Было наше, стало…

Красавец-Могилев, спальный район с нормальными деревьями и старые ламповые пятиэтажки, пропитанные духом Брежнева. Сейчас такие строить (и пропитывать) не умеют.

В этом доме живет 82-летняя Инна Викторовна Егорова. В 1967-м получила тут с мамой и тетей двухкомнатную квартиру, с тех пор и проживает (уже одна). Когда-то она преподавала математику в вузе, теперь на пенсии. Мужа и детей не завела, зато есть старые альбомы и шкаф, набитый книгами.

Инна Викторовна выглядит бодрой, только в разговоре иногда не может толком ответить на простые вопросы.

Она всю жизнь преподавала в Могилевском машиностроительном институте. Теперь это Белорусско-российский университет, а тогда его называли «машинка». Вспоминая те времена, Инна Викторовна перестает запинаться, помнит все довольно хорошо. Помнит также, как детьми с сестрой были в гитлеровском лагере. А вот со вчерашним днем сложнее.

Штука в том, что с 10 июля эта квартира пенсионерке больше не принадлежит, а принадлежит почему-то сотруднице исполкомовского центра соцобслуживания. (Или уже не сотруднице? Это определить не так-то просто, все теперь шмыгнули в кусты и там копошатся, будто что-то делят. До этого еще дойдем.)

Но как такое возможно технически? Родным Инны Викторовны тоже интересно. Пытаясь понять, что происходит, заказали справку в БТИ. Там открытым текстом: правообладатель помещения — Баркунова Наталья Петровна (кстати, кто это?!). И номер договора купли-продажи, заверенного настоящим нотариусом.

Выходит, Инна Викторовна, которая не помнит вчерашний день, квартиру сумела продать. И вообще, теперь непонятно, на каких основаниях она тут находится.

«Я что-то сделала»

В уютной и довольно ухоженной пенсионерской «двушке» собрались родные и близкие хозяйки. То есть уже вроде не хозяйки. Кто-то приехал из Минска, кто-то — вообще из-за границы. Постараемся не запутаться, кто здесь какое отношение имеет к происходящему.

Галина — старшая сестра Инны Викторовны. Живет в Минске, поэтому физически не может постоянно навещать ее. Приехала в экстренном порядке, когда узнала, что происходит что-то странное.

— Она позвонила мне 10 июля: «Я что-то сделала», — рассказывает Галина Викторовна. — Больше ничего не сказала. Я примчалась на следующий день, вообще не понимала на тот момент, о чем речь… На месте выяснилось, что она 10 июля продала квартиру.

Инна Викторовна сидит рядом, ласково улыбается.

Здесь же ее невестка, внучатый племянник, просто знакомые. Все в шоке: как такое могло произойти у них под носом?

Вообще-то, сама Инна Викторовна тогда ничего толком не объясняла, приходилось угадывать.

— Она сказала только, что подписала какой-то договор, — рассказывает Галина Викторовна. — Спрашиваем: у кого? У нотариуса. У какого? Не знает… Хорошо, что, как выяснилось, тревогу подняли соседки-пенсионерки. В тот день, уже после визита к нотариусу, они сидели с Инной Викторовной на скамеечке у подъезда. И эта дама подошла к моей сестре подписать еще какую-то бумажку. Соседки тогда одернули, не дали подписать. Мы так и не знаем, что там за документ был.

Ирина давно и близко знает Инну Викторовну, это подруга ее матери. Вспоминает день после того странного подписания непонятно чего:

— По телефону она сказала моей маме, что подписала какой-то договор, но толку мы от нее добиться так и не смогли. Разволновались, приехали и застали тут женщину, которая представилась соцработницей. Она сразу объяснила нам, что ухаживает за Инной Викторовной. Сказала: «Поймите, я делаю это не бескорыстно. Я заключила договор и после смерти хозяйки наследую квартиру». Естественно, я захотела посмотреть этот договор. Попросила у Инны Викторовны ее экземпляр — она ответила, что у нее нет. Тогда Баркунова сообщила, что забрала документы, поскольку Инну Викторовну «обирают»… Позже я звонила в соцзащиту, там сказали, что их работник ни в коем случае не может заключать такие договоры, это не положено и будут разбираться.

Есть еще интересный эпизод, о котором родные Инны Викторовны говорят не очень подробно, поскольку знают со слов самой Натальи Баркуновой. Она рассказывала, что спасла пенсионерку от гибели, когда та упала в ванной и пролежала там несколько дней. К этому мы вернемся.

Соцработницу заказывали?

Но как вообще Баркунова нашла Егорову? И сама Инна Викторовна, и ее близкие уверяют, что никого не нанимали, помощи не просили — ни платной, ни бесплатной.

— Она месяца три-четыре назад позвонила в дверь, сказала: «Я буду вам помогать», — по чайной ложке вытягиваем из Инны Викторовны обстоятельства первой встречи. — Но она соцработницей не представлялась…

— Да представлялась, наверняка… — поправляет сестру Галина Викторовна.

В общем, момент встречи смазан.

— Я почти отказывалась… — продолжаем собирать в кучу отрывочные фразы Инны Викторовны. — Но она попала в квартиру, что-то говорила, а я в ответ: «Я же вас не знаю». Она старалась показать, что что-то делает. Нет, в квартире не убирала, не готовила. В магазин ходила…

— Приносила из кулинарии коробочки с готовым салатом, — снова подсказывает младшей сестре Галина Викторовна.

— Ключи у нее были, я ей сама дала. Я не хотела давать, но вынуждена была, — рассказывает хозяйка (бывшая?) квартиры, не уточняя, впрочем, как ее вынудили. — Деньги я ей предлагала, но она не брала. Получается, продукты за свои покупала?..

Кстати, где деньги?

Просим саму Инну Викторовну припомнить, что все же произошло 10 июля. Опять начинается игра в слова.

— Она отвезла меня, у нее была машина, за рулем зять. Что я подписала, не помню. Что-то от себя… И как попала обратно, смутно помню.

Пенсионерка говорит, что, когда приехала домой, «бумажек» при ней никаких не было, только паспорт.

И все же, если квартира продана, где-то должны же быть деньги за нее — хоть в банке, хоть под матрасом. Родные пенсионерки называют сумму $10 000 (со слов нотариуса), но где эти деньги, непонятно.

— Мы не можем найти их в квартире, — разводит руками Галина Викторовна. — Все перекопали.

Ее сестра безучастно смотрит на свои руки.

«Увели из-под носа»

Была ли Инна Викторовна обеспечена достаточным уходом? Сама она рассказывает не очень-то подробно, на многие вопросы отвечает «Не помню». О положении вещей приходится судить в основном по рассказам ее близких. Они производят впечатление приличных людей — но мы и сами умеем производить впечатление.

И все же они уверяют, что бабушку часто навещали, брошена она не была.

Анна Тимофеевна — невестка Инны Егоровой. Говорит, постоянно ходила к ней, готовила для нее, ухаживала. Но сама выпала из жизни буквально на три месяца из-за болезни. Сокрушается:

— И за эти три месяца у нас из-под носа увели…

— Но за три месяца и правда с ней могло что угодно произойти.

— Ну за ней же и другие присматривали, соседи в том числе. Продуктов у нее на три года хватит, да она и сама в магазин ходить может, что-то несложное покупать.

Близкие показывают запасы продуктов. Кроме прочего, на кухне в шкафчике среди чая да каких-то банок наше внимание особо обращают на неведомо как появившийся здесь пакетик крысиного яда.

Кто и зачем его туда положил? Инна Викторовна улыбается: ни крыс, ни тараканов в доме нет и в помине. Вообще, опираясь на этот предмет, можно наплодить много противоположных гипотез о его происхождении. Не станем.

Мать-героиня

Что за человек Наталья Петровна Баркунова? Мы связались с ней — она сослалась на занятость и попросила перезвонить через 10 минут. Ждем, набираем, надеясь договориться о встрече и попытаться понять, что на самом деле происходит.

— Нет-нет-нет, — на этот раз сообщает женский голос в трубке. — Я пообщалась с адвокатом — разговаривать не буду. До свидания.

Обращаемся к открытым источникам. Судя по публикациям, Наталья Баркунова — достойнейший человек, многодетная мать.

«Наталья Петровна работает социальным работником, — пишет областное издание MogilevNews в статье «Нет никого роднее мамы». — Каждое утро она торопится навестить своих подопечных, оказать им необходимую помощь, поддержать их добрым словом, внимательно выслушать и поговорить с ними. Особенно, как утверждает соцработник, больше всего одиноким людям недостает именно общения. Старики очень рады, когда с ними подолгу разговаривают. Вот и приходится ей, чтобы все успеть, выходить из дома рано, а возвращаться поздно…»

Наталья Петровна также сообщает журналисту, что работать приходится 24 часа в сутки, но такая работа не в тягость, ведь она не только соцработник, но, главное, мама пятерых детей. И получает самую высокую зарплату — поцелуи и объятия сыновей и дочерей.

На сайте облисполкома есть фотоотчет о вручении ей и другим женщинам ордена Матери. Там же групповая фотография с тогдашним главой области Владимиром Доманевским (Наталья Баркунова — в нижнем ряду справа).

«Получается, Баркунова ее спасла…»

Что за история с ванной и больницей? Родные рассказывают не очень подробно, говорят, что сами знают с чужих слов.

Как мы помним, Инна Егорова — бывшая работница Белорусско-российского университета. В профкоме вуза говорят, что не забывают ее, поздравляют с праздниками. В середине июня глава профсоюзной организации «машинки» Андрей Шабловский узнал, что пенсионерка попала в больницу.

— Я выяснил, какая больница, приехал туда, — рассказывает председатель профкома. — У Инны Викторовны тогда было довольно тяжелое состояние, она не могла встать. Очень сильный ушиб бедра, жесточайшая гематома ну и другие проблемы… Она сама тогда и рассказала мне, что за ней смотрит Наталья Баркунова — ни адреса, ни телефона. Позвонил в соцслужбу, там дали номер. Так я впервые узнал про нее. Она потом рассказала, что в тот день вскрывала дверь, потому что не удавалось достучаться до Егоровой: та упала в ванной и не могла подняться, пролежала так несколько дней. Получается, Баркунова ее спасла…

В то же время в профкоме не очень понимают, как может уживаться описанный героизм при спасении пенсионерки с дальнейшими чудесами, произошедшими с квартирой. Сначала-то все было так красиво, а получилось в итоге что-то странное… Ясно, что с этим надо что-то делать. Осталось выяснить что.

«У нас она не работает»

Егоровы знают Баркунову именно как сотрудницу центра социального обслуживания при администрации Ленинского района.

В центре нам сначала подтверждают: да, работает такая Баркунова. Но сейчас на больничном. То есть уже не работает… Начинается.

Директор учреждения Елена Агурдяева про эту историю с квартирой уже знает и от нее вообще не в восторге. Просит не приставать пока, дождаться, когда ситуация как-то разрешится. Все равно пристаем, пытаясь получить хоть какие-то ответы.

Нет, каких-то специальных подписок, касающихся запрета на сделки с подопечными, соцработники не дают. Неформальных «кодексов чести» тоже не сформулировано.

Была ли Егорова штатно закреплена за Баркуновой или это ее добровольная «общественная нагрузка»? В центре не смогли ответить.

Откуда Баркунова вообще могла узнать про Егорову? Использовала ли штатную базу данных, если такая существует? Откуда узнала, не смогли ответить. Но объяснили, как это устроено: люди обращаются в центр и после этого распределяются между работниками.

Было ли такое обращение от Егоровой? (Она сама и ее родные, напомним, утверждают, что ничего такого не просили.) Елена Агурдяева говорит, что Егорова совершенно определенно в центре обслуживалась. Как сюда попала? Точно неизвестно.

— Есть множество способов попадания к нам на обслуживание, — объясняет директор центра. — Например, мы же ходим, обследуем бытовые условия — человек мог обратиться во время такого обхода. Или бывает, что пожилой человек закрылся изнутри, упал, МЧС вскрывает дверь, звонит нам, мы приходим, берем на обслуживание — и так далее. Но каким бы способом мы ни выявили человека, заявление он пишет однозначно. Это главный документ, на основании которого мы начинаем работать.

Кто должен был обслуживать Инну Викторовну? Не смогли ответить.

Сколько всего человек штатно (и по личной инициативе) посещала Баркунова? Не смогли ответить. Но сообщили, что за одним соцработником закреплено до девяти подопечных — это те, что значатся официально.

Какова судьба их квартир? Не знают и вроде бы не обязаны знать.

Является ли Баркунова сотрудницей центра? Уже нет. Когда перестала ею быть? Не смогли ответить.

А может, мы вообще зря всполошились и это заурядный бизнес для соцработников? Но этот вопрос мы не задали.

Нотариус: вне зоны действия

Вообще-то, попытка купить квартиру у нездорового человека должна была закончиться провалом на стадии нотариального оформления. Но почему-то не закончилась. Возможно, мы чего-то не знаем, не понимаем. Пытаемся связаться с нотариусом первой Могилевской нотариальной конторы Анастасией Ивановой, которая заверяла сделку.

Об этой женщине, к слову, тоже пишут много хорошего: больше четверти века на одном месте, известный в городе специалист… «Вечернему Могилеву» она не может же врать: «Сложно ли работать с людьми? Очень сложно. Но всегда ставлю себя на место пришедшего человека и стараюсь помочь. Мне нравится моя работа, есть силы и желание продолжать, хотя скорость уже не та, но я стараюсь не отставать от молодых и не спешу на заслуженный отдых. Иногда приходится быть в кабинете по 10—12 часов, но я не жалуюсь. Моя работа — это моя жизнь».

В нотариальной конторе сообщили, что Анастасия Ивановна в отпуске. Но обещали передать ей наш контакт и просьбу выйти на связь. Пока не перезвонила.

Фарш невозможно провернуть назад?

А почему, собственно, Инна Викторовна не могла продать личную квартиру — да хоть маршалу Муссолини? Не советуясь ни с кем! Кто вправе помешать ей? Кто мы такие, чтобы сомневаться в ее дееспособности?

У родственников в наличии только строчка из больничного эпикриза 2017 года по поводу инфаркта. Там среди прочего написано: «Неоднократный осмотр психиатра: органическое расстройство личности».

И что? Тут надо понять, могло ли это (и должно ли было) стать препятствием к заключению сделки. Само по себе расстройство личности не означает, что человек недееспособен. Может, да, а может, и нет. Нужны детали, конкретное решение принимают специалисты. Но как об этом решении должен узнать нотариус? Действительно, может, вчера Инна Викторовна в здравом уме продала квартиру, а сегодня передумала под давлением родственников.

Отправляемся к юристу Татьяне Ревинской. Она объясняет, как тут все устроено:

— В любом документе, который удостоверяется нотариусом, в конце можно прочитать: «Личность установлена, дееспособность проверена».

Что следует понимать под проверкой дееспособности гражданина?

Действительно, при обращении за совершением нотариальных действий нотариус должен проверить дееспособность гражданина, то есть убедиться в способности человека адекватно понимать, зачем он пришел. Такая обязанность нотариуса предусмотрена Инструкцией о порядке совершения нотариальных действий и статьей 63 Закона Республики Беларусь «О нотариате и нотариальной деятельности».

По смыслу закона обладать дееспособностью значит иметь способность лично совершать различные юридические действия: заключать договоры, выдавать доверенности и тому подобное, — а также отвечать за причиненный вред, за неисполнение договорных и иных обязанностей. Для этого необходимо понимать смысл норм права, сознавать последствия своих действий, здраво рассуждать, иметь определенный жизненный опыт.

Нотариус не обладает специальными познаниями в области психиатрии, а механизм проверки дееспособности законодательством не конкретизирован.

На практике проверка дееспособности базируется на оценочных понятиях: нотариус полагается на свой опыт и субъективную оценку поведения гражданина. Прежде всего нотариус использует такой метод оценки дееспособности, как внешний осмотр: будет странно, если человек летом одет в зимнюю одежду или наоборот. Затем анализируется логичность изложения мыслей. В ходе общения нотариус может выявить нарушения ориентировки в пространстве, памяти, внимания и другие признаки, которые могут ставить под сомнение дееспособность. При наличии сомнений в адекватности нотариус вправе в соответствии с пунктом 2 статьи 61 Закона Республики Беларусь «О нотариате и нотариальной деятельности» отложить совершение нотариального действия и путем направления соответствующих запросов выяснить, имеется ли решение суда о признании гражданина недееспособным или ограниченно дееспособным.

Надо сказать, что у нотариуса отсутствуют законные основания для истребования у гражданина либо медицинского учреждения справки о состоянии здоровья, поскольку такие сведения составляют врачебную тайну. Поэтому если гражданин не обнаруживает признаков психического заболевания, ведет себя адекватно, то нотариальное действие будет совершено.

Действительно, бывают случаи, когда нотариусы заверяют сделки лиц, которые состоят на психоневрологическом учете или не состоят, но имеют расстройства, не позволяющие им отдавать отчет своим действиям и руководить ими. Такие сделки оспариваются в суде. Решение о законности сделки будет принято с учетом заключения судебной психолого-психиатрической экспертизы (посмертной судебной психолого-психиатрической экспертизы) в отношении конкретного гражданина. В случае признания гражданина недееспособным вследствие психического расстройства (заболевания) на момент удостоверения сделки такая сделка признается недействительной. Каждая из сторон обязана возвратить другой все полученное в натуре, а при невозможности — возместить в деньгах, что предусмотрено пунктом 1 статьи 172 Гражданского кодекса.

---

Итак, здоровая красивая женщина-орденоносец приводит к опытнейшему нотариусу одинокую шатающуюся на ветру математичку. Продавать-покупать квартиру. Что тут может быть подозрительного?

Не исключено, что 10 июля Инна Викторовна была одета по сезону, внятно излагала мысли и не терялась во времени-пространстве (а пусть кто-то докажет обратное!). Судебного решения о недееспособности Инны Егоровой не существует (просто никому не пришло в голову, что оно может пригодиться в жизни). Поэтому можно запрашивать сведения сколько угодно — с этой стороны сделке ничто не угрожает. Опекунство над Инной Викторовной тоже никто не оформлял: не считали такие формальности необходимыми. Еще есть справка про расстройство личности (которую мы упоминали выше) — но покажите, где написано, что опытный нотариус с огромным стажем должен о ней догадаться.

Все чисто.

Похоже, проворачивать этот фарш обратно придется через суд.

Однако тут интересно уже не только судебное решение, но и судьба специалистов, принявших участие в этой эпопее.

Читайте также:

• Продать квартиру за $220 000, получить только $40 000 и остаться должным покупателю $100 000 по курсу? Странная история из Боровлян
• Нетипичный бомж Борис живет под лестницей престижной новостройки в Минске. Как его принимают жильцы?
• Покупала метры под фитнес-клуб, а получила «Титаник». История минчанки, которая не может добиться толка от застройщика

Наш канал в «Яндекс.Дзен»

Наш канал в Telegram. Присоединяйтесь!

Быстрая связь с редакцией: читайте паблик-чат Onliner и пишите нам в Viber!

Перепечатка текста и фотографий Onliner без разрешения редакции запрещена. at@onliner.by