegram. Присоединяйтесь!

Быстрая связь с редакцией: читайте паблик-чат Onliner и пишите нам в Viber!

Перепечатка текста и фотографий Onliner без разрешения редакции запрещена. nak@onliner.by