Дворец-призрак в полутора часах от Минска, где нет ни души
Парк, пруд и дворец, где строгие линии классицизма соседствуют с мягкими барочными изгибами. Место, которое почти не встречается в путеводителях, хотя от Минска до него — всего полтора часа. Кажется, стоит лишь свернуть с трассы, и за деревьями откроется фасад, который легко представить в топе архитектурных памятников страны. Если бы не одно «но».
Дворца Хрептовичей в Щорсах больше нет. В Первую мировую он оказался на линии фронта, горел, а потом десятилетиями медленно разрушался, исчезая по кирпичику. Мы нашли старые черно‑белые фотографии и раскрасили их с помощью нейросетей, чтобы восстановить — насколько это возможно — историю усадьбы, которая когда‑то определяла облик целого края.
Дворец Цехановецких в Бочейково
Кто такие Хрептовичи и как их главной резиденцией стали Щорсы
Хрептовичи — не просто древняя фамилия из пожелтевших актовых книг. Это один из старейших родов Великого княжества Литовского, корнями уходящий в начало XV века. Их имя встречается уже в Городельской унии 1413 года. Они никогда не играли в «высшую лигу» магнатской политики, как Радзивиллы или Сапеги, но входили в круг людей, на которых держалась повседневная работа государства. Подскарбии, наместники, маршалки, канцлеры, военные деятели и дипломаты — представители рода десятилетиями занимали ключевые должности и формировали административный костяк ВКЛ.
К XVIII веку Хрептовичи принадлежали к числу крупных землевладельцев на белорусских землях: в их руках были Глубокое, Бешенковичи, местечки Вишнево и Щорсы. Последнее упоминается во владении рода еще с XV века, но долгое время оно оставалось обычным аграрным центром — с хозяйством, приходом и неторопливой жизнью. Со временем именно Щорсы стали главной резиденцией Хрептовичей, и это решение полностью изменило их судьбу.
Владелец имения Иоахим Хрептович оказался человеком, который смотрел на хозяйство не как на рутинный феодальный механизм, а как на пространство для экспериментов. Он превратил Щорсы в место, где привычная усадебная идиллия вдруг оказалась фоном для прогрессивных реформ: вместо барщины ввел фиксированную плату, расширил свободу крестьян и выстроил хозяйство по принципам, которые для XVIII века звучали почти как фантастика.
Канцлер и реформатор: Иоахим Хрептович, который опередил свое время
Иоахим Хрептович — тот редкий аристократ XVIII века, который одинаково уверенно чувствовал себя и в европейских салонах, и в собственном хозяйстве под Новогрудком. Он учился в Виленской академии, писал стихи, переводил, спорил с философами, а потом возглавлял дипломатические миссии в Париже и Вене. В системе власти ВКЛ Хрептович был фигурой не случайной — со временем он дошел до поста последнего канцлера княжества (1793—1795 годы), но при этом оставался человеком, который после заседаний сейма мог часами обсуждать устройство мельниц или новые методы земледелия.
И, пожалуй, именно этот набор качеств — широкий европейский кругозор и хозяйская практичность — подтолкнул Хрептовича к мысли о собственной резиденции, которая соответствовала бы его взглядам и образу жизни. Так началась история дворца, который по масштабу и замыслу мог бы стоять под Варшавой или Веной, но вырос именно здесь, среди новогрудских холмов.
Барокко и классицизм: каким был дворец в Щорсах
Главным автором проекта стал Джузеппе де Сакко — итальянец, который в 1770‑е годы работал в Гродно и стал одним из архитекторов переходной эпохи, когда позднее барокко постепенно уступало место раннему классицизму. Его стиль особенно хорошо виден в дворце Воловичей в Святске и дворце Четвертинских в Гродно — двух ансамблях, где барочная пластика уже сочетается с ясной симметрией и спокойными фасадами. Именно эту манеру Сакко привнес и в Щорсы.
К работе над резиденцией Хрептович привлек и других мастеров. Среди них был Карло Спампани — еще один итальянец, сотрудничавший с Радзивиллами, а также француз Якуб Габриэль. И именно эта интернациональная команда в течение шести лет, с 1770 по 1776 год, создавала в новогрудской глубинке усадьбу европейского масштаба.
Главный корпус и два боковых крыла, поставленные под прямым углом, образовывали подкову, открывавшуюся к въездным воротам. Накрытый куполом центральный двухэтажный объем был решен по‑разному с двух сторон, и в этом проявился тонкий вкус итальянских архитекторов. Со стороны парадного въезда — строгий классический фасад с коринфскими пилястрами и треугольным фронтоном. Со стороны сада — высокий барочный ризалит, мягкий и пластичный. Это сочетание не бросалось в глаза сразу: классическая сдержанность встречала гостя у ворот, а барочная выразительность раскрывалась уже в глубине усадьбы, у воды.
О внутреннем оформлении дворца известно удивительно мало. Почти все, кто приезжал в Щорсы, прежде всего обращали внимание на коллекции Хрептовича — книги, рукописи, картины — и описывали именно их. Интерьеры оставались фоном, о котором почти не писали, и фотографий, к сожалению, не сохранилось. Поэтому сегодня можно лишь предполагать, как выглядели залы и кабинеты с богатыми собраниями.
Так же фрагментарно сохранились сведения о парке, хотя в свое время он считался одним из красивейших в регионе. Парк занимал около 24 гектаров. По всей видимости, первоначально он был компактнее и, как и дворец, тяготел к французской регулярной манере. В XIX веке его расширили и перестроили уже в духе английских ландшафтных садов.
Главная часть парка располагалась к западу от дворца. Рельеф здесь был ровным, а живописность создавалась за счет местного ручья и устройства нескольких прудов разной формы. Одна из аллей шла вдоль этих водоемов, открывая разные ракурсы на дом. За дворцом оставили широкий газон, чтобы фасад читался из глубины сада.
Библиотека: место, где работали Адам Мицкевич и Ян Чечот
Библиотека в Щорсах находилась в отдельном здании, примечательном своим шестиколонным портиком. Постройка сохранилась до наших дней, хотя ее первоначальное наполнение давно исчезло. При жизни Иоахима Хрептовича это было одно из самых значительных частных книжных собраний в Речи Посполитой.
Владелец собирал библиотеку всю жизнь и, по словам современников, не задумывался о ценах. Он пользовался любой возможностью пополнить коллекцию: его агенты скупали книги по всей Европе, и в Щорсы стекались издания, которые уже тогда считались редкими. Одним из главных приобретений стала часть библиотеки кардинала Империали — собрание старопечатных европейских книг, включая религиозные памфлеты эпохи Реформации.
Другим важным источником стала библиотека Залуских — крупнейшее книжное собрание Речи Посполитой. После взятия Варшавы войсками Суворова ее вывезли в Петербург и часть фонда оказалась в свободной продаже. Редкие тома попадали на аукционы, где их и приобретал Хрептович.
Книги поступали также из упраздненных монастырей Европы — многие из них коллекционер покупал во время путешествий. Собрание росло постоянно: Хрептович следил за европейскими новинками и выписывал все, что казалось ему важным. Помимо книг здесь хранились карты, часть которых подарил король Станислав Август Понятовский, известный библиофил, специально приезжавший в Щорсы посмотреть коллекцию.
Со временем библиотека превратила поместье в культурно‑просветительский центр. В Щорсы приезжали ученые, краеведы, писатели, и Хрептович охотно предоставлял им доступ к своим фондам. Адам Мицкевич собирал здесь материалы для поэмы «Конрад Валленрод», а Ян Чечот после ссылки служил у Хрептовичей библиотекарем.
После смерти Иоахима библиотеку продолжил пополнять его сын Адам. К середине XIX века собрание насчитывало более 10 000 томов, хотя некоторые исследователи называют цифру в 20 000. Но даже по минимальной оценке это было одно из самых внушительных частных собраний региона.
Хозяйство, в котором труд стал ремеслом, а не повинностью
К концу XVIII века положение крестьян в восточной части Речи Посполитой и соседних землях оставалось крайне тяжелым. Личная несвобода, барщина и отсутствие прав ставили их в почти рабскую зависимость от пана‑помещика. На этом фоне в Западной Европе распространялись идеи физиократов, звучавшие неожиданно смело. Они утверждали, что хозяйство развивается только тогда, когда работник заинтересован в результате и получает прямую выгоду от своего труда.
Хрептович оказался одним из немногих в Речи Посполитой, кто решился применить эти идеи в реальном имении. В 1790 году он упразднил барщину — почти за 70 лет до официальной отмены крепостного права в Российской империи. Вместо принудительного труда он ввел систему годичного найма, при которой крестьянин становился работником, а не повинным. Человек получал зарплату, одежду, жилье, питание и обучение, а взамен работал профессионально и ответственно. По сути, Хрептович пытался построить хозяйство, основанное на мотивации, а не на принуждении.
Дальше система развивалась как цельный социально‑экономический проект. Крестьян обучали всем видам сельскохозяйственных работ, обеспечивали инвентарем, создавали условия, в которых труд становился не повинностью, а ремеслом. Женщины занимались уходом за скотом и молочным хозяйством, мужчины — полевыми работами, и каждый получал навыки, которые потом мог перенести на собственное хозяйство.
Параллельно Хрептович реформировал земельные отношения: ввел минимальный размер надела, запретил дробить землю, установил прозрачные правила аренды и ответственности. Экономический эффект от преобразований не заставил себя ждать, но были и другие последствия: уже в XIX веке этнографы отмечали, что жители щорсовских деревень заметно выделялись предприимчивостью, аккуратностью и интересом к образованию. И, пожалуй, лучшим подтверждением эффективности реформ был тот факт, что крестьяне из соседних фольварков бежали именно в Щорсы — туда, где жизнь казалась честнее и перспективнее.
В этом контексте особенно ясно читается деталь, которую легко пропустить: над входом в усадьбу Хрептовичей была выбита латинская формула paci et libertati — «мир и свобода». Для хозяев это была не декоративная надпись, а принцип, на котором строилось все хозяйство.
Мурованка: хозяйственный «замок», который жил по правилам будущего
Реформы Иоахима Хрептовича подхватил его сын Адам, при котором Щорсы продолжили расцветать. И именно в этот период, в 1826 году, примерно в километре от усадьбы появился новый хозяйственный центр — Мурованка. Его стены из красного кирпича и сегодня напоминают скорее руины небольшого замка, чем обычный аграрный комплекс. Но за этим «замковым» фасадом скрывалась одна из самых передовых сельскохозяйственных систем региона.
Уже в середине XIX века Мурованка превратилась в многоотраслевой агрокомбинат. Здесь впервые ввели севооборот, разводили голландских коров, йоркширских свиней и породистых овец. На полях работали жатки, обычные и паровые молотилки, позже — машины для уборки картофеля.
На прудах было организовано образцовое рыбоводство. В имении работали винокурня, маслобойня, водяная лесопилка и три мельницы, откуда муку отправляли в разные города России. Делали фурманки и колеса. Позднее на Немане появилась и собственная верфь, где строили небольшие суда.
Особой славой пользовались щорсовские сыры. Сначала Хрептовичи пригласили швейцарских мастеров, чтобы перенять технологию, а затем местные сыроделы развили производство.
Щорсы после Хрептовичей: как исчез дворец
К концу XIX века род Хрептовичей по мужской линии угас. Последний прямой наследник Михаил Иринеевич Хрептович, дипломат, обер-камергер и член Государственного совета, бóльшую часть жизни провел при дворе в Петербурге. В Щорсах он бывал редко. После его смерти в 1892 году фамилия, титул и огромные владения по указу царя перешли к племянникам Михаила — братьям Михаилу и Константину Бутеневым, сыновьям Марии Хрептович. Новые владельцы оказались людьми образованными и хозяйство не запустили: вплоть до 1914 года фольварки работали на прежнем уровне.
В 1913-м братья приняли решение вывезти семейную библиотеку в Киев и передать ее на депозитное хранение в Университет Святого Владимира. Формально — временно, до появления университета на «родине Хрептовичей». Но на деле назад библиотека уже не вернулась. Во время войн ее дважды эвакуировали — в Саратов и Уфу, — и именно это спасло значительную часть собрания. Тексты завещаний, на которые позже ссылались обе стороны, так и не были найдены, и библиотека осталась в Украине.
Первая мировая стала для Щорсов переломом. Имение оказалось на линии фронта. На фотографиях того времени видны даже траншеи и колючая проволока — прямо на территории поместья. Дворец горел, получил серьезные повреждения.
Пройдя войну, имение уцелело. Но к прежней жизни уже не вернулось.
Следующий снимок сделан в 1939 году, когда дворец уже находился в плачевном состоянии.
После 1939-го, с приходом советской власти, все имущество Хрептовичей было национализировано. Коллекцию древностей и произведений искусства вывезли в Москву, архив — в Ленинград. После Второй мировой Щорсы стали частью местного колхоза. Восстанавливать «панский дом» тогда не спешили — хватало других забот. Так дворец постепенно разрушался. А в 1950-е его остатки разобрали на кирпичи — материал ушел на возведение ГРЭС и сельхозпостроек.
Сегодня от комплекса Хрептовичей сохранилось немногое: здание библиотеки, развалины конюшни и Мурованки. На месте парка — заросший лес. Камерный мир, построенный на идеях будущего, давно исчез, оставив после себя лишь эти следы.
Есть о чем рассказать? Пишите в наш телеграм-бот. Это анонимно и быстро
Перепечатка текста и фотографий Onlíner без разрешения редакции запрещена. ga@onliner.by