И поляки, и немцы считали его своим. Оба народа имели на это право: на протяжении тысячи прожитых лет этот город регулярно превращался из Гданьска в Данциг и из Данцига в Гданьск. Тевтонские псы-рыцари построили здесь замок, откуда грозили огнем и мечом язычникам, поляки сделали его своим основным портом, через который Речь Посполитая богатела на торговле зерном с Европой, а к концу 1930-х город стал нацистской твердыней, «осажденной крепостью», окруженной враждебной страной.

Осенью 1933 года британский писатель-фантаст Герберт Уэллс в своей книге «Облик грядущего» предсказал, что будущий мировой конфликт должен начаться именно из-за обладания Данцигом-Гданьском. Эта мина замедленного действия, рванувшая в сентябре 1939 года и унесшая в конечном итоге десятки миллионов жизней, была заложена двадцатью годами ранее, когда только что пережившая «Великую войну» и революции израненная Европа училась вновь жить мирно. Увы, благие намерения и в данном случае украсили дорогу в ад.

Версальский мирный договор, завершивший Первую мировую войну, перекроил границы континента. Развалилось сразу четыре империи, а на их обломках началось строительство нового мира. Польша впервые с 1795 года получила независимость, но у страны не было важного — выхода к морю. Его перекрывала немецкая территория, и победители в Первой мировой уступили настойчивым просьбам польского правительства. Польше выделили около 70 километров балтийского побережья, но не Гданьск. У Германии, впрочем, этот важный порт тоже забрали, создав из города и окружающих его районов экзотическое образование под названием «Вольный город Данциг». Формально это было независимое государство, но внешняя политика, таможня, почта, железные дороги находились под управлением Польши. Этим обеспечивался доступ Второй Речи Посполитой и ее экономики к портовым возможностям города. Так выглядел законсервированный до поры до времени casus belli («повод к войне»).

Независимость Данцигу была не нужна. К тому времени город был практически полностью немецким, и отрыв от метрополии воспринимался его жителями крайне болезненно. Примерно так же ситуация ощущалась и в самой Германии, разорванной «польским коридором» и территорией «вольного города» на две части. Унижение страны Версальским миром закончилось в 1933 году приходом нацистов к власти в том числе и в формально независимом Данциге. Война была близко, война была неизбежна, и началась она именно здесь.

Поле битвы: Данциг

В 4:45 утра 1 сентября 1939 года в Гданьской бухте раздались выстрелы. Зашедший туда шестью днями ранее немецкий учебный линкор «Шлезвиг-Гольштейн» начал обстрел польского гарнизона, охранявшего военно-транзитный склад на полуострове Вестерплатте. Еще с середины 1920-х годов Польша получила право на размещение здесь, на территории «Вольного города», небольшого военного подразделения, охранявшего территорию, через которую в страну импортировались армейские грузы. Присутствие польских военных, пусть и в мизерном количестве, было мощным раздражающим фактором для нацистского руководства Данцига, воспринимавшего его как исконно немецкую землю. Неудивительно, что именно этот объект стал первой целью Третьего рейха. Здесь, на микроскопическом клочке суши у впадения одного из рукавов Вислы в Балтийское море, развернулось дебютное сражение Второй мировой войны. И здесь же были совершены ее первые подвиги.

Нацисты рассчитывали на молниеносный захват Вестерплатте и ликвидацию польского «анклава». Двести пять поляков продемонстрировали мужество и героизм в условиях подавляющего численного превосходства немцев, недостатка оружия и боеприпасов. Исход обороны полуострова, конечно, был предрешен, но польский гарнизон сражался целую неделю, потеряв в ходе непрерывных массированных обстрелов всего 15 человек. С немецкой стороны счет погибших шел на сотни.

Вестерплатте стал польской Брестской крепостью, символом стойкости в безвыходной ситуации. В послевоенные годы на территории бывшего военно-транзитного склада был сооружен внушительных размеров мемориал, как это и было принято в социалистических странах. Изуродованный полуостров вновь зарос деревьями, руины, оставшиеся после того сражения, музеефицировали, а само место, где когда-то погибли первые из десятков миллионов будущих жертв Второй мировой, вошло в обязательную программу приезжающих в Гданьск туристов.

Вестерплатте был не единственной «горячей точкой» первого дня войны в Данциге. В 4:45 утра, когда «Шлезвиг-Гольштейн» начал обстрел гарнизона на полуострове, взрывы раздались и в самом сердце города. По условиям Версальского мира, Польша имела право на собственную почтовую службу, здания которой считались экстерриториальной собственностью страны. Штаб-квартира польской почты располагалась в бывшем военном госпитале на площади Гевелиуса в Старом городе. Готовясь к войне с Германией, поляки значительно укрепили здание, организовав там круглосуточное дежурство. В ночь на 1 сентября внутри почтамта находилось 57 человек, большинство из которых прошли обучение в различных военизированных формированиях.

Окруженные подразделениями данцигских СС, СА и городской полиции, у которых были в том числе орудия и бронемашины, они смогли продержаться пятнадцать часов, хотя рассчитывали всего на шесть. В отличие от защитников Вестерплатте, абсолютное большинство которых смогли пережить сражение, плен и дождались в конце концов освобождения, поляков, державших оборону почтамта, нацисты демонстративно покарали. Формально они были гражданскими служащими, поэтому немцы просто заявили, что они партизаны, с жизнью которых уже тогда не считались. После «суда» всех выживших польских «почтовиков» расстреляли. Из 57 человек, встретивших в здании рассвет, выжила лишь четверка, сумевшая сбежать в момент его добровольной сдачи.

Удивительно, но этот почтамт столь типичного для северной Балтики вида уцелел при освобождении города и после окончания войны был восстановлен. Площадь перед ним в 1979 году украсила экспрессивная металлическая скульптура работы Винцента Кучмы. Смертельно раненному почтальону, из сумки которого высыпаются письма, передает винтовку богиня победы Ника.

На следующие пять лет боевые действия (но не война!) для Данцига-Гданьска закончились. Польское население города и его окрестностей было отправлено в концентрационные лагеря и на принудительные работы в Германию. Не успевшие уехать до 1939 года евреи в конце концов погибли в газовых камерах. Синагоги были разрушены. Нацификация завершилась, и в 1944 году Данциг ждала обычная для крупных немецких населенных пунктов судьба. Он подвергся масштабным бомбардировкам с воздуха и с земли, а перед самым освобождением произошел массовый исход прежнего населения. Город был фактически разрушен: в историческом центре в руинах лежало до 90% оригинальной застройки. Это была обычная картина для Европы. Данциг, Варшава, Сталинград, Дрезден, Кельн, Гамбург, Кенигсберг, Роттердам, Минск выглядели примерно одинаково: выжженная, ощетинившаяся остатками зданий земля, по которой прошелся молох войны.

Рождение нового старого Гданьска

Каждый из этих городов после войны ждала своя судьба. Старую Варшаву аккуратно восстановили, на месте Сталинграда и Минска построили фактически новые «идеальные города», которые должны были быть лучше, красивее, счастливее прежних, о печальном опыте Кенигсберга-Калининграда речь пойдет через неделю. У Данцига же, вновь превратившегося в 1945-м в Гданьск, была своя специфика, рожденная его запутанной историей существования на месте прямого столкновения тевтонской и славянской цивилизаций.

Повторять ошибки Версальского мира в этот раз не стали. В ходе послевоенного переустройства Европы бывший «Вольный город» был полностью отдан Польше, а оставшееся немецкое население в принудительном порядке вывезли в Германию. Его место заняли в том числе столь же вынужденные переселенцы с территории так называемых «Крэсов всходних» — запада Беларуси и Украины, вошедших в состав СССР. На фоне человеческих трагедий, связанных со всегда мучительными процессами миграции народов, судьба населенных пунктов выглядит чем-то малозначительным, но опыт этот всегда поучителен, а очень своеобразный опыт Гданьска поучителен вдвойне. Новое польское руководство выбрало совершенно необычную схему восстановления доставшегося им мертвого города, не похожую на то, что делалось в аналогичных случаях как в Восточной, так и в Западной Европе.

Дискуссия по поводу того, что делать с данцигскими руинами, началась сразу же после окончания Второй мировой. Концепции были самыми различными — от сохранения разрушенного города в качестве своеобразного мемориала и возведения нового центра на пустом месте до полного сноса исторической застройки и замены ее социалистическими зданиями, обозначившими бы светлое будущее главного порта страны народной демократии. Многие поляки, помнившие довоенные обиды и зверства нацистов во время войны, даже радовались возможности избавиться от «прусского» наследия, ассоциировавшегося с агрессией, ненавистью и миллионами невинных жертв. Гданьский журналист Хенрык Тецлафф писал в главной местной газете Dziennik Bałtycki:

«На месте старого центра Гданьска с его узкими улицами мы построим современный жилой район с широкими проспектами, освещенными солнцем садами и парками, расположенными вдоль живописных каналов. Тем самым мы создадим модель современного приморского города, в котором торгово-промышленная и жилая части будут разделены. Идеальные условия для жизни человека труда сформулированы в тезисе „Не работай там, где ты живешь“».

К счастью для современных жителей города и миллионов его гостей, в конечном итоге от столь модной тогда, но чересчур экстремальной сейчас концепции было решено отказаться. Исторический центр Гданьска, так называемый Главный город, было решено восстановить, но сделать это очень оригинально. Польские реставраторы реконструировали не довоенный немецкий Данциг — на его руинах они воссоздали тот условный, во многом фантастический Гданьск XVIII века, существовавший до разделов Речи Посполитой и последовавшей германизации.

Вместо того чтобы, руководствуясь многочисленными довоенными фотографиями и сохранившимися чертежами, сделать вторую Варшаву, архитекторы и строители построили во многом идеализированный польский город, о прежнем внешнем виде которого не существовало практически никаких визуальных свидетельств.

Опираясь на отдельные архитектурные памятники той эпохи, сохранившие свой оригинальный внешний вид, реставраторы стилизовали под них и остальную застройку. По-немецки суровые лаконичные фасады зданий получили пышное декоративное оформление в духе присущего Гданьску XVIII века голландского маньеризма. По сути, это было терраформирование, превратившее идеологически чуждую городскую среду в нечто знакомое и родное.

При этом, сохраняя видимость исторической реконструкции, Главный город Гданьска, по сути, строился как современное образование. На его старых снимках видно, насколько плотной, скученной была немецкая застройка. От этого также сознательно отказались. В общем и целом оригинальная сетка улиц сохранялась, но «новые старые» здания восстанавливались лишь по их красным линиям. Внутриквартальные дома безжалостно сносились с формированием обширных озелененных дворов, в которых размещали инфраструктуры, например детские сады.

За «историческими» фасадами также скрывалась вполне современная начинка. Весь этот голландский маньеризм как бы XVIII века декорировал фактически новые дома с комфортабельными квартирами, въезжали в которые в том числе и рабочие судоверфи.

Город-декорация

Такое несколько искусственное конструирование Гданьска в чем-то напоминает Минск. Поляки тоже создавали свой «город солнца» — более правильный, лучше приспособленный для жизни, самим своим существованием доказывавший величие одержанной победы. Однако при схожести содержания форма для этого была выбрана совершенно иная. По крайней мере Главный город — тот самый «центр центра» — сохранил свою историческую планировку, через него не прорубались новые магистрали, он по-прежнему существует как цельный организм, а самые знаковые здания (многочисленные средневековые костелы и отдельные гражданские сооружения) восстановлены в их оригинальном облике.

Для абсолютного большинства туристов и все большего количества местных жителей Старый Гданьск выглядит сейчас честным ганзейским городом с готикой кирх, пышным декором купеческих камениц, красным кирпичом ворот и крепостных башен, фахверком зерновых амбаров вдоль реки Мотлавы. Никто не задумывается, что это декорация, во многом даже мистификация, — и в этом талант польских реставраторов, выполнявших идеологический заказ, но сделавших это талантливо. Бывший польский премьер-министр Дональд Туск, уроженец Гданьска и нынешний председатель Европейского совета, назвал послевоенную реконструкцию города (ликвидацию «прусского варварства») его «второй катастрофой в XX веке», но это та «катастрофа», которая нравится публике: фотогеничная и комфортная для восприятия.

Для того чтобы понять, как все могло бы быть, но, к счастью, не случилось, необязательно ехать в Кенигсберг-Калининград. Достаточно выйти за пределы Главного города, в другие районы гданьского исторического центра — в Старый город или Молодой город, которые не стали восстанавливать в комплексе. Отдельные оригинальные здания, в том числе та же Польская почта, которую так отчаянно обороняли 1 сентября 1939 года, или Большая мельница, настоящий индустриальный собор XIV века, здесь соседствуют с типичными для Польши мрачными послевоенными многоэтажками или административными высотками 1960—1980-х годов. Здесь по-прежнему, спустя семь с лишним десятков лет, встречаются пустыри, оставшиеся от руин Данцига, и активно ведется новое строительство.

Отсутствие надуманного пиетета к «духу места» — еще одна отличительная черта поляков. Восстановив в общем и целом свои города в прежнем виде или в том виде, в котором они хотели бы их видеть, впредь они не боялись включать в исторические районы откровенные новостройки. Сейчас неравнодушную общественность города раздражают модернистские послевоенные «монстры», соседствующие с ганзейской архитектурой, но подобные опыты продолжают практиковаться и ныне.

Однако в настоящее время со старой средой польские заказчики и архитекторы начали работать гораздо аккуратнее. Они по-прежнему не стесняются «новоделов», однако масштаб их стал гораздо скромнее, а внешний вид, очевидно современный, тем не менее, вступает с историческим наследием в настоящий диалог. Он не противопоставляет себя ему, а выглядит естественным продолжением, эволюцией традиционной архитектуры города.

Распад социалистического лагеря и последовавший за ним слом идеологических систем дал новый вызов Гданьску. Здесь зародилось движение «Солидарность», а с ним фактически появилась новая, современная Польша. Но эта революция, как обычно, расправилась со своими героями. Рабочие гданьской судоверфи имени Ленина во главе с Лехом Валенсой были некогда локомотивом демократического движения в стране, их сердца так настойчиво (и в конечном итоге успешно) требовали перемен, но родная верфь их не пережила. Промышленный гигант умер, а тело его, как это обычно и случается в природе, должно дать новую жизнь.

Ее первыми символическими ростками стали две знаковые новостройки последнего времени. Музеи движения «Солидарность» и Второй мировой войны уже не пытаются заигрывать с ганзейским прошлым Гданьска. Они откровенно, даже вызывающе современны, но они же говорят о будущем города. Движение вперед возможно только через прогресс, память о прошлом должна сопровождаться мыслями о грядущем, а в их борьбе и единстве, порожденных ими конкретных поступках — залог успешного развития.

Благодарим за помощь в организации поездки «Альфа-Банк» в Беларуси.

Читайте также:

• Рвануть на море в Польшу: цены, люди и впечатления
• «Волчье логово»: как в лесной глуши появилась главная ставка Гитлера
• Яхты, цены, красота: репортаж о крутом польском курорте

Перепечатка текста и фотографий Onliner.by запрещена без разрешения редакции. nak@onliner.by