Увидеть, пока не развалилось: обследуем «проклятый красный дом» в зоне отселения
Немного постапокалипсиса в пасмурный день еще никому еще не вредило. Говорят, в самом центре радиоактивных зарослей Ветковского района стоит большой красивый красный дом (похожий на дворец). Из ныне живущих его мало кто видел. Да и в реальности этого места уже есть некоторые сомнения. Спеша «увидеть, пока не развалилось», мы отправились искать древний объект, который надежно защищен от людей хмурыми патрулями, радиацией и вывесками с угрозами.
В ветковской зоне отчуждения мы побывали еще весной, когда шлагбаумы ненадолго поднимаются по случаю Радуницы. В этот день уроженцы зоны возвращаются сюда со всех концов страны, чтобы навести порядок на старых могилах. Выглядит необычно: от деревни остались рожки да ножки, в совхозной конторе на месте директорского стула выросла елка — и только могилы стоят как новые, покрашены и прибраны.
Это похоже на какой-то сюрреалистический парад техники. Едет весь погнутый «москвич» — крашен валиком, набит старушками в платочках. В огромный не по росту руль, явно снятый с трофейного грузовика, вцепился колоритнейший дед с длинной, но редкой бородой. Следом переваливается на выбоинах сверкающий Mercedes с минскими номерами — внутри напомаженные и важные горожане. За ним — арендованный желтый автобус, в который, похоже, поместилось все, что осталось от населения некогда большой деревни.
Мы направляемся в деревню Речки — там должно быть то, что мы ищем. Одна за другой машины сворачивают с дороги к «своим» погостам. И вдруг ты обнаруживаешь, что едешь один. Некогда широкую дорогу обступили деревья (на обратном пути будет казаться, что утром они стояли на полметра дальше). Знаки все мрачнее, островки асфальта все короче, ямы все глубже. Застрянешь, шлагбаум вечером опустят — останешься здесь жить.
Речки выселили в 1992-м. Сегодня здесь, судя по официальной карте, 15—40 кюри на квадратный километр по цезию-137 — это считается «зоной последующего отселения».
C тех пор не прошло и четверти века, а попробуй найди того, кто хоть что-то знает. Речковцы почти без осадка растворились в городских панельных кварталах. Их потомки стараются нащупать корни, приезжают в сверкающих «мерседесах» — но мало что помнят.
Как уж заведено, живее всего тут выглядят кладбище и военные захоронения. Из-за крестов слышны голоса — уже легче.
Пустые силосные ямы, одичавшие остановки, торчащие печные трубы в Речках точно такие же, как в сотнях других мертвых деревень. Там, где сейчас поле, раньше стояли дома.
Наконец сквозь заросли просматривается что-то большое и красное. Похоже, это и есть тот самый усадебный дом начала XIX века, который значится в национальном списке историко-культурного наследия.
Здание со всех сторон обросло деревьями, его уже сложно разглядеть.
Вообще-то, у советской власти было правило: в панских дворцах создавать детдома и интернаты с крашеными коричневой краской стенами. Так было почти во всех старорежимных забросах, которые мы посетили. Везде признаки пребывания детей, и эхо от их воплей еще бродит по этажам. Но в Речках имуществом распорядились иначе.
Гомельский учитель истории Сергей Балахонов был подростком, когда выселяли Речки и окрестные деревни. Между тем в этих краях прошла значительная часть его детства. Говорит, надо бы изучить вопрос более тщательно, когда руки дойдут.
— В детские годы это здание у меня никак не ассоциировалось с «панскім маёнткам». О том, что это бывшая помещичья усадьба, я узнал позже. Слышал, что здесь жил «пан Бычок», которого отдельные крестьяне запомнили как доброго помещика. Почему доброго? Потому что он якобы подарил одной из сельчанок платок. Как выяснилось позже, речь шла о владельце имения Речки статском советнике Василии Саввиче Бочкове. В издании «Торгово-промышленный мир России» 1915 года упоминается имение Речки, а хозяин характеризуется как сторонник распространения агрономических и ремесленных знаний среди крестьян. С этой целью он пожертвовал Гомельскому земству 200 десятин для устройства сельскохозяйственного и ремесленного училища. Эти земли не были пустыми. Упоминается, например, фруктовый сад, который мог стать «существенной поддержкой для школы».
Относительно того, как впоследствии использовалось двухэтажное кирпичное здание, остается много вопросов. После революции упоминаний про Бочкова не встречается. Известно лишь, что после войны тут был винзавод.
— Кто знает, может, тот самый фруктовый сад стал источником сырья для винодельческого производства, — предполагает Балахонов. — Слышал, сюда водили на экскурсии школьников, только не знаю — как на исторический объект или как на производство. В любом случае детям нравилось.
Если это действительно винзавод, то самый нарядный в округе. Историко-культурные памятники в Беларуси делятся на самые ценные и попроще — всего четыре категории. Эта постройка отнесена к самой низкой, третьей категории. В общем, пан Бычок обиделся бы такой несправедливости.
Баек про призраков, которые, казалось бы, должны изобиловать в таких местах, тут не имеется: некому сочинять, некому слушать. Привидения отказываются водиться там, где нет людей.
Аллея из подгоревших толстых лип уходит вдаль. Кто-то крупный (или что-то?) ворочается за кустами.
При ближайшем рассмотрении в зарослях обнаруживаются старательно разрушенные останки каких-то технических построек с заваленными подвалами.
Вообще, есть ощущение, что винзавод, покидая его в 1992-м, целенаправленно попытались не оставить врагу. Крыша, лестницы и перекрытия упали явно не от ветхости. А не упали бы — и все остальное целее осталось бы. К зданию примыкала построенная уже после войны кирпичная котельная — так при выезде ее почему-то стали ломать. В результате развалилась старая стена. Хотя кто теперь знает, что там произошло, кто и какой отдавал приказ, отступая.
Нынче на многие вопросы из недавнего прошлого звучит ответ «Не знаю». В исполком пришли люди, которые не застали эпоху большого переселения. Одни далеки от этого, другие забыли, а иным и неинтересно.
В Ветковском райисполкоме говорят, что периодически выезжают в Речки, вырубают то, что наросло вокруг дома, поддерживают порядок. Потому что, как ни крути, плохонькое, а наследие — надо обеспечивать сохранность.
Речки в этом смысле не уникальны. Мы рассказывали про мертвую деревню Демьянки в Добрушском районе. Там тоже от 15 до 40 кюри на квадратный километр и хозяев дожидается дворец с башенками. Сохранность у него получше, но проблемы похожие: зона все усложняет.
Вообще, для местной власти (не только в Ветке) такое наследие — довольно болезненная и хлопотная штука. Во-первых, не всякий чиновник способен спокойно смотреть, как разваливается памятник, понимая, что сделать ничего не можешь. Во-вторых, статус ценности подразумевает государственную охрану, за необеспечение есть статья. Но как эту охрану обеспечить в подобном месте, никто так и не придумал.
Одно время была популярна идея отыскивать за границей потомков помещиков: считалось, что они заинтересуются таким наследством. Но так ни разу ничего хорошего из этого не вышло. У потомков свои дела, разве что напишут письмо с теплыми словами поддержки.
Максимум, на что хватает ресурсов, — это прикрутить к древним кирпичам шурупами пластмассовую табличку, которую все равно никто не увидит. Зато она все видит, напоминает — про Уголовный кодекс и строгий режим зоны. Но УК не действует на природные факторы. Дождь, снег, перепады температуры уничтожают старые стены.
Особого будущего у этого здания не предвидится. Зампред райисполкома Сергей Кончиц смотрит на вещи реально:
— Это зона отселения — со всеми вытекающими обстоятельствами. Речь о реставрации усадебного дома не идет. Скорее, надо говорить о консервации здания, но и на это у района нет денег.
Возможно, когда-то, после нас, земля очистится. Было бы неплохо, чтобы к тому времени еще осталось что реставрировать.
Гипсокартон в каталоге Onliner.by
Цикл «Увидеть, пока не развалилось»:
Перепечатка текста и фотографий Onliner.by запрещена без разрешения редакции. nak@onliner.by
