На первый (и даже на второй) взгляд Паундбери предстает типичным провинциальным английским городком. Запутанный хаос узких улочек, несколько небольших площадей, малоэтажная застройка как будто из XVIII века, магазинчики, пабы и конторы, патриархальная атмосфера. Вот только далеко не в каждый населенный пункт страны с официальным визитом прибывает сама Елизавета II с семейством. Такое пристальное внимание британского монарха объясняется очень просто. Паундбери — это экспериментальный город, который с начала 1990-х годов строится по инициативе и на землях принца Уэльского Чарльза в соответствии с его архитектурными воззрениями.

Такие воззрения у наследника британского престола имеются, причем очень ясные и давно сформулированные. В отличие от абсолютного большинства особ такого статуса, предпочитающих не афишировать свои художественные вкусы, Чарльз это делать давно не стесняется, причем порой используя довольно агрессивную риторику, будоражащую душевное спокойствие либеральной общественности. C середины 1980-х принц Уэльский известен как последовательный убежденный критик современной архитектуры и консервативный защитник милой сердцу старины.

В 1984 году, выступая на званом ужине, посвященном 150-летию Королевского института британских архитекторов, Чарльз описал свои эмоции от проекта нового корпуса Национальной галереи в Лондоне: «Это чудовищный карбункул на лице горячо любимого, элегантного друга». Эффект, который произвела эта метафора на профессиональное сообщество, можно сравнить разве что с эпохальным выступлением Хрущева на Всесоюзном совещании строителей 1954 года, ставшим началом яростной борьбы с излишествами в советской архитектуре.

Конечно, Соединенное Королевство мало напоминало Советский Союз. Мнение принца не стало руководством к немедленному действию, как это произошло с идеей дорогого Никиты Сергеевича. Однако проект корпуса лондонской Национальной галереи был, тем не менее, изменен: вместо модернистского здания в конечном итоге построили нечто в псевдоклассическом стиле. Чарльза же, выговорившегося однажды, теперь было не остановить. С тех пор он неоднократно выступал с сеансами бичевания современной архитектуры, однажды даже заявив: «Вы должны отдать должное люфтваффе. Когда они разрушали наши дома, по крайней мере они не заменяли их чем-то еще более отвратительным, чем строительный мусор».

В 1989 году принц Уэльский формализовал свои воззрения на эту тему в целой книге, получившей название «Образ Британии» и говорящий подзаголовок «Личный взгляд на архитектуру». Более того, на теоретических разработках Чарльз решил не останавливаться. Параллельно у него возникла идея и, что самое главное, появилась возможность реализовать свои воззрения на практике.

Кроме эфемерных титулов, доставшихся принцу по праву рождения, у Чарльза есть и вполне физическая собственность в виде так называемого «герцогства Корнуольского» — 135 тыс. акров (около 550 квадратных километров) земельных участков, разбросанных по всей стране. Герцогство, с XIV века традиционно являющееся владением наследника престола, обеспечивает львиную долю его доходов. Благодаря арендным платежам расположенных на этой территории ферм, жилых, административных зданий и прочей недвижимости Чарльз зарабатывает порядка £20 млн в год. В конце 1980-х принцу и его советникам пришла идея использовать небольшую часть наследства для реализации своей архитектурной утопии.

Для этого среди земель герцогства Корнуольского был выбран участок в 400 акров (приблизительно 162 га) на окраине городка Дорчестер в графстве Дорсет на юго-западе страны. В 1988 году Чарльз назначил главным архитектором проекта люксембургского специалиста Леона Криера, известного теоретика и практика так называемого «Нового урбанизма». Это концепция подразумевала возрождение небольшого, компактного, но при этом высокоплотного города как основной градостроительной единицы в противовес одноэтажным пригородам с одной стороны и многоэтажным «гетто» с другой.

Итак, что же представляет из себя идеальное пространство для жизни, по мнению «новых урбанистов» и принца Чарльза в их числе. С точки зрения планировки Паундбери является имитацией города с историей. Никаких широких проспектов, формирующих квадратно-гнездовую квартальную структуру: уличная сеть здесь нарочито хаотична и непредсказуема. Узкие бульвары и аллеи прихотливо изгибаются, что имеет как эстетическое, так и практическое значение. На улочках Паундбери невозможно разогнаться на автомобиле: здесь, как и в других экспериментах данной разновидности урбанистов, пешеход имеет очевидное преимущество перед машинами.

Автомобильный транспорт здесь не поставлен вне закона, а лишь подвергается некоторой дискриминации, чтобы лишить его того всеобъемлющего статуса, который он имеет, например, в США. Сугубо жилой пригород с тысячами частных домиков представлялся Чарльзу ровно таким же злом, как и бездушные бетонные «человейники» 1960—1970-х годов. До работы, торгового центра, школы в стране победившей субурбанизации приходилось добираться на машине, потому что альтернативы этому не было. В Паундбери акцент сделан на обязательную пешеходную доступность всех необходимых объектов инфраструктуры.

Это краеугольный камень концепции «новых урбанистов». Их города должны были существовать как фактически автономные образования. Воспеваемое модернистами зонирование территорий, когда в населенном пункте выделялись производственные, жилые, рекреационные, административные зоны, зачастую разделенные многокилометровыми расстояниями, объявлялось порочной практикой.

Паундбери задумывался как самодостаточный организм. Во многих жилых домах на первых этажах организованы магазины, кафе, пабы, мастерские, адвокатские конторы, банки и прочие общественно полезные учреждения. Офисные здания равномерно распределены по городу, а на его окраине создано опытное предприятие по производству сухих завтраков как образец экологически чистого производства будущего, обеспечивающего население Паундбери рабочими местами. Все это, естественно, в пешеходной (максимум велосипедной) доступности. Автомобиль теперь нужен был лишь для поездок по стране, до всего остального местный житель мог дойти своими ногами.

Однообразие британских и американских предместий порицалось, и застройка Паундбери намеренно сделана максимально разной — в этажности, внешнем облике, даже отступе от красной линии улиц. У одного дома входная дверь смотрит прямо на тротуар, перед соседним уже устроен палисадник, а каким-то счастливчикам повезло даже со своим садиком. Эти нюансы влияют на стоимость жилья, что позволяет обеспечить требуемую социальную дифференциацию даже в рамках одного квартала.

При этом, несмотря на такое похвальное стремление к разнообразию, вся застройка сделана максимально традиционно. Использование исключительно исторических стилей, декоративных элементов, местных строительных материалов является, с точки зрения заказчика-принца и его последователей, единственно приемлемым подходом на фоне засилья «антигуманной бетонно-стеклянной современной архитектуры». Никаких больше «чудовищных карбункулов», лицо горячо любимого друга должно вызывать исключительно умиление.

Предполагается, что из 400 акров выделенной под Паундбери территории герцогства застроены будут лишь 250. Высокоплотную, хотя и относительно малоэтажную застройку окружит зеленый пояс, который добавит городу пасторальной живописности. Авторы проекта задумали разместить здесь игровые площадки, парки, поля для пикников, где местные жители смогут наслаждаться природой, взирая на мирно пасущихся овец.

Очевидно, что принц Чарльз никуда не торопился. Его план 1988 года начал реализовываться лишь в 1993-м, и к началу нового века была закончена лишь первая его очередь. Паундбери, не торопясь, продолжает строиться и сейчас. Пару месяцев назад на его главной площади был торжественно открыт памятник бабушке принца. В этой связи городок и посетила Елизавета II с семейством. Она зашла в новенький местный супермаркет, изучила ассортимент продуктов, а жена Чарльза, Камилла, даже испытала краны одного из местных пабов.

С точки зрения стороннего наблюдателя, эксперимент наследника британской короны кажется удачным. Сейчас в Паундбери живет 3000 человек, половина из которых заняты в одном из 150 местных мелких бизнесов. При этом около трети местного населения составляют пенсионеры, традиционно любящие проводить осень своей жизни на юге страны. Окончание строительных работ запланировано на 2025 год, когда население города по плану достигнет 6000 жителей.

Критики Чарльза и его архитектурных воззрений имеют к принцу целый ворох претензий. Во-первых, среднестатистический житель Дорсета не сможет позволить себе роскошь поселиться в Паундбери. Квартиры и небольшие дома стоят в среднем $160—320 тыс., стоимость большого особняка может достигать и $800 тыс. Конечно, треть всего жилого фонда, как это сейчас принято в Великобритании, принудительно относится к классу так называемого доступного жилья, субсидируемого государством. Однако, учитывая планируемое население города, очевидно, что решить проблему отсутствия на рынке дешевых квартир проект Паундбери никак не сможет.

Признавая его очевидные достоинства (например, ориентацию на пешехода, доступность и полноту инфраструктуры), многие критики обращают внимание, что Паундбери в жизни выглядит макетом для съемок в кино. Его называют «стерильным, удушающим спальным городом, бездушным и авторитарным в своем демонстративном уюте», обвиняют в пропаганде устаревшей архитектуры, не соответствующей современной эпохе. Паундбери, как знаковый для Чарльза проект, вещественное воплощение его эстетических устремлений, во многом становится разменной монетой в куда более масштабном дискурсе о консерватизме и либерализме, ценности классики и важности прогресса, монархическом тщеславии и оторвавшихся от народа архитекторах-модернистах.

Скорее всего, истина в этом споре находится, как обычно, где-то посередине. В идее «новых урбанистов» о небольших городах или автономных районах как базовых градостроительных единицах нет ничего плохого. «Автомобильные пригороды» действительно устарели так же, как и огромные спальные массивы 1960—1980-х годов. Некогда актуальный способ решения жилищной проблемы сейчас выглядит анахронизмом. Среда, в которой мы обитаем, обязана принять более гуманный характер — как в этажности, так и в доступности важных для быта объектов. Поход в магазин или в ресторан не должен становиться важнейшим событием недели, а должен быть рядовым элементом повседневного быта.

С другой стороны, сосредоточенность исключительно на традиционной архитектуре, классических художественных образах, превознесение их как единственно верных выглядит старческой ностальгией по давно ушедшей эпохе. Имитация, какой бы удачной она ни была, всегда будет имитацией, поделкой (и подделкой), определяемой мерой таланта архитектора. В Китае, например, подобная практика потакания консервативным вкусам публики возведена в культ, но на то он и Китай. Принципы «новых урбанистов» вполне могут быть реализованы в современных актуальных формах, что убедительно демонстрирует опыт Скандинавии и других стран Северной Европы.

К сожалению, пока в белорусских условиях подобный подход (как в его консервативном, так и прогрессивном варианте) представить сложно. Недостаток свободного места и по-прежнему гипертрофированный спрос на жилье диктуют застройщикам формат «мини-полисов» и отечественных «Дубаев-Макао», а редкие образцы современных малоэтажных кварталов остаются исключениями. Тем не менее хочется верить, что рано или поздно это обычное для современных стран будущее неизбежно ждет и нас. Так диктует логика развития общества.

Читайте также:

• Как во второй половине XX века в Великобритании родились, жили и умерли многоэтажные жилые районы

Перепечатка текста и фотографий Onliner.by запрещена без разрешения редакции. nak@onliner.by