Из-за облаков кто-то нежно подул на Припять — она коварно зашипела и поползла дальше. По дороге привычно поблуждала между холмов, запутываясь, как скомканные в кармане наушники, растеклась выразительной кляксой, поставила на пышных лугах автограф и проскочила мимо пограничных столбов. За горизонтом покормила поля, отвезла на плечах груженую баржу и довольная вернулась домой. В таком ритме река жила веками, а потом заболела. Стала тощая и бледная, точно трубка от капельницы. Лечить ее мы, увы, не умеем, а вот симптомы зафиксировать можем.
Если болота — это наши легкие, а Минск — сердце, то Припять, очевидно, — кардиограмма (такая у нашей страны своеобразная конституция). Вот показания с межпланетного ЭКГ, записанные примерно лет семьдесят назад.
Тогдашние лекари, видимо, зафиксировали аритмию и решили поправить здоровье. Взяли лопаты и набросились ровнять русло, разрубая самые непокорные хитросплетения, крюки и дуги. В те годы любили воевать с природой.
— Когда-то река была заковыристая! Вообще! А потом они эти петли поубирали, и вода потоком понеслась, как по трубе. Вся в Украину уходит, — показывает в сторону соседей местный мужик, полвека проживший под ласковый шепот большой воды.
Научный метод штыковой лопаты сработал: аритмия прошла. Вот только пульс пропал. Массовая и порой не до конца осмысленная мелиорация стала одной из причин болезни, для которой пока не придумали названия (у вас есть возможность).
Мы стоим на песчаном берегу, вода шалит и светит в глаза. Не шали, река, у тебя постельный режим!
На быках старого моста нанесены белые отметины, напоминающие о том, какой сильной была Припять в молодые годы (ах, как давно это было). Такой уровень воды был зафиксирован в 1979-м.
Говорят, в тот год картошку помогали копать водолазы, а местные кроты научились задерживать дыхание и плавать брассом. Наверняка врут: полешуки предпочитают картошке огурцы и клубнику.
Тогда у реки был отличный аппетит: во время паводка она запросто могла проглотить дорогу, поживиться продукцией с огородов, порыться в подвалах и закусить сочным лугом. А сейчас почти не ест: порой даже дикие пляжи не может осилить.
Сергей Козлов в это время уходил в армию и оставил водоем без присмотра на несколько лет. С тех пор надолго не уезжал и старался заботиться о воде как мог. Примерно лет шесть назад он создал некоммерческий экологический фонд «За чистую Припять»: собрал таких же инициативных белорусов и стал проводить акции, помогать в борьбе с браконьерами, убирать берег со школьниками, а главное — говорить о проблемах.
— Она всю мою жизнь постепенно мелеет. Бывают иногда перепады, но воды все меньше и меньше, — Сергей Николаевич стоит на небольшом песчаном пляже и показывает, где когда-то была вода. Если коротко — везде.
Цветущий луг был залит, как вегетарианский холодец.
А курицы (прабабки тех, что суетятся на фото ниже) регулярно собирали пожитки и уходили в горы, чтобы не намочить перья.
Мы залазим на кузов старой фуры, стоящей во дворе Сергея Николаевича, и осматриваем былые владения Припяти: похоже, она была богаче рода Ланнистеров и Скруджа Макдака вместе взятых.
— Я не эколог, я всю жизнь занимался коммерцией. А на старости лет решил, что могу себе позволить ничего не делать и заниматься проблемами Припяти. И рыбу еще ловить. О-о-о, я без рыбалки не могу! У кого-то алкогольная зависимость, у кого-то от казино, а меня с рекой такая же история: если дрожания удочки в руках не почувствую — аж плохо, — глотает слюну учредитель фонда и без остановки рассказывает о ненаглядной.
— Дядя, а что вы делаете? — щурится от солнца мальчик, задирая голову вверх.
— Мы красивую речку снимаем. А ты почему с папой рыбу не ловишь? — улыбается Сергей Николаевич.
— А я удочку утопил, — убегает пацан и принимается копать в песке яму.
Такие ямы, только размером побольше, здесь копают и взрослые. Еще они строят каменные укрепления и делают много других интересных вещей, которые помогают реке жить. Сергей Николаевич показывает одно из таких сооружений, частично скрытое волнами.
— Эти каменные языки начали лет пять назад строить, а может, и больше. Привозят щебень баржами и делают насыпи метра по три шириной и по пятнадцать-двадцать длиной, — говорит инициативный белорус и советует обратиться в организацию, которая занимается строительством этих сооружений. Я звоню в один из филиалов организации «Днепробугводпуть» и готовлюсь услышать что-нибудь про «постановление Совета министров» и «в соответствии со статьей закона», но голос в трубке удивляет: голубая магистраль нещадно худеет.
— Припять мелеет — это факт. В 2015 году был зафиксирован критический минимум. Мы в то время вели крупногабаритный состав, 90 дней от границы с Украиной копали впереди дорогу.
Старики отмирают. Я сам езжу по речке и вижу — они пропадают. Мы самостоятельно обращались во все инстанции, писали: «Спасите-помогите», а потом получили ответ: «Найди деньги и копай».
«Каменные языки» правильно называются выправительными сооружениями либо струенаправляющими дамбами. Всего таких в районе Мозыря за последние годы построили штук пятнадцать. Они помогают формировать поток, который будет сам размывать мелкие участки — так называемые перекаты. Они немного сдерживают воду, уносящуюся за горизонт, но проблему с обмелением решить не могут.
— Я не могу сказать, что вода уходит из-за спрямления реки. Тут комплекс факторов: и климат, и увеличение потребления воды народной промышленностью, и та же мелиорация.
Если в советские годы на нашем участке извлекалось 5 миллионов кубометров грунта, то сегодня всего 500—600 тысяч, то есть примерно в десять раз меньше. Плюс раньше были проекты по разработке пойменных входов и выходов, а сейчас на все это, как бы это сказать по-русски, подзабили. Государство пытается что-то делать, но нужны более решительные меры.
Я вижу, что еще 5—7 лет — и Припять станет просто канавой. И не будет ни рыбы, ничего. А взаимопонимания по этому вопросу мы так и не нашли, — говорит руководитель организации.
Директор честно рассказывает о ситуации, но выяснение причин — не его сфера. Он видит лишь тень от проблемы, и она все время растет, накрывая все больше белорусских земель.
В этом июле воды в реке много: были хорошие дожди, за счет которых в первую очередь и живет Припять. Вода потихоньку подкрадывается к кукурузным полям, которые появились там, где в некоторые годы могли пройти лодки.
— В свое время народ приезжал сюда толпами, чтобы просто подышать травами. Синие, желтые, красные — такое разнотравье было! Луг покрывался водой, и все это семенами разносилось. Такое чудо было! — влюбленно рассказывает Сергей Николаевич. — А теперь по берегам кукурузу высаживают. Я считаю, что это неправильно: удобрения во время разлива могут попасть в воду и рыбу нашу потравить. Логично?
Логично. Но всем нам стоит немного остыть: может, все не так страшно? Волны идут, птички поют, лодки рычат — все же на месте! Садимся на весла и идем в Минск, к гидрологам из Белгидромета: эти люди вторую сотню лет записывают показатели и хранят все упрямые цифры — здесь по-рыбацки не преувеличишь.
Но оказалось, что и не надо: диагноз официальный.
Ученые утверждают, что белорусский климат начал меняться в 1989 году. С тех пор столбик термометра медленно идет вверх. Медленно для нас, но слишком быстро для природы, которая не умеет переобуваться так же быстро, как некоторые.
— Минимальный летний уровень воды в бассейне Припяти за последние тридцать лет в районе Мозыря снизился на 33 сантиметра.
Конечно, год от года отличается, но в целом идет снижение водности. И такая ситуация наблюдается по всей республике: даже на самых крупных реках в последние годы отмечается зарастание. Это связывают с изменением климата: зимой все чаще наблюдаются оттепели, весной очень низкое половодье, летом недобор осадков, — говорит Елена Квач, начальник отдела изучения водного режима Белгидромета.
За поведением рек специалисты наблюдают с 1876 года, все показатели фиксируются и анализируются. Вплоть до конца 1980-х все шло нормально, а потом мы где-то свернули не туда. Прогнозов сотрудники Белгидромета не дают, но некоторые белорусские ученые считают, что ситуация будет усугубляться.
Профессор Волчек из Брестского государственного технического университета составил прогноз до 2035 года. Согласно его анализу, как минимум в ближайшие 15 лет белорусские реки продолжат мелеть. Это касается и бассейна Припяти.
Другие специалисты считают, что это всего лишь временное явление — очередной цикл, который рано или поздно сменится. Но таких все же меньшинство.
Я спрашиваю Елену Георгиевну, насколько все это плохо. Она улыбается моей наивности.
— Плохо. В результате низких уровней образовываются прибрежные отмели и острова в руслах рек и водоемов, это способствует ухудшению экологического состояния и негативному воздействию на водные биоресурсы, осложнению водохозяйственной деятельности, прекращению навигации. В общем, последствий много.
В период проведения массовой мелиорации на Припяти наблюдалась повышенная водность. Но после того, как работы были приостановлены, уровень воды снизился.
Это может говорить о том, что старые системы перестали работать, поскольку их не обслуживали. Сюда же наложилось изменение климата и другие факторы. Это комплекс причин, влияние которых в отдельности оценить сложно.
Ладно, река все же болеет. Но как ее лечить? Похоже, однозначного ответа нет. Последние несколько лет экологи регулярно устраивают словесные дуэли, на которых стреляют друг в друга фактами о перспективах водного пути Е40, который должен связать Балтийское и Черное моря. Сторонники восстановления невероятной артерии, которая проходит практически через все Полесье, утверждают, что это позволит привести реку в порядок и заставит власти следить за ситуацией на Припяти. Противники твердят, что это положит конец настрадавшемуся региону и окончательно загубит одну из главных белорусских рек. Где правда — решать мы не вправе.
Природоохранный специалист и председатель ОО «Багна» Константин Чикалов уверен, что строительство транспортного канала лишь усугубит проблемы. По мнению эколога, углубляя реку и приспосабливая ее для прохождения барж, мы можем нанести серьезный вред.
— Если говорить образно, то инициаторы проекта хотят взять реку в узду, чтобы самостоятельно решать, когда ей выходить из берегов, а когда нет, — объясняет Константин Чикалов. Однозначного решения проблемы специалист не видит.
— По моему мнению, нужно восстанавливать болота и реки, регулировать потребление водных ресурсов, выращивать те культуры, что будут устойчивы к засухам. Природа сама может справиться с бедой, но мы можем помочь ей. Такие катаклизмы будут все чаще, нам надо быть гибче и вовремя перестраиваться, находить более устойчивые решения и возможности развития, чтобы не загонять себя в тупик и не искать миллиарды на борьбу с последствиями.
Гидрологи говорят, что наши специалисты стараются расчищать старые русла, выполнять программу по восстановлению мелиоративных каналов и как минимум поднимать важные экологические вопросы. Но все это дорого, а финансирования на решение таких неочевидных проблем, как всегда, не хватает.
Сегодня рано говорить об экологической катастрофе: сгущать краски не стоит. Река течет, суда идут, лещи клюют. Но с климатом явно творится что-то неладное. На днях расскажем об этом подробнее.
Читайте также:
Хроника коронавируса в Беларуси и мире. Все главные новости и статьи здесь
Наш канал в Telegram. Присоединяйтесь!
Быстрая связь с редакцией: читайте паблик-чат Onliner и пишите нам в Viber!
Самые оперативные новости о пандемии и не только в новом сообществе Onliner в Viber. Подключайтесь
Перепечатка текста и фотографий Onliner запрещена без разрешения редакции. nak@onliner.by