«Как? Кто? Почему Москва не знала? Это что за работа? Это же издевательство над искусством! Что скажут потомки, когда увидят такого старика? Оборванного, несчастного… Неужели нельзя было поставить фигуру солдата, спасшего детей?.. Кто разрешил все это?.. Здесь и близко нет НАШЕГО искусства! Работу нельзя выдвигать на премию, тем более — Ленинскую. Памятник нужно сносить. Под бульдозер».

Эта безапелляционная критика, по утверждению архитектора Леонида Левина, одного из создателей хатынского мемориала, принадлежит ни больше ни меньше Екатерине Алексеевне Фурцевой, всемогущему министру культуры СССР. В начале 1970 года она впервые увидела созданный под Логойском комплекс на смотре произведений, выдвинутых на соискание Ленинской премии. Увидела в Москве на фотографиях, что не помешало ей сразу же выдать разгромную, обескураживающую оценку. И не беда, что никаких «спасших детей солдат» в Хатыни не было, а «оборванный, несчастный» старик не мог выглядеть иначе, ведь он только что вышел из горящего сарая, — у Фурцевой просто в голове не укладывалось, как память о войне можно увековечить иначе, чем средствами социалистического реализма.

К счастью, у творческой команды, стоявшей за «Хатынью», был влиятельный покровитель, которого она сама называет своим соавтором, — авторитет Петра Машерова, первого секретаря ЦК КПБ и героя Великой Отечественной, оказался выше, чем у призывавшей в свидетели бульдозер министра Фурцевой.

За прошедшие с открытия мемориального комплекса годы вокруг «Хатыни» сложилось немало легенд. Созданный ансамбль по силе своего эмоционального воздействия в республике действительно был мало с чем сравним, особенно в 1970-е годы, когда ветеранов еще было много, а память о войне оставалась свежа и при этом не была девальвирована бесчисленными типовыми памятниками. Однако уже тогда ходили абсурдные слухи, что колокола, установленные на месте 26 сожженных деревенских домов, будто бы были сняты с храмов. К ним присоединилось и сформулированное в иностранной прессе, а затем и в работах историков утверждение: мол, Хатынь была выбрана советской пропагандистской машиной на роль трагического символа оккупации исключительно из-за созвучия названия деревни с Катынью, где в 1940-м сотрудники НКВД расстреляли более 20 тыс. польских офицеров.

Вопрос, почему из сотен белорусских населенных пунктов, уничтоженных вместе с жителями в годы Великой Отечественной, для увековечения выбрали именно Хатынь, действительно интересен, но дело, скорее всего, вовсе не в какой-либо «теории заговора». Определяющими послужили сразу несколько факторов, решающим из которых стало принципиальное изменение отношения к памяти о войне, произошедшее в начале и особенно в середине 1960-х годов.

Большинству современных жителей бывшего СССР наверняка кажется, что День Победы торжественно праздновался всегда. Однако нерабочим днем 9 мая было лишь в первые годы мирной жизни. В декабре 1947 года выходной отменили, и следующие 17 лет это был обычный день, без отмечания на государственном (но не бытовом) уровне. Массового строительства масштабных военных мемориалов также не происходило: большинство памятников носили относительно камерный характер. Например, на территории БССР крупнейшим из них был монумент Победы на одноименной минской площади, открывшийся в 1954 году. Все изменилось в 1960-е, к 20-летию окончания Второй мировой и Великой Отечественной. Этот юбилей (и наверняка произошедшая за несколько месяцев до него смена власти в Кремле) стал поводом наконец-то вновь сделать 9 мая главным государственным праздником после 7 ноября, а масштаб мемориальных мероприятий и объектов, связанных с событиями 1941—1945 годов, начал поступательно расти.

Хатынь не возникла из ниоткуда. Преступление, совершенное там, в 5 километрах от дороги Минск — Витебск, было известно. Приехав впервые на хатынское поле в 1966 году, архитектор Левин и его соратники обнаружили на месте братской могилы жителей небольшой памятник, установленный, видимо, еще в конце 1940-х: «Мы высыпаем из плохо открываемых автобусных дверей. Топчемся у машины. Гурьбой идем туда, где должен быть памятник. На холмике стоит типовая скульптура: коленопреклоненная мать на квадратном пьедестале. Краска облезла. Штукатурка обсыпалась. Стоит там, где похоронили хатынцев».

«Скорбящая мать», очень традиционный для советской иконографии образ, была уже третьим памятником на этом месте. Еще в годы войны память о погибших жителях деревни увековечили другим вечным символом — тремя крестами (Хатынь была католической деревней). Позже им на смену пришел небольшой обелиск со звездой.

Идея создания здесь мемориала принадлежала лично Машерову. В 1965 году он знакомится с группой совсем еще молодых архитекторов: 31-летним Юрием Градовым, 29-летним Леонидом Левиным и 28-летним Валентином Занковичем. Они были авторами нового военного памятника (вновь-таки открывавшегося на волне юбилейных торжеств) в Россонах — поселке, рядом с которым Машеров партизанил в годы войны и в котором была похоронена его мать, расстрелянная немцами. В том же 1965 году Машеров становится первым секретарем ЦК КПБ, фактическим главой республики. Война и память о ней, очевидно, были близки ему: в первые же годы после того, как Петр Миронович занял главный кабинет в здании на Карла Маркса, 38, в БССР начинается строительство сразу нескольких знаковых и всем известных ныне мемориалов: Кургана Славы под Минском и комплекса на месте Брестской крепости. «Хатынь» была третьей в этом ряду.

В своих воспоминаниях Леонид Левин достаточно подробно описывает, как Машерову пришла в голову эта идея. Все началось в Россонах.

«26 мая 1966 года, Россоны, открытие памятника. Совсем поздно появляется Петр Миронович, читает каждую фамилию на Стене памяти. Еще раз обнимает нас. И здесь, в этом парке, у Машерова возникает идея:

— Недалеко от Россон была деревня Велье. В годы войны эту деревню сожгли вместе с жителями. Всех, с детьми.

Петр Миронович молчит, смотрит в звездное небо.

— Я бы просил вас, ребята, — продолжает Петр Миронович, — придумать что-то на святом месте, где была деревня Велье. Многих я лично знал. А сколько здесь, на Витебщине, таких сожженных вместе с людьми деревень!

Петр Миронович еще раз обнимает нас:

— Жду, очень жду вашего решения».

Некоторое время спустя, когда проект памятника деревне Велье был уже готов, Машеров уже на его смотре неожиданно для авторов предлагает другой вариант: «Мне кажется, ваше предложение по силе художественного решения должно быть осуществлено ближе к Минску. Деревня Велье очень далеко от столицы. Не каждый сможет посетить это место, этот памятник. Может получиться так, что сделаем выстрел из пушки по воробьям».

Очевидно, что Машеров, несмотря на все свое сентиментальное отношение к краям, где прошла его партизанская молодость, размышлял здраво. Новый мемориал, посвященный уже не подвигу солдат, партизан или подпольщиков, а страданиям мирного населения, которое угодило в жернова чудовищной войны, нужен был в центре республики, рядом с ее столицей, в легко доступном для посещения месте. Среди кандидатур были Дальва и Семков Городок, но выбор остановили все же на Хатыни.

Трагедия

Ночью 21 марта 1943 года бойцы партизанского отряда «Мститель», входившего в «бригаду дяди Васи» (Василия Воронянского, в честь которого названа улица в Минске), устроили у тракта, ведущего из Плещениц в Минск, засаду. Утром следующего дня в нее угодили немцы. По одним данным, легковушка в сопровождении двух грузовиков охраны везла капитана Ханса Вёльке на минский аэродром, откуда тот должен был улететь в отпуск в Германию, по другим — оккупанты ехали чинить поврежденную партизанами линию связи. Как бы то ни было, в ходе перестрелки капитан Вёльке был убит.

Считается, что именно личность убитого олимпийского чемпиона берлинской Олимпиады 1936 года в толкании ядра, истинного арийца, знакомого с фюрером, стала причиной последовавшей реакции немцев. Скорее всего, это действительно имело определенное значение, однако в течение 1942-го и начала 1943 годов карательная политика нацистов на оккупированной территории и так последовательно ужесточалась по мере возрастания масштабов партизанского сопротивления. Главным средством сдерживания становилось все более широкое применение принципа коллективной ответственности за диверсии партизан.

Партизаны из «бригады дяди Васи» отступили в направлении Хатыни (согласно немецкому донесению, «пробандитской»), а им вдогонку были направлены подразделения 118-го охранного полицейского батальона (шуцманшафт-118) и зондеркоманды СС «Дирлевангер».

В зондеркоманду «Дирлевангер», изначально сформированную Оскаром Дирлевангером из немецких браконьеров, к 1943 году начали набирать и откровенных рецидивистов, зачастую осужденных за тяжкие уголовные преступления. Были в ней и одна украинская и две русские роты, набранные из числа полицейских и коллаборантов. Батальон Дирлевангера оставил кровавый след на белорусской территории: он причастен к гибели по меньшей мере 120 тыс. человек.

118-й полицейский охранный батальон сформировали осенью 1942 года в Киеве из военнопленных украинцев, мобилизованной молодежи из сельских районов Киевской области, бывших служащих Буковинского куреня, военизированного батальона Организации украинских националистов. Номинальным командиром батальона был майор-немец Эрих Кернер, но фактическое, оперативное руководство осуществлялось поляком Константином Смовским и начальником штаба, бывшим старшим лейтенантом РККА Григорием Васюрой.

Тот факт, что большинство участников расправы над жителями Хатыни составляли украинцы (хотя были там и немецкие, и русские, и даже армянские фамилии), в советское время предпочитали не афишировать: трагедия считалась германским военным преступлением. Но правда, как это часто водилось на той войне, была гораздо сложнее и неприятнее.

Дальнейшее развитие событий хорошо известно всем белорусам. Прибывшее подкрепление для начала расстреляло 26 человек, заготавливавших лес у места засады, преимущественно женщин и стариков.

Затем по приказу майора Кернера и под непосредственным руководством Григория Васюры все население Хатыни — 149 человек (их них 75 детей младше 16 лет) — было согнано в колхозный сарай, после чего он был подожжен. Пытавшихся вырваться из огня расстреливали на месте. Троим хатынским детям удалось сбежать в самом начале расправы, еще двое (Виктор Желобкович и Антон Барановский) выжили, потому что каратели приняли их за мертвых. Уцелел и один взрослый — 56-летний кузнец Иосиф Каминский, ставший позже главным свидетелем обвинения.

Память

Детали той трагедии были зафиксированы еще в 1944 году, вскоре после освобождения Беларуси, государственной комиссией «по установлению и расследованию преступлений немецко-фашистских захватчиков и их сообщников». На братской могиле установили типовой памятник, но к середине 1960-х этот эпизод практически забылся, пока Петру Машерову не пришла идея увековечить память уничтоженного в годы оккупации мирного населения.

Несмотря на то что к этому моменту у первого секретаря ЦК КПБ уже имелись свои архитекторы-фавориты, в 1966 году в республике все равно был объявлен конкурс на создание памятного ансамбля, в котором юные Градов, Левин и Занкович участвовали на общих основаниях. Большинство представленных проектов были выполнены в традиционном и уже набивавшем оскомину духе советских воинских мемориалов: обелиски, скорбящие матери, горельефы на Стене памяти. На этом фоне предложение молодых авторов из «Минскпроекта» действительно выделялось оригинальностью и нестандартностью художественного образа. Памятником сожженной деревне стала сама сожженная деревня.

Авторы восстановили историческую планировку Хатыни, включая верное направление трех деревенских улиц и точное расположение всех 26 уничтоженных домов и 4 колодцев.

Место сожжения хатынцев отмечено черной гранитной надгробной плитой, стилизованной под упавшую крышу сарая. Над братской могилой воздвигнут беломраморный Венец памяти — символический первый венец нового послевоенного дома. А между ними — фигура того самого «оборванного, несчастного», по мнению Фурцевой, старика с ребенком на руках (скульптура работы Сергея Селиханова).

«Обозначаем каждый сгоревший дом. Обугленный серый венец. Черная земля на месте, где стоял дом. Вертикаль. Нет. Не печная труба. Не хотелось сбиваться на натуральное изображение. Хотя такие моменты были. Знаем, где-то уже есть памятник с обозначением печных труб. Вертикаль обрывается у основания, придавая особый трагизм. Табличка с именами тех, кто жил в доме. Венчает вертикаль колокол. Калитка приглашает войти в дом, которого нет. Открыта. У добрых людей двери не запирались на замок», — так объяснял логику художественного решения Леонид Левин.

Этот авангардный, метафоричный, наполненный тысячей разных смыслов проект, разумеется, занял на конкурсе первое место. Однако у бюро ЦК КПБ, принимавшего окончательное решение, возникло к нему много вопросов:

— Почему колокола?

— Почему так разбросаны сгоревшие дома?

— Надо бы все сделать компактнее.

— Это не наше, не советское решение.

— Коллектив слишком молодой.

— Необходимо назначить опытного руководителя.

— Нужно обратить внимание на идейную сторону памятника.

И молодых архитекторов, их смелое предложение спас Машеров.

Левин вспоминал: «Последнее слово за Машеровым. Он встает, подходит к окну, смотрит на город. Снова „Золотое руно“. Пауза. Петр Миронович отвечает почти на все вопросы, поставленные членами бюро:

— Давайте хотя бы раз доверим молодым, — говорит он, — дадим ребятам возможность сделать то, что они задумали… Зачем руководитель? Они ведь сделали проект без руководителя. Не будем мешать им. Будем им помогать. Все вместе.

А провожая нас, заметил: «Я верил в вас».

Верил, но продолжал генерировать идеи. К декабрю 1968 года мемориальный комплекс «Хатынь» был готов, но на общем выезде на место первый секретарь предлагает расширить ансамбль, сделать его, сохраняя общий образ и философию, памятником всему погибшему мирному населению республики. Так оперативно рождается вторая очередь с «Кладбищем деревень», тремя березками и вечным огнем на месте четвертой, Стеной памяти с названиями лагерей смерти и мест массового уничтожения людей и «деревьями жизни», на ветвях которых указаны 433 сожженные вместе с жителями белорусские деревни, которые смогли восстановиться после войны.

Официальное открытие комплекса состоялось 5 июля 1969 года в рамках празднования 25-й годовщины освобождения Беларуси. Произведенный эффект был настолько силен, что авторов, каждому из которых не исполнилось и 35 лет, выдвинули на Ленинскую премию — самую престижную научную и творческую награду Советского Союза.

Потом была реакция Фурцевой, интриги коллег из коллектива, проектировавшего «Брестскую крепость», соперничество с ереванскими архитекторами, которые были главными конкурентами за премию, и, наконец, полный триумф при тайном голосовании. Из 38 членов комитета по присуждению «ленинок» за «Хатынь» выступили 36 человек.

В 1970-м — году 25-летия победы в Великой Отечественной — Ленинскую премию получили три мемориала: памятник-ансамбль «Героям Сталинградской битвы» с главным монументом «Родина-мать зовет!» на Мамаевом кургане в Волгограде, Саласпилский мемориальный ансамбль на месте концлагеря под Ригой и белорусская «Хатынь».

Некоторые идеи авторов «Хатыни» так и не были реализованы. Колокола должны были раскачиваться от ветра, но его силы оказалось недостаточно, и к ним подвели электричество. В существующих колодцах должны были отражаться четыре времени года, а при входе в комплекс — стоять чаша-курильница, которая зажигалась бы раз в год, 22 марта. Не появились смотровой и кинозалы. Тем не менее и без этих объектов ансамбль, созданный в 5 километрах от трассы Минск — Витебск, стал не просто достойным памятником гибели одной деревни и трагедии сотен других погибших населенных пунктов страны, но и высшим достижением всей послевоенной белорусской архитектуры — единственным в республике, удостоенным главной премии СССР.

«…Пусть этот скромный мемориал приумножит решимость тех, кто приходит сюда, построить живой памятник погибшим — мир без войны для их детей и внуков», — записал в хатынской «Книге почетных гостей» президент США Ричард Никсон. Его партнер по «разрядке» Леонид Ильич Брежнев не был в Хатыни ни разу.

Читайте также:

• Самое страшное место в мире: как нацисты за три года убили полтора миллиона человек
• Фабрика смерти: как нацисты организовали в Польше конвейер убийств

Наш канал в Telegram. Присоединяйтесь!

В меру новостей, в меру мемов и много веселья в нашем сообществе в VK

Перепечатка текста и фотографий Onliner.by запрещена без разрешения редакции. nak@onliner.by