Мы привыкли воспринимать Минск таким, какой он есть сейчас: широкие проспекты с неоклассической и модернистской застройкой, несколько узких улочек остатков исторического центра, зелень долины Свислочи, бесконечные спальные просторы окраин и почти 2 млн товарищей, по счастью, нас окружающих. С каждым годом остается все меньше людей, которые помнят, какой белорусская столица была всего семь десятков лет назад, а между тем город этот был на любителя. Дело вовсе не в разрушениях, которые принесла с собой Великая Отечественная война — даже без ее ужасов Минск представлял бы собой неприглядное и, увы, крайне провинциальное зрелище. «Большая деревня», которую совсем не жаль, — в фотосравнении Onliner.by.
Прежде всего имеет смысл подчеркнуть, что необоснованно унижать Минск не стоит. Со второй половины XVI века город становится воеводской столицей Речи Посполитой. Конечно, до столичного блеска Варшавы, Кракова, Вильно или даже Гродно ему было далеко, но свой набор положенных «областному центру» зданий он получил еще до включения в состав Российской империи. Будущую белорусскую столицу украсила обширная номенклатура каменных храмов различных конфессий, строились и гражданские здания. Силуэт, который увидел в 1840 году заглянувший в Минск француз Ловернь, был вполне себе живописен. К счастью, интурист по совместительству был художником, оставившим потомкам зарисовки 20-тысячного к тому времени городка.
Став российским, Минск сохранил «областной» статус. Новая губернская столица вытянула свой счастливый билет на рубеже 1860—1870-х годов, когда через нее прошли сразу две железные дороги: Московско-Брестская и Либаво-Роменская. Приход стальной магистрали в то время, а уж тем более возникновение железнодорожного узла практически гарантировали мощный толчок развитию города. Так случилось и с Минском. Всего за полвека — с 1860-х до 1910-х годов — его население выросло в четыре с лишним раза, превысив перед Первой мировой войной рубеж в 100 тыс. человек.
Стекался в город, привлеченный его новыми возможностями, преимущественно пролетариат. Никакой государственной программы строительства социального жилья в капиталистической России, разумеется, не существовало. Средневековый «польский» центр (Верхний город) и новый «российский» губернский центр, выросший вдоль улицы Захарьевской, приблизительно повторявшей трассу современного проспекта Независимости, окружили многочисленные деревянные рабочие предместья. Капитальная же застройка, напоминавшая городскую, ограничивалась буквально несколькими кварталами между железной дорогой и Свислочью. Даже Привокзальная площадь с прекрасным зданием Виленского вокзала выглядела максимально провинциально. На снимке от площади с революционным митингом уходит нынешняя улица Кирова, застроенная обычными деревенскими хатами.
Советский Минск унаследовал все это не слишком выдающееся богатство. Даже в 1935 году, уже после того, как в ставшем столицей БССР городе началось новое масштабное строительство (Дом правительства, Дом офицеров, оперный театр, Академия наук, библиотека имени Ленина, учебные городки БГУ и политехнического института), он по-прежнему не слишком радовал глаз. Вот что писал о своих впечатлениях от первого посещения Минска Василий Шарапов, после войны ставший главой города: «В моем представлении он должен был состоять из огромных зданий, а сплошь и рядом стояли одноэтажные деревянные хаты. Двух- и трехэтажные дома преобладали лишь в центре, несколько новостроек здесь имели даже по четыре этажа. Чуть свернешь в сторону — вместо твердого дорожного покрытия обычный грунт, превращающийся весной и осенью в непролазную грязь».
Минская грязь запомнилась даже классику пролетарской поэзии Владимиру Маяковскому, сравнившему ее с американской: «Там, куда развозят большинство рабочих и служащих, в бедных еврейских, негритянских, итальянских кварталах — на 2-й, на 3-й авеню, между первой и тридцатой улицами — грязь почище минской. В Минске очень грязно».
Ужасающий контраст между новыми пролетарскими дворцами 1930-х годов и облепившими их деревянными «халупами» стал любимым сюжетом немецкой оккупационной пропаганды, использовавшей его в своих гнусных целях. Соответствующие зарисовки, подчеркивающие «безразличие» большевиков к условиям жизни человека труда, помещались даже на почтовые открытки.
Война и последовавшие за ней массовые разрушения преимущественно капитальной застройки лишь усугубили ситуацию. Долгое время на улицах города руины и растущие на их месте торжественные новостройки соседствовали все с теми же дореволюционными трущобами, доставшимися Минску от прежнего времени. На фотографии — перспектива улицы Ульяновской от Привокзальной площади в сторону улицы Свердлова.
А вот пересечение Мясникова и Немиги — этот район угодил на немецкую открытку 1943 года выше. Над хатами, вдоль которых прокладывается совсем не деревенского вида трамвайная линия, доминирует громада Дома правительства и послевоенная четырехэтажка, которую нынешнее поколение минчан знает как «Даньков-клуб» (уже бывший). Через несколько лет эти деревянные домики уступят место пусть и унылой, но куда естественнее смотрящейся в городском контексте хрущевке.
Наспех сооруженными после войны деревянными лавками была облеплена и Немига. Это сейчас данный район превратился в витрину города, заполненную лишь офисами и заведениями общепита. В первые послевоенные десятилетия, до сноса старой Немиги, это был плотно населенный жилой район, а такого рода небольшие магазинчики являлись важной частью городской инфраструктуры.
Общий вид на Верхний город Минска. Еще сохранились некоторые здания в районе Замчища, католический костел на площади Свободы уже лишился своих башен (его перестраивают в спорткомплекс «Спартак»), а обмелевшая Свислочь ничуть не напоминает привычную нам широкую в этом районе реку.
Расположенное рядом Троицкое предместье также представляло собой депрессивное зрелище. К реконструкции 1980-х, превратившей его в открыточный минский район, можно относиться по-разному. В отдельных случаях архитекторы действительно активно использовали фантазию, но по крайней мере город избавился от полутрущобного квартала с грязью, лужами, плавающими в них водочными бутылками, валяющимися бетонными плитами и кучами грунта. Троицкое удалось спасти и не скатиться в вызывающий «агро-хай-тек», как это случилось тремя десятилетиями позже с Зыбицкой.
Вся эта относительно капитальная (по крайней мере, кирпичная) застройка исторического центра на протяжении первых послевоенных десятилетий была окружена масштабными (и преимущественно деревянными) предместьями. Так выглядел выходивший на Парковую магистраль (современный проспект Победителей) парадный фасад Татарской слободы. Район, где некогда компактно проживали минские мусульмане, представлял собой все ту же деревню в городе в пяти минутах ходьбы от Немиги. От него начали избавляться в 1960-е со строительством ансамбля административных зданий вдоль Парковой. К сожалению, жертвой этого естественного по своей сути процесса стала и историческая минская мечеть.
О масштабах частично дожившей до 1980-х проблемы можно судить по снимкам района с высоты. В центре фотографии — улица Мельникайте, в правом нижнем углу — старый Юбилейный рынок, а вдоль современных улиц Заславской и Димитрова протянулся обширный массив частного сектора. Вскоре его снесут, чтобы заменить другой крайностью — многоэтажными жилыми домами, место которым на окраинах, но никак не в самом центре города.
На фотографии Юбилейной площади заметно, что «деревяшки» — вплоть до строительства высотного здания «Белбыттехпроекта» — стояли даже на самой площади — шокирующее зрелище для столицы в центре Европы.
Нет ни Royal Plaza, ни высотки Doubletree by Hilton с торговым центром Galleria, но патриархальный Минск уже стыдливо загорожен со стороны проспекта Победителей новым модернистским ансамблем 1960—1980-х годов.
Старые домики украшали даже улицу Танковую (ныне Максима Танка), причем не только деревянные бараки, но и достаточно капитальные кирпичные двухэтажки. Сейчас их место занимает пустырь перед жилым комплексом «Парус».
На других минских окраинах открывались столь же необычные виды. Вот трамвай мчится к вокзалу по еще узкой Ульяновской. Справа за дощатым забором ныне грызут гранит науки лицеисты Белорусского государственного университета.
Вид на эту же улицу в обратную сторону. Слева заметен перекресток с Энгельса, справа столб с урной фиксирует ныне не существующее пересечение с улицей Лодочной.
На этом перекрестке стояла дореволюционная двухэтажка с кирпичным первым и деревянным верхним этажом. Ушедшая навсегда минская натура.
А вот и сама Лодочная с вытянувшимися вдоль Свислочи рядами деревянных домиков. Сейчас место этой забытой городской улицы занимают набережная и пешеходная аллея к гостинице «Пекин».
Минск-красавец. Сторожевка — еще одна «деревня» в центре города. На горизонте уже строятся новые панельные районы, а здесь по-прежнему живут в домах с печным отоплением, удобствами на улице и курами во дворе. Вскоре все это безжалостно и справедливо пойдет под снос.
Сторожевка во всей красе и с гужевой пробкой на современной Коммунистической. Вдалеке (с трубами) хорошо опознается исторический комплекс пивоваренного завода «Аліварыя».
И еще один характерный снимок этого ушедшего минского района. На фотографии современный, только чрезвычайно узкий проспект Машерова в районе перекрестка с улицей Богдановича. Сейчас здесь изменилось абсолютно все, за исключением трамвайной линии. Она по-прежнему идет от проспекта Независимости к Комсомольскому озеру, лишь ветка в сторону Немиги демонтирована.
Неузнаваемо преобразилась и Комаровка. «Трудно себе представить что-нибудь более ужасное, чем наша Захарьевская улица, которая носит за Золотой Горкой название Комаровка!.. Эта улица представляет собой липкое сплошное болото, перейти через него никоим образом невозможно…» — бичевало городские пороки дореволюционное издание «Минский листок». В советское время улицу и район более-менее привели в порядок, болото осушили и даже начали здесь новое масштабное строительство, но свой полудеревенский облик этот район сохранял до второй половины 1950-х годов.
До войны именно на Комаровских развилках — в месте, где расходились Борисовский (проспект Независимости) и Логойский (улица Якуба Коласа) тракты, — решили построить дворец Института физкультуры. Возвели его прямо посреди местных трущоб, по какой-то причине (вероятно, из-за начала войны) не удосужившись их расчистить.
Это здание так и высилось монументальным колоссом среди нищих лачуг, пока вокруг не началось формирование очередной парадной площади на главной оси нового Минска.
Вокруг росли промышленные корпуса полиграфкомбината, новые многоэтажные жилые дома, а у их подножия продолжали прозябать в антисанитарных условиях люди.
Логойский тракт (улица Якуба Коласа) брусчаткой уходит в бесконечность.
Мы потеряли и такой Минск — город, в центре которого пасли коров, ходили к ближайшей колонке за водой, покупали на зиму дрова, периодически горели. Жалеть его, видимо, не стоит. На фотографии утраченного сейчас можно смотреть с удивлением, кто-то, возможно, даже испытает приступ ностальгии, но нормальной жизнь в подобных условиях назвать было сложно. То, что естественно выглядит за МКАД среди буколических сельских пейзажей, совершенно неуместно рядом с плотной городской застройкой. От такого наследия, каким бы историческим оно ни было, рано или поздно приходится избавляться. Без любви, без тоски и без жалости.
Читайте также:
Перепечатка текста и фотографий Onliner.by запрещена без разрешения редакции. nak@onliner.by