Пятого декабря 1936 года VIII Всесоюзный съезд Советов, проходивший в Москве, после оживленного «общественного обсуждения» принял новую Конституцию Советского Союза. Ее даже называли «самой демократической в мире», хотя большинство прав и свобод, в ней зафиксированных, граждане СССР видели лишь на бумаге. Вместо этого, спустя 8 месяцев после появления данного основополагающего документа, в стране началось то, что позже историки назвали «Большим террором». В течение 16 месяцев сотни тысяч человек были расстреляны, миллион оказался в лагерях. Для того чтобы обеспечить необходимую скорость репрессий, советское руководство и лично товарищ Сталин поставили то, что прежде называлось «судопроизводством», на поток. Репрессивный конвейер штамповал решения, ломавшие людям судьбы и лишавшие их жизни, но вскоре почти все участники карательной операции против собственных граждан сами попали под безжалостный каток расправы. Что такое «особые тройки», как они работали и зачем были нужны Сталину?
По поводу причин «Большого террора», периода массовых репрессий советских граждан, пришедшихся на август 1937 — ноябрь 1938 года, среди историков до сих пор ведется оживленная дискуссия. В советское время считалось, что главной причиной произошедшего было желание Сталина избавиться от «партийной гвардии», многочисленных т. н. старых большевиков, чей стаж в ВКП(б) насчитывал десятилетия и которые могли из-за своего авторитета в партии теоретически составить конкуренцию личной власти вождя. Большевистская элита действительно была почти полностью «вычищена» (как тогда называли этот процесс): пулю в затылок в подвалах НКВД получили практически все ближайшие соратники Ленина и Троцкого, «отцов русской революции». Выжили, порой только чудом, лишь те из них, кто достаточно рано доказал безусловную личную преданность Сталину. Однако представители этой высшей номенклатуры составили очень небольшой процент от общего количества погибших или сосланных на объекты системы ГУЛАГ в 1937—38 гг. То есть очевидно, что целью «операции» была не только (и, скорее всего, не столько) ликвидация возможных очагов оппозиции в высшем партийном руководстве.
Небольшой процент исследователей считает, что «Большой террор» был нужен, чтобы обеспечить нужные результаты первых в стране «тайных» выборов в Верховный Совет СССР, которые прошли в соответствии с новой Конституцией 1936 года в декабре 1937-го. До этого советские граждане голосовали открыто. Эта версия, впрочем, не объясняет, почему репрессии не просто продолжились, а были интенсифицированы уже после проведения выборов.
Большинство современных ученых сходятся во мнении, что истинной причиной произошедшего в те 16 месяцев являлся параноидальный страх лично Сталина и его ближайшего окружения перед мифической «пятой колонной» в условиях обостряющейся международной обстановки и грядущей войны.
Судя по всему, Сталин действительно опасался, что когда лязганье гусениц и бряцание другим оружием у советских границ перерастут в активный военный конфликт, «пятая колонна» внутри страны непременно «ударит в спину». Под «предателями», работающими под дудку западных и восточных кукловодов (польских, японских, британских, английских, германских — их набор был бесконечно широким), подразумевались не только остатки уже разгромленной к тому времени оппозиции Сталину внутри партии (левого, правого и прочих «уклонов»), но и представители всех ущемленных групп населения: бывших «кулаков», бывших священнослужителей, бывших офицеров царской армии, бывших членов альтернативных партий (типа эсеров) и так далее.
К этому времени каждый подозрительный «бывший» уже давно находился на учете в НКВД, и провести организованную ликвидацию этой выдуманной «пятой колонны» не составляло никакого труда. Хотя, естественно, все «шпионские заговоры» и «подпольные террористические организации», участие в которых стало позже главным в обвинительных заключениях, были целиком и полностью выдумкой репрессивных органов.
Формальным поводом для подготовки «Большого террора» послужило убийство 1 декабря 1934 года главы Ленинграда Сергея Кирова. Сталин очень оперативно разобрался в произошедшем, объявив, что это было не делом рук спятившего одиночки, а операцией контрреволюционной группы под руководством Григория Зиновьева (Зиновьев — ближайший соратник Ленина и бывший руководитель Ленинграда, ставший противником Сталина). Мол, т. н. оппозиция, будучи официально разгромленной, радикализировала протест и перешла к террористическим методам, а одним из терактов и стало убийство Кирова.
В тот же день, когда Киров был застрелен в Смольном, в Москве было экстренно выпущено постановление «О порядке ведения дел о подготовке или совершении террористических актов». Редактировал исходный текст лично Сталин, и помимо прочего там говорилось об «ускоренном порядке» ведения дел обвиняемых в терроризме (до 10 дней), вручении обвинительного заключения лишь за день до суда, отсутствии адвоката, открытости и обжалования. Приговор (а по таким делам это практически всегда был расстрел) приводился в исполнение немедленно. Этим документом и началось «упрощение» судопроизводства, достигшее кульминации летом 1937 года.
К этому времени в стране уже прошли несколько образцово-показательных и даже порой открытых процессов над представителями бывшей верхушки большевистской партии. Все подсудимые прилюдно подтверждали выдвинутые против них обвинения, какими бы абсурдными они ни были. Ни самих обвиняемых, ни бóльшую часть их родственников это не спасло. Почти все они были расстреляны, ближайшие родственники тоже, остальные поехали в лагеря.
Процессы, аналогичные московским, проводились и в региональных центрах, где фигурантами становились бывшие чиновники местного уровня. Однако в августе 1937 года репрессии в СССР из «элитарных» стали массовыми. Это и было начало по-настоящему большого террора.
Второго июля 1937 года Политбюро в Москве, возглавляемое Сталиным, приняло решение «Об антисоветских элементах». В соответствии с ним в регионах, областях, краях, республиках местные власти должны были еще раз провести учет всех подозрительных лиц из числа «бывших» и предоставить их списки в Москву. Подготовительные мероприятия на всех уровнях продолжались в течение месяца и закончились подписанием секретного приказа НКВД от 30 июля №00447 «Об операции по репрессированию бывших кулаков, уголовников и других антисоветских элементов». В соответствии с ним контингент репрессируемых (вся номенклатура «бывших» и некоторые категории уголовников) разделялись на две категории. Первая подлежала расстрелу, вторая — ссылке на 8—10 лет в лагеря. По каждой категории назначался лимит — тот максимум, который непосредственные исполнители не могли превысить без санкции из Москвы.
Однако лимит мог быть повышен по запросу, и это было то право, которое, по сути, являлось обязанностью. Региональные каратели в своем желании выслужиться постоянно просили Москву о дополнительных лимитах, и та в абсолютном большинстве случаев такую санкцию с удовольствием давала.
Только на первом, предварительном этапе необходимо было «вычистить» 270 тыс. установленных «антисоветских элементов». Из них 70 тыс. проходили по первой категории, то есть должны были быть расстреляны. Обработать такую массу народа (а предполагалась и интенсификация чисток) через обычное судопроизводство было решительно невозможно. Его «упростили» и ускорили.
Фактически суд (пусть даже и советский) заменялся внесудебными органами, т. н. особыми тройками, которые получили право стремительного вынесения приговоров. В каждую такую тройку, действовавшую на региональном уровне — а их только первоначально образовали 63 штуки, — входили три человека: руководитель местного НКВД, партийный секретарь и региональный прокурор. Главную роль при этом в данной структуре играли вовсе не партийные боссы или надзорные органы, а именно «силовики» — главы областного или краевого управления НКВД или республиканские наркомы.
Итак, вкратце, что из себя представляло «правосудие» по-сталински. Арест осуществлялся по подготовленным заранее спискам органами НКВД. Далее следовал обыск с составлением протокола и начиналось «следствие». Политбюро, и это позже признавали его бывшие члены, по инициативе Сталина дало санкцию на применение к «антисоветским» элементам «физических методов воздействия». То есть пыток. Их было зачастую не избежать, даже если арестованный с самого начала признавал свою вину. Самыми популярными методами «воздействия» были зверские избиения (с использованием любых подручных средств, то есть резиновые палки были далеко не самым жестоким вариантом) и многодневное лишение сна. Далее дело зависело от фантазии каждого конкретного следователя, ведь позволялось им всё.
Во время подобных допросов получались не только «чистосердечные» признания самих обвиняемых во всех возможных и невозможных грехах. Подвергавшиеся пыткам несчастные люди в попытке прекратить мучения начинали оговаривать других невиновных, которые не значились в предварительных списках НКВД по «антисоветским элементам». Так у сотрудников наркомата и появлялась необходимость в дополнительных лимитах, которые требовалось испрашивать у Москвы.
Изредка в дело добавлялись показания свидетелей (исключительно со стороны обвинения), но чаще хватало и признания обвиняемых. Следствие составляло краткое обвинительное заключение и отправляло его тройке. Заседания последней проходили за закрытыми дверями, в отсутствие обвиняемого и без присутствия адвоката. Апелляция предусмотрена не была. Тройка, по сути, штамповала приговоры, и если дело касалось первой категории, то расстрел зачастую осуществлялся в тот же или на следующий день. Всё.
Региональные тройки старались перегнать друг друга по производительности труда. Так, например, тройка в Омской области только 10 октября 1937 года успела вынести сразу 1301 приговор, из них 937 — по первой категории. То есть за один день больше 900 человек приговорили к расстрелу.
Как говорил Борис Берман, нарком внутренних дел БССР с марта 1937 по май 1938 года, «работа с тройками — лёгкая, несложная работа, она приучает людей быстро и решительно расправляться с врагами». Именно Борис Берман, сын владельца кирпичного завода из Читы, — один из главных палачей белорусского народа. За неполный год с начала «Большого террора» до своего перевода в Москву он, его соратники по особой тройке и подчиненные в НКВД репрессировали 80 тыс. человек.
Закончил свою жизнь Берман так же бесславно, как и абсолютное большинство его «коллег» по особым тройкам. За усердие в деле уничтожения жителей БССР он получил орден Ленина, но в мае 1938 года был переведен в Москву на работу в центральный аппарат НКВД. Уже через 4 месяца, в сентябре, последовал арест, после чего он на своей шкуре почувствовал, что такое ускоренное правосудие по-сталински. В итоге после допросов с пристрастием выяснилось, что все это время Берман был германским шпионом. Потом оказалось, что шпионил он помимо Германии также и в пользу Италии и Китая. Потом его обвинили в производстве необоснованных массовых арестов, санкционировании пыток и превышении власти. Ну а в ночь на 23 февраля 1939 года очередная пуля нашла очередную «бешеную собаку», как было принято называть репрессированных в советской прессе.
Судьбу Бермана разделили и тысячи его коллег по НКВД. К осени 1938 года Сталин пришел к выводу, что всеобщую «чистку» пора заканчивать, а для того, чтобы снять возможное социальное напряжение, было принято решение найти «козлов отпущения». Ими и стали сотрудники союзного, республиканских и областных отделений НКВД во главе с прежде всесильным «стальным» наркомом Николаем Ежовым. При этом расстрелянные ранее и впоследствии партийные секретари, работавшие в тройках, в эксцессах не обвинялись. Всех собак повесили именно на «силовиков». Оказалось, что все необоснованные аресты, массовое применение пыток, скоростные приговоры и расстрелы — все это вновь результат работы «шпионов», только уже пробравшихся в органы НКВД. Эти предатели-контрреволюционеры ввели в заблуждение Политбюро и лично товарища Сталина, но, к счастью, были разоблачены.
«Большой террор» завершился решением Политбюро остановить с 16 ноября 1938 года деятельность внесудебных троек. 24 ноября Николай Ежов был снят с поста наркома внутренних дел, через полгода арестован и впоследствии расстрелян. Его преемником был назначен Лаврентий Берия, который и провел очередную «чистку». На этот раз в НКВД.
При Хрущеве период «Большого террора» в целом и деятельность особых троек в частности назвали «ежовщиной», но беспощадный нарком, про деятельность которого на поприще уничтожения врагов народа писались поэмы, был лишь исполнителем. Заказчиком же спецоперации, в ходе которой только в 1937—38 гг. было арестовано 1,6 млн человек, а 680 тыс. из них расстреляны, являлся, конечно, Сталин. Массовые репрессии начались по его приказу, им же и закончились, а процесс этот так увлек вождя, что в те годы он впервые за долгое время забыл про многомесячный отпуск. Сталин с головой погрузился в протоколы допросов и решения по увеличению лимитов, оставив на них немало своих автографов цветным карандашом.
Читайте также:
Наш канал в Telegram. Присоединяйтесь!
Есть о чем рассказать? Пишите в наш Telegram-бот. Это анонимно и быстро
Перепечатка текста и фотографий Onliner без разрешения редакции запрещена. nak@onliner.by