В 1860-е годы французского садовника Жозефа Монье одолевала непростая задача. По долгу службы ему приходилось высаживать растения в кадки, но некоторые из них безжалостно ломали своими корнями неустойчивые глиняные, деревянные и даже бетонные конструкции. Подобным поведением особенно отличались пальмы. Неутомимый Монье потратил несколько лет на изобретение суперкадки, способной выстоять перед натиском тропической флоры, пока однажды совершенно случайно не вставил металлическую бочку в каркас из проволоки. Для пущей красоты садовник обмазал этот каркас слоем цемента, и результат превзошел все ожидания французского Кулибина. В 1867 году он представил свою находку на всемирной выставке в Париже. Так планета узнала о железобетоне.

За следующие десятилетия материал прочно вошел в практику архитекторов и строителей, но был у него и особенно преданный поклонник. Его звали Шарль-Эдуар Жаннере, но в историю XX века он вошел под псевдонимом Ле Корбюзье.

Первая мировая война, или Великая война (как ее называли современники), стала концом старого мира. Десятки миллионов жертв, гибель целых империй, рождение на их обломках новых стран и политических строев навсегда изменили облик планеты. Парадоксально, но раскрепощенное случившейся трагедией человечество стало больше экспериментировать, искать новое в изменившемся мире и свое место в нем. Особенно ярко эти экзистенциальные опыты проявились в творчестве, в том числе и в архитектуре.

В 1925 году на очередной парижской международной выставке современных декоративных и промышленных искусств был представлен объект, изрядно фраппировавший неподготовленную публику и организаторов мероприятия. Он представлял собой небольшой белоснежный павильон с панорамным остеклением, внутри полностью обставленный мебелью промышленного производства. Создали инсталляцию, получившую название «Эспри Нуво» («Новый дух»), Ле Корбюзье и его соратник Амедэ Озанфан, а представляла она собой по сути первую вещественную декларацию их к тому времени вполне сложившихся теоретических разработок — экспериментальную двухуровневую жилую ячейку многоквартирного дома.

Корбюзье считал, что новое время, наступившее после окончания Великой войны, требует свежих подходов к градостроительству. Будущее и человек, рожденный в страданиях мирового конфликта, декларировал Корбюзье и его соратники, нуждаются в принципиальном улучшении своего быта. Этого авторы планировали добиться с помощью создания градостроительных образований принципиально иного масштаба. На место объявленного анахронизмом замкнутого квартала должна была прийти свободная планировка, при которой прихотливо расставленные на участке высотные здания разделялись бы зелеными зонами и связывались бы скоростными магистралями.

Внутри представленного на выставке павильона «Эспри Нуво» находился разработанный Корбюзье макет «Плана Вуазен». Архитектор предлагал просто снести 240 гектаров старой парижской застройки к северу от Сены, а вместо нее возвести восемнадцать одинаковых небоскребов-крестов, каждый высотой в 60 этажей. Они заняли бы всего 5% осваиваемой территории, но обеспечили бы современным комфортным жильем куда большее количество людей, чем прежде проживало на данной площади. Оставшееся пространство должны были занять парки, автомобильные дороги и пешеходные зоны.

Сознательная провокация удалась: зрители, не видевшие прежде ничего подобного, были шокированы, критики-консерваторы негодовали, представители творческого авангарда сделали Корбюзье своим кумиром, а для нас с вами, да и для большинства других жителей постсоциалистического пространства, «План Вуазен» до сих пор составляет неотъемлемую часть повседневной жизни. В модном, непонятном, вызывающем павильоне «Эспри Нуво» в 1925 году был представлен первый жилой район современного типа.

Корбюзье полагал, что предложенный им новый стандарт жизни позволит расселить переуплотненные бедные рабочие кварталы, зачастую и в XX веке лишенные многих благ цивилизации. Использование железобетона позволяло реализовать проект на практике, более того, значительно удешевить его.

«Дом — это машина для жилья. Свободно расположенное в пространстве многоквартирное здание — это единственно целесообразный тип жилища. Городская территория должна четко разделяться на функциональные зоны — жилые массивы, промышленную территорию, зону отдыха, транспортную инфраструктуру»

Это был манифест Корбюзье, сформулированный им еще в межвоенные годы. Идею «Плана Вуазен» он развил в своем следующем концепте Ville Radieuse — «Лучезарного города» 1935 года. Стандартизация и индустриализация жилья, создание принципиально иной общности людей, объединенных новым бытом, который также должен стать частью единого механизма, жилого дома, — вот базовые принципы Корбюзье, на которые его вдохновил в том числе и опыт советского архитектурного авангарда с его «домами-коммунами».

Впрочем, архитектор намного опередил свое время. На рубеже 1920—30-х годов он был успешным практиком, работая в том числе и в СССР, но к середине десятилетия Европе, стремительно двигавшейся к очередному масштабному конфликту, стало не до его теоретических разработок. Однако именно Вторая мировая стала тем стимулом, который позволил в конце концов их реализовать.

К 1945 году о возмутителе архитектурного спокойствия, казалось бы, прочно позабыли, но 58-летний Корбюзье не думал сдаваться. Европа, и Франция в том числе, лежала в руинах, и на этом фоне идеи массового производства дешевого жилья приобретали особую актуальность. Для начала Корбюзье разработал для парижского министерства реконструкции и урбанизма планы восстановления в соответствии со своими принципами двух небольших городов — Ла-Рошель и Сен-Дье. Их отвергли, но архитектор был настойчив. В конце концов ему удалось договориться о финансировании правительством одного экспериментального объекта — жилого дома в Марселе, который должен был на практике продемонстрировать преимущества и недостатки концепции Корбюзье.

В этом здании, получившем два названия — Unité d’Habitation («Жилая единица») и Cité Radieuse («Лучезарный город»), — Корбюзье в крупной форме реализовал сформулированные им еще в 1920-е годы «Пять отправных точек архитектуры». Во-первых, идеальное здание, с точки зрения этого новатора, должно быть установлено на столбы-опоры, формирующие его несущий каркас. Это позволяет освободить место под домом для устройства парковки или сада для его жильцов. Во-вторых, каркасная схема без несущих стен дает возможность организовать внутри свободную планировку, а снаружи (и это в-третьих) свободный фасад. Наружные стены могут быть любой формы и выполнены из любого материала. В-четвертых, каркасная конструкция позволяет реализовать ленточные окна, протянувшиеся на всю длину фасада здания. Наконец, в-пятых, крыша должна быть плоской, а оттого эксплуатируемой.

Корбюзье, получивший от французского правительства карт-бланш, не только во всей красе продемонстрировал городу и миру все пять отправных точек своей архитектуры, но и осуществил множество иных новаций, давным-давно теоретически им сформулированных, но остававшихся на бумаге.

В 1952 году после пятилетнего строительства 17-этажное здание на марсельском бульваре Мишле наконец-то было сдано в эксплуатацию. Это действительно было нечто невиданное ранее. Бетонный каркас, установленный (естественно!) на массивные ноги-опоры, был, как стеллаж бутылками, заполнен модулями двухэтажных квартир-дуплексов. В плане они напоминают букву «Г» и состоят из двухсветной (на оба этажа) гостиной, выходящей на лоджию с солнцезащитным козырьком, и низкой части со спальнями, проходящей через все здание до маленького балкона на противоположном фасаде дома.

Каждая такая квартира имеет свою пару, с которой они образуют единое целое, складываясь друг с другом подобно головоломке: двойная высота гостиной первого дуплекса оказывается над низкой частью второго, а двойная высота гостиной второго — под низкой частью первого. Две парные двухэтажные жилые ячейки в форме буквы «Г», объединяясь, образуют один трехэтажный модуль, в центре которого, на среднем уровне, расположен внутренний коридор — своеобразная широкая улица, пронизывающая вдоль все здание. Благодаря такой схеме в «Жилой единице» семнадцать этажей, но коридоров-улиц, на которые выходят квартиры и где останавливаются лифты (каждый на 20 человек), всего пять.

Внутри Корбюзье смог разместить 337 дуплексов 23 различных типов, рассчитанных на проживание около 1600 человек. Один из них сейчас доступен всем желающим для осмотра. У входа за прихожей размещена небольшая кухня, оснащенная при сдаче дома в эксплуатацию типовым оборудованием. Она переходит в большую гостиную, занимающую всю высоту дуплекса, — «Бассейн света», как называл ее Корбюзье. Раздвижная стеклянная стена отделяет квартиру от лоджии.

По лестнице можно подняться на второй уровень. Над гостиной нависает большая спальня, а в низкой части, выходящей на противоположный фасад здания, расположены две детские комнаты шириной всего 1,66 метра каждая, но еще одна раздвижная стена позволяет частично объединять их в одно пространство. Разделены спальни двухкомнатной санитарной зоной: в одном помещении сблокированы ванная и туалет, в другом, совсем микроскопическом, находится душевая кабина.

В марсельской «Жилой единице» Корбюзье впервые реализовал свое понимание дома как машины для жизни. Cité Radieuse — это не только набор квартир, пусть и устроенных чрезвычайно изобретательно, это пространство, где жильцы могли проводить свободное время, совершать покупки, обедать в кафе, заниматься спортом и делать все это, не выходя из здания.

Архитектор организовал сразу три общественные зоны. Первая из них, нижняя, сформирована вокруг вестибюля, причем как внутри, так и снаружи. Придомовая территория выступает равноправным элементом созданного Корбюзье механизма.

Впрочем, самый интересный компонент «машины» расположился в сердце здания — на уровне 7—8-го этажа. Здесь Корбюзье запроектировал очередную «внутреннюю улицу», но сделал ее двухуровневой, отгородил от окружающей среды ленточным остеклением (одной из его ключевых «отправных точек архитектуры») и выделил на внешнем фасаде ритмикой узких вертикальных ребер. Их решетка не только защищает внутренние помещения от яркого солнца, но и придает дополнительную выразительность суровому бетонному фасаду комплекса.

Этот срединный общественный центр — совершенно поразительное изобретение автора. Внутри дома он фактически построил реплику обычной городской улицы, разместив вдоль коридоров магазины, ресторан, конторские помещения (например, архитектурную студию), библиотеку, парикмахерскую, прачечную, газетный киоск, почтовое отделение, а сейчас здесь к тому же работает и небольшая гостиница. Идея заключалась в том, чтобы дать счастливым обитателям «машины для жилья» возможность пользоваться всеми благами современного города, не выходя во внешний мир. Социализация же жильцов в процессе этого должна была способствовать формированию единого коллектива, коммуны — идея, подсмотренная Корбюзье у советских архитекторов-авангардистов во время его визитов в СССР.

Нормальный человеческий быт, конечно, был невозможен без свежего воздуха. Корбюзье предусмотрел и это, использовав еще одну «отправную точку» своей архитектуры — плоскую крышу-террасу. Обширное (благодаря размерам «Жилой единицы») пространство позволило разместить здесь детский сад с плескательным бассейном, спортивный зал для взрослых с беговой дорожкой по периметру, эстраду и кафетерий. Здесь жители могли загорать и, возможно, самое главное, наслаждаться прекрасным видом на окружающий город.

Корбюзье категорически отрицал всякую декоративность в архитектуре. В начальный период своего творчества он был яростным приверженцем аскетической сдержанности и стандартизации при внешнем и внутреннем оформлении зданий. Однако со временем эти взгляды эволюционировали, и марсельский «Лучезарный город» стал первым образцом его новой эстетики. Грубые бетонные поверхности в общественных зонах получили фактурную обработку, стены лоджий дуплексов окрасили в яркие цвета, обычная внешняя лестница превратилась в изящную винтовую конструкцию, а на крыше-террасе архитектор наконец смог отдать должное восхищавшим его океанскими лайнерам. Вентиляционные шахты здания стали настоящими скульптурными объектами, трубами жилого корабля, естественно, абстрактными, но оказавшимися блестящим завершением созданного художественного образа.

Для Корбюзье «Жилая единица» в Марселе была лишь пилотным, экспериментальным проектом, который должен был наконец продемонстрировать его идеи заказчику и публике. Публика сначала негодовала, возмущалась, сопротивлялась, но в конце концов здание приняла. В отличие от многих других модернистских проектов, вдохновленных этой работой Корбюзье, «Жилая единица» не потеряла своей актуальности и по сей день. Социальный состав ее жителей не деградировал: здесь по-прежнему с удовольствием селятся квалифицированные специалисты, особенно архитекторы.

В каких-то своих предположениях автор, конечно, просчитался. У него все-таки не получилось сделать из здания «Машину для жилья»: набор общественных помещений изменился, закрылся детский сад, спортивный зал трансформировали в выставочное пространство, жители предпочитали пользоваться другими магазинами и ходить в обычные городские рестораны — новый коллектив людей, объединенных общим бытом, создать не вышло. Но местных обитателей с удовольствием сменили туристы. «Жилая единица», вошедшая в прошлом году в числе других работ Корбюзье в Список Всемирного культурного наследия ЮНЕСКО, превратилась в полноценную городскую достопримечательность, стала неотъемлемым элементом марсельской общественной жизни.

Главной же неудачей архитектора было то, что «Лучезарный город» так и не стал городом. Сам по себе он был несомненным успехом. Копии этого здания, пусть и в несколько упрощенном виде, были построены в Берлине, а также Нанте и некоторых других городах Франции. Где-то они остались одиночными постройками, а во французском Фирмини местную «Жилую единицу» окружил целый общественный комплекс, спроектированный тем же Корбюзье. Автор строил и города (например, индийский Чандигарх), но нигде его разработанная еще в 1930-е годы концепция не была реализована в задуманном им виде.

При этом утопией идеи Корбюзье не остались, как никогда пригодившись разрушенной Второй мировой войной Европе. Быстровозводимое, дешевое, относительно удобное жилье для миллионов оказавшихся на улице людей на следующие два-три десятилетия стало общемировым трендом. Многоэтажные жилые районы со свободной планировкой, обширными рекреационными и пешеходными зонами, связанные с индустриальным сектором автомобильными магистралями, появлялись в Бразилии и Великобритании, Франции, Италии, США, Швейцарии, Германии, СССР, десятках других стран мира. Это был абсолютно нормальный, естественный эволюционный процесс, позволивший в кратчайшие сроки решить множество социальных проблем.

Другой вопрос, что любому процессу свойственно рано или поздно заканчиваться. Страны «золотого миллиарда» его прожили и пережили, а вот на советском и постсоветском пространстве рожденные некогда Корбюзье концепты просуществовали до начала XXI века, постепенно упрощаясь и становясь все более примитивными. Европа естественным путем вернулась к квартальной застройке, более понятной, человеческой, гуманной. У нас продолжают расти Каменные Горки — «лучезарные» города без жалости и сантиментов, когда-то родившиеся из одного здания, которое появилось в 1952 году на окраине Марселя.

Благодарим за помощь в организации поездки xiStore — первый фирменный магазин устройств Xiaomi в Беларуси.

Вам будет интересно:

• «Есть дома по миллиарду евро». Красивая жизнь на побережье мечты
• Для человека труда: как модная компания попыталась построить идеальный город и почему у нее не получилось
• Фотофакт: юбки, тапки, рваные штаны — «небрежный шик» и весенние красотки Франции

Перепечатка текста и фотографий Onliner.by запрещена без разрешения редакции. nak@onliner.by