«Все, что я вижу здесь, — это осколок Советского Союза». Большое интервью с Ильей Варламовым

Автор: Дмитрий Мелеховец. Фото: Александр Ружечка
24 июля 2019 в 16:50
Ослепительные скидки в Каталоге Onlíner

Вчера в Минск прилетел известный московский урбанист Илья Варламов. В последний раз он был в белорусской столице около пяти лет назад — в 2014-м. Во время прошлого визита журналист раскритиковал «бездарную и безвкусную» современную архитектуру, устаревший и нерациональный подход к строительству жилых микрорайонов, бесчеловечное благоустройство и много чего еще. Изменилось ли что-то с тех пор? Мы поговорили о новой пешеходной улице, странном здании на Октябрьской, беспощадных коммунальщиках и неприятном будущем жилых микрорайонов.


— Когда вы только прилетели, Аркадий Гершман [урбанист, автор проекта «Город для людей»] написал, что в минском аэропорту невозможно купить сим-карту в восемь утра. А вас как встретил Минск?

— Долетел я нормально, без проблем. Сим-карта у меня и российская работает. Просто Аркадий — человек прошлого.

— Аэропорт все такой же? Или там успели поработать над собой?

— Да, такой же. Аэропорт — это вообще очень важно, потому что это ворота в город, первое впечатление. Человек приезжает, и у него или портится настроение, он на все смотрит злым, обиженным взглядом, не замечает плюсов — у него все плохо, или, наоборот, он довольный и счастливый. Это очень важно — создать первое впечатление. И в этом плане я выхожу, а меня за руку начинают хватать какие-то таксисты. И я вроде вижу, что висят объявления «Справедливая цена — 30 рублей».

— Их повесили недавно. Мне кажется, прикольная штука.

— Да, это прикольно, но у меня сразу возникает мысль: «Почему меня хватают за руку? Почему я просто не могу куда-то прийти и сесть?»

Выхожу на улицу, там стоит несколько разных машин. Какие-то белые, какие-то черные, какой-то трансфер. Мне говорят, надо пойти куда-то, сейчас приедет другая машина. Что вообще происходит? И я понимаю, что, если бы я был иностранцем, меня бы развели и могли наплести любую ерунду. Хотя, казалось бы, организовать простую посадку на такси, единую очередь. Чтобы все подъезжали к одному месту и ехали по счетчику или единой цене без разговоров — это очень просто. Но почему-то до сих пор ты прилетаешь в Минск, и тебя хватают за руку. Как это работает, я не понимаю.

— Вы говорите про ворота и первое впечатление. Так какое оно — снова «совок»?

— Ну, обычный старый советский аэропорт. Слушайте, по-моему, весь Минск про это. Сегодня ко мне подошла девушка, которая сказала, что ни в коем случае нельзя говорить «Белоруссия», а нужно обязательно говорить «Беларусь». У меня с этим есть проблемы. У меня нет «русского мира» и этих загонов, которые, к сожалению, есть у некоторых наших граждан. Но, по-моему, париться и переживать насчет того, как тебя называют в другой стране, — это провинциальные комплексы.

Я читаю, например, как в украинских соцсетях называют Россию: и «Раисия», и «Рашка», и еще что-то. Меня это максимум веселит. У меня это не вызывает никакой обиды, потому что мне все равно. Как они говорят про Россию, вообще никак не может меня задеть. Почему в Беларуси или в Белоруссии (блин, мне даже неудобно говорить «в Беларуси») может человека задеть, что кто-то в другой стране называет как-то по-другому? Притом, когда кто-то говорит на английском «Белараша», вообще все молчат — всегда так говорили, и ни у кого никаких проблем.

Так вот, приходит девушка ко мне и читает лекцию на тему того, что я, имперская свинья, посмел называть Беларусь Белоруссией. Мол, Белоруссия — осколок Советского Союза, а Беларусь — это европейская независимая сильная страна.

И я немножко удивился, потому что все, что я вижу здесь, приехав из Москвы, — это осколок Советского Союза. Притом это без негативных ассоциаций. Это, наверное, как раз тот Советский Союз, по которому многие сегодня ностальгируют в России. Особенно молодежь. Есть такой феномен, когда молодые люди ностальгируют по Советскому Союзу, в котором никогда не жили.

— Фантомные боли?

— Не фантомные боли. Это люди до 30 лет, которые там не жили. Даже я (мне 35 лет) не жил в Советском Союзе. Ну что я видел? У меня осознанный возраст начался уже во времена Горбачева. Но Советский Союз для нашего молодого поколения — это фильмы, это пропаганда, это песни, это какие-то бравые геологи, которые что-то покоряют, это покорители целины, это все фильмы, связанные с Великой Отечественной, это советский футуризм: освоение космоса, какие-то ракеты летят, ядерные реакторы в каждом доме… То есть это что-то светлое, прогрессивное, чистое, прекрасное. Многие действительно по этому ностальгируют.

И когда ты приезжаешь в Беларусь, ты попадаешь в Советский Союз, который действительно мог бы существовать, если бы не пришел оголтелый капитализм девяностых.

Потому что ты видишь чистые советские проспекты с тоталитарной сталинской архитектурой, ты видишь эти парки, до сих пор ухоженные, и не понимаешь, как это вообще возможно. Попробуй найди в России работающий фонтан в советском парке! Или газон постриженный.

И я вообще, когда ехал из аэропорта и видел эти поля, комбайны, я думал, что это просто бутафория. Как будто в «Диснейленде» едешь на паровозике, а там какие-то мыши тебе машут лапками. Мне показалось, что я попал в парк развлечений, где тебе показывают, что было бы, если бы Советский Союз не развалился. По-моему, было бы что-то вот такое.

— В 2014 году ваш «Плохой Минск» был практически полностью посвящен «совку», если не считать неудобных остановок и тупых табличек. Ничего не изменилось или город стал дружелюбнее?

— Слушайте, у вас — я не люблю выражение «особый путь», но реально мы сегодня поездили, посмотрели — очень особый путь. И опять же я не говорю, что это плохо или хорошо. Вот взять какие-нибудь азиатские республики — Таджикистан, например. Ты приезжаешь в Душанбе и видишь, что они специально уничтожают все, что связано с Советским Союзом. У них новый ориентир — это Дубай: все перестроить, застроить, вырубить, максимально избавиться. Они строят дивный новый мир. Ты приезжаешь — и у тебя вообще никакой ассоциации.

Если взять Прибалтику, они пошли по европейскому пути развития. Приезжаешь — и понимаешь: это реально Европа. Там европейские принципы, европейская застройка, даже старые советские кварталы делают европейскими.

А в Беларуси ты понимаешь, что это именно Советский Союз. И это особый путь, который, кстати, вы довольно удачно продаете.

Если сейчас отвлечься от тех проблем, которые у вас есть, экспортная модель, образ, который вы продаете, из России выглядит как Советский Союз в лучшем своем виде. С открытки! Город с открытки, страна с открытки. Поля, хорошие дороги, широкие проспекты, чистые, вот эта вся архитектура. И люди, простые люди реально с восторгом говорят, что это некая несбыточная мечта, которую они потеряли в России. Потому что в России сейчас такого не встретишь.

— Но города строятся не для туристов. Куда в таком случае этот путь ведет?

— Здесь все плохо, если отвлечься от этой открытки, от этой показухи, «Диснейленда» и комбайнов вдоль дороги. Они же бутафорские, да? Я не могу поверить.

— Сегодня в восемь утра завезли, когда узнали, что вы приедете.

— Ну подождите. Я приехал, был дождь, ужасная погода. И какие-то люди, похожие на роботов, косили траву. На хрена они косили траву в дождь? Она уже была покошена, они просто стояли и размахивали руками. Мне показалось, что это роботизированные чучела стоят и косят.

— У нас косят снег, песок косят и вообще все. Потому что планы.

— Вот! Вот! Молодец, потому что мы сейчас подошли к самому главному. Мы подошли к совершенно неэффективной модели, если мы говорим про городскую среду. Я сегодня посмотрел новое благоустройство, которое, как я понимаю, сделали к вашим Европейским играм. Это бестолковая и крайне неэффективная история. Если мы поедем с вами в Голландию, то увидим, что там никто не косит траву между полосами. Там красиво, все чисто, но там не надо косить — потому что они считают деньги. Ты не можешь в Голландии настолько неэффективно расходовать деньги.

Элементарно: мы с вами пойдем по улицам и увидим кучу однолетних, одноразовых растений. Везде вот эти петунии, эти колокольчики (я в растениях не силен), их меняют пять раз в год, эти роботы меняют. Это безумие — тратить кучу бабла на полнейшую хрень, вместо того чтобы посадить многолетники, за которыми не надо даже ухаживать. И все это настолько бестолково, настолько бесполезно, настолько неэффективно!

Посмотри на благоустройство вокруг стадиона: все залито плиткой, тысячами квадратных метров этой плитки. Любой американец сказал бы: «Вы что, [сдурели], ребята? Вы зачем потратили столько денег на какую-то плитку?» Он бы залил бетон, потому что считает деньги. Если бы там ходила тысяча человек, он бы положил плитку, а ходил бы миллион — положил бы гранит. А у вас: положим гранит, а то вдруг когда-нибудь пройдет миллион.

У вас все в пустырях и газонах. На них нельзя лежать, на них нет ни одного дерева, но тратится куча бабла на то, чтобы это содержать, чтобы это как-то косить.

Все это бутафория. Это как прийти на ужин, а там пластиковые мандарины и восковые блюда на столах— вроде все красиво, но этим нельзя пользоваться.

Можно хоть один уютный уголок? Можно хоть одно дерево посадить нормально? Не воткнуть палку, саженец этот за три копейки? Вместо содержания этих пустырей и газонов купили бы нормальные деревья.

Посмотри на вашу пешеходную улицу. Все в каких-то цепях, в каких-то лавочках. А найди хоть одно место, где хочется посидеть. Нет его.

— Вы уже сходили на пешеходную?

— Да, да. Это просто ужас. Вы явно за последний год не пригласили ни одного архитектора, ни одного специалиста, кто вообще понимает, что происходит. Все благоустройство, которое у вас делается, — это уровень семидесятых годов. Это делается для открытки. Чтобы вашим читателям было понятно: это обои Windows. Идеальный газон, небо — обои Windows XP. А вот что здесь делать — непонятно. Тебе хочется на этом газоне полежать на солнышке? Мне не хочется. А начинается эта бутафория с дороги из аэропорта.

— Где вы были сегодня?

— Мы походили по центру, прошлись вокруг стадиона, по улице Октябрьской. О-о-о, вы в курсе, что у вас там асфальт красят в серый цвет?

— Нет.

— Да ладно! Я стоял около выхода с завода «Кристалл» и пытался найти директора, чтобы спросить, зачем он красит тротуар.

— На территории завода?

— Не-е-ет! Около завода, на улице. Видите, даже вы не знаете. Это ваша белорусская хозяйственность. Это как в армии, когда все драят плац, красят бордюры, красят елки, красят заборы, копают канавы, закапывают канавы, опять копают — человек рано или поздно сходит с ума. И мне кажется, кто-то на этой улице тоже сошел с ума и начал красить тротуары. Все рабочие тоже были заняты и красили люки. Или деревья. Или стены. Они реально покрасили весь асфальт!

Я пошел к воротам и хотел выловить человека, который мне объяснит. Сначала нашел охранника. Охранник сказал: «Блин, ну как-то раньше было не очень, а сейчас серый, красивый». Потом вышли молодые женщины, даже девушки от 20 до 30 лет. Все с бейджиками. Я говорю: «Стопэ! Вы зачем красите?» У них лица стали такие, как будто они все следователями работают: «Бы-бы… Красиво! Неважно! Краской покрашено!» Мне кажется, все сотрудники завода «Кристалл» подписывают бумагу о неразглашении, потому что это корпоративный секрет. И это как раз апогей вашей белорусской хозяйственности.

Надо остановиться и начать делать что-то полезное, потому что, если долго заниматься какой-то имитацией, рано или поздно начнешь красить тротуары. У вас уже начали. Остановитесь. Сделайте что-то для людей.

— А не считая асфальта, в целом Октябрьская улица как?

— Очень круто. Все, что дальше завода, этого блокпоста, — там начинается жизнь. Это виртуальные ворота города, за которыми нет этой бережливости, но есть жизнь.

Это офигенное место, там потрясающие люди, бары, рестораны, сувенирные магазинчики, стрит-арт. Это настоящий европейский Минск, европейский город, которого очень не хватает.

Я не понимаю, как это получилось и почему эта бережливость туда не добралась, но мне кажется, что рано или поздно она доберется, потому что аура завода ядовитая. Она задавит, и вы все закрасите в серый цвет.

— Октябрьская площадь, как я понял, показалась вам полной противоположностью Октябрьской улицы. Вы там сегодня видели новое здание.

— Это очень плохо. Нужно объяснить, наверное, почему. Думаю, не все понимают, почему это так плохо.

— Многие понимают.

— Есть Октябрьская площадь. Там есть некий сложившийся ансамбль. В основном это тоталитарная сталинская архитектура, есть Дворец республики — это поздний советский модернизм. Весь модернизм — это абсолютное зло, но в вашем случае это скорее плюс, потому что серое незаметное здание на себя много не берет. Если бы эта бандура на себя что-то брала, она бы все убила.

Там же стоит здание какого-то сотового оператора, которое тоже очень простое и невзрачное. И наверное, самое пышное там здание, одна из главных доминант — Дворец профсоюзов. Это самое эмоционально сильное здание. Не могу сказать, что оно очень крутое в плане архитектуры, к нему есть очень много вопросов, но оно сильное.

И рядом с ним какие-то очень странные для меня люди решают что-то построить. У них возникает вопрос: что строить? И тут мы возвращаемся к архитектурному ансамблю всей площади, где есть некая доминанта и рядовая застройка — то есть бриллиант и оправа, которая нужна для того, чтобы бриллиант читался. Если в кольце будут только камни, оно будет непонятно чем. И этот Дворец профсоюзов очень хорошо чувствовал себя в окружении этой застройки, вся площадь была хорошо сложена.

И вот лепят какой-то непонятный сарай. Во-первых, он на 30% больше по масштабу, чем Дворец профсоюзов. А во-вторых, они лепят такой же фронтон, они лепят коринфские пилястры с отсылками к античной архитектуре. Это просто издевательство и изнасилование здравого смысла. Другой настолько бездарный и безграмотный пример архитектуры найти сложно.

Это уровень китайской провинции, где чувак, выиграв в лотерею деньги, идет на строительный рынок, покупает, как сорока, все, что ему нравится, а потом всем этим сарай облепляет. И такой: «А че, ни фига себе, красиво!»

Еще раз: я архитектор. Я шесть лет учился в Московском архитектурном институте и всю жизнь занимаюсь архитектурой.

Но проблема даже не в этом. Проблема в том, что это здание начало претендовать на новую доминанту. Даже если посмотреть на рендеры, оно уничтожает все вокруг. Оно вторгается в эту площадь и начинает конфликтовать и расталкивать все локтями.

Если привести другую аналогию, то представьте венский бал. Красивые девушки в шикарных платьях, все танцуют, музыка, оркестр, паркет чистый, дорогое шампанское… И тут входит… Какой у вас главный футбольный клуб?

— Борисовский БАТЭ.

— Фанат этого клуба входит и начинает орать. Будет венский бал продолжаться? Нет, не будет — он закончен. Потому что в приличное общество вошел хулиган. Это ложка дегтя, которая все испортила. Испорчен архитектурный ансамбль всей площади. Пришел вонючка и всем испортил праздник.

— А в другом месте оно бы имело право на жизнь?

— Где-то в лесу, чтобы его, кроме енотов и ежей, никто не видел. Это просто очень хреновое, бездарное и слабое недоразумение. Я могу поспорить на ящик лучшего молдавского вина, что в Минске не найдется ни одного независимого архитектора, кто бы сказал, что это хорошо.

— Белорусские архитекторы предлагали довольно много альтернативных вариантов, но их не приняли.

— Единственный альтернативный вариант — это напротив этого здания поставить трибуны (Илья Александрович Варламов готов поставить их за свой счет. — Прим. Onliner) и красиво все это снести.

— Вам в Минске вообще что-то понравилось?

— С архитектурой у вас все довольно грустно по какой-то причине. Но реконструированный стадион («Динамо». — Прим. Onliner) мне понравился. Крутой стадион. Я увидел неплохое здание на берегу реки на проспекте Независимости (речь про «экс-Кемпински». — Прим. Onliner).

— Вы про здание гостиницы? Это известный городской долгострой, который тоже много критиковали за счет его расположения. Вам не показалось, что оно не там, где должно быть?

— Я его в окружении не рассмотрел, просто проходил мимо. Само здание в плане архитектуры нормальное. Но вообще, с архитектурой все плохо.

— Из современной архитектуры вообще ничего интересного не видели?

— Чтобы прям «вау» — нет. Неплохо — отель «Пекин», но он тоже где-то далеко стоит, где его никто не видит.

— Жилые комплексы посмотреть еще не успели?

— Я посмотрел «Минск-Мир». Кто занимается названиями? «Мир-Минск» — «Минск-Мир» — «Мур-Мур». Это грустно. Во-первых, туда было неудобно ехать. Я взял самокат и понял, что по Минску невозможно передвигаться: постоянно нужно спускаться в какие-то переходы. Правда, у вас, в отличие от России, работают лифты, а это уже прогресс.

Это все потому, что люди, которые занимаются проектированием улиц, никогда не ходят по этим улицам. Это как если бы повар никогда не пробовал еду.

Если бы они хоть раз воспользовались этими улицами, они бы офигели. С точки зрения советской открытки все круто, но с точки зрения человека — неправильно.

— Судя по вашим замечаниям, вы никаких изменений с 2014 года не видите.

— В Советском Союзе мало что меняется. Вы чего хотели? По моим ощущениям, у вас за последние 30 лет вообще ничего не поменялось. Мне кажется, что, если сейчас на машине времени назад вернуться, было бы примерно то же самое. Все очень медленно.

Но это же не только у вас. В России такая же история. Есть несколько городов, которые стремительно развиваются — Москва, Казань, Петербург — и все.

— Есть мнение, что Минск идет по пути развития питерских окраин — с их многоэтажками-«человейниками» и всеми вытекающими проблемами.

— Минск продолжает плодить все ошибки советской градостроительной школы. Советская градостроительная школа — это одна большая ошибка. Потому что там проектировали города не для людей, это города не справедливые, это города неудобные. И если мы с вами посмотрим на мировую практику, то увидим, что весь мир эволюционирует, весь мир как-то меняется и признает ошибки. А мы (и Россия, и Беларусь примерно одинаково) в плане застройки продолжаем совершать те же ошибки, что совершали люди в шестидесятых годах.

Все это массовое заигрывание с микрорайонной застройкой активно началось после войны, когда в уничтоженной Европе нужно было быстро что-то строить. Потом они поняли свои проблемы, и поняли это быстро, потому что районы начали превращаться в гетто, а качество жизни совершенно не удовлетворяло потребностям людей.

Есть красивые кадры, как во Франции и в Германии все это разбирают и сносят. Я недавно писал об этом. Немцы говорили, что плюс панелек в том, что они не только быстро возводятся, но и быстро сносятся и складываются в такие же брикетики, из которых их строили. И немцы эти панели складывали на баржи и отправляли в Питер, где из них строили новые дома для нас.

А вы продолжаете делать ошибки. Широкие проспекты и дороги — такого больше не делает никто. Город, ориентированный на автомобили, — такого не делает никто. Спальные районы — этого не делает никто, потому что сам их формат — огромная беда для города.

Вы провоцируете маятниковую миграцию, вы строите огромные жилые пространства, где нет ничего, кроме жилья. Люди вынуждены выезжать куда-то на работу — транспорт, пробки. У вас не может развиваться бизнес, потому что все люди уезжают на весь день и там не остается потребителя. Это проблемы с преступностью. Это просто плохое качество жизни. Все от этого отказались, а вы продолжаете идти, как и Россия.

В будущем это станет большой проблемой. У вас будет так же, как и в Питере, просто вы пока масштабов таких не достигли. Но вы идете по этому пути и будете дальше так делать.

— Строительство третьей ветки метро — из той же серии? Она тоже не нужна?

— Я про третью ветку ничего не знаю, но, наверное, здорово. Пусть строят.

— После того как стало известно, сколько все это сто́ит, многие посчитали, что лучше было просто пустить скоростные трамваи и отказаться от этой затеи.

— Это извечная проблема. Метро — это когда у тебя есть куча бабла. Например, китайцы. Они в каждой деревне строят метро, потому что им просто некуда девать деньги: у них кредиты, миллионы людей, строительные компании — им все равно, что делать. Они делают города-призраки только для того, чтобы не было перегревов экономики. Они фигачат это метро и вам готовы сделать. Могут себе позволить.

Когда же мы говорим о недостатке финансирования, конечно, все иначе: вместо одной ветки метро можно построить десять веток трамвая. И если у тебя денег нет, лучше пускать трамваи. Проведем аналогию. Когда у тебя мало денег, но хочется есть, лучше купить макарон и сосисок на месяц или одну банку черной икры? Хорошо бы икру каждый день, но если денег нет, то лучше макароны и сосиски.

— Что по теме «Хорошего Минска»? Давайте назовем три пункта, по которым Минск обходит Москву. Чистоту не берем.

— Как без чистоты? Кстати, у вас эти вывески «Минск — город-герой» или «Слава победителям» — это очень мило, такого же сегодня уже нигде нет. Нигде в России такого не увидишь. Ладно.

У вас меньше людей погибает на дорогах. Аркаша (обращается к Гершману. — Прим.Onliner), как тут с дорогами?

— У вас идет программа «Добрая дорога». Сейчас в Минске аварийность на уровне Стокгольма. Проблема в том, что дальше нужно развивать велосипедный транспорт, общественный транспорт, пешеходные связи, а с этим все буксует, — помогает Аркадий.

— Вот, в этом плане у вас все круто.

Мне, как человеку, который ценит определенные этапы советской истории, приятно, что в Минске сохранилась целостность исторической ткани именно советской архитектуры. Это большая ценность. Я надеюсь, что вы и дальше будете ее сохранять. Это круто, это можно очень хорошо использовать.

Блин, что еще такого назвать? Я не знаю. На самом деле Москва в последнее время сильно прокачалась. Но в целом мне кажется, что нужно быть… Не знаю, какое слово подобрать. Мне нравится, что вы любите медитировать. У вас красят асфальт, а все говорят, что это нормально. Вы, видимо, познали дзен. Наверное, это круто, потому что все болезни — от нервов.

Читайте также:

Наш канал в «Яндекс.Дзен»

Наш канал в Telegram. Присоединяйтесь!

Быстрая связь с редакцией: читайте паблик-чат Onliner и пишите нам в Viber!

Перепечатка текста и фотографий Onliner без разрешения редакции запрещена. at@onliner.by