«Мы не русы, не белорусы — мы поляки!» — гордо заявляет старушка Чеслава Выдра и что-то бормочет на языке соседей. Ей за восемьдесят. Всю жизнь она прожила в Беларуси, в Польше так ни разу и не была. Зато с односельчанами женщина говорит исключительно по-польски, слушает польское радио и даже настраивает будильник по варшавскому времени. Так живет вся деревня Калеты — пограничное во всех смыслах местечко в уголке страны. Туда и поедем. Наш сегодняшний репортаж — о менталитете, привитой бдительности, корнях и несбывшихся мечтах.
«Bow-wow», — кричит польская собачонка и бросается под колеса автомобиля. Хоть какая-то забава для рыжей дворняжки. Ее хозяину Чеславу сегодня не до нее, старушка Бориславовна сидит перед телевизором, сосед Владек на улицу выходит редко, а у Марека и без того забот хватает. Что ж ей еще остается? Бежать отсюда некуда. Как минимум без шенгенской визы. Куда ни плюнь — граница, польская или литовская: деревня Калеты находится в самом уголке Беларуси, треугольном лучике на карте, устремленном к соседям.
Деревня совсем небольшая, без костела на подъезде была бы и вовсе незаметной. Хотя и костел ее спасает слабо.
К домам ведет песчаная дорога, «заминированная» следами огромных собак. Таких можно мазать фосфором и отпускать в поля для создания уникального амплуа для деревни.
Но фосфора в поселке нет, да и заняты псы вещами более важными — охраной границы. Отсюда до нее можно дойти пешком (если заранее получить разрешение).
У деревенских старушек своя миссия, сладкая, как сливовое варенье: они должны незамедлительно звонить пограничникам в случае обнаружения посторонних лиц. Городским бабулям такое доверие и не снилось.
За образом Девы Марии, которая рассыпает по поселку веру в завтра, стоит два моста: полуразрушенный старый и бетонный новый. У моста зажить по-новому получилось, у Калет — не очень. Старая деревня мертва, новой так и не родилось. Поэтому сегодня здесь всего восемь жилых домов — вместо прежних двухсот.
Новое жилье здесь строят только дачники, да и тех не много. Добротный дом один. Его построил предприниматель, владелец магазина из соседнего города. Но и он ездить сюда что-то перестал.
В одной из первых хат живет 82-летняя старушка Чеслава Бориславовна Выдра. Сегодня у нее в гостях социальный работник Алина, она приезжает из соседней деревни Рынковцы.
Бабушка всегда жила здесь. Сейчас она сидит в окружении компота из «поречки» и советского радио и рассуждает о родине, о временах, смотрит в окно в направлении границы, плутает в воспоминаниях, рассказывает об упущенных возможностях. В свои 82 года бабушка на диво грамотно выражается и светло мыслит. О Польше и поляках говорит с нотками гордости, чуть громче и экспрессивнее.
— Раньше граница за озером была, то есть мы под Польшей жили. Евреев тут много было, поляков, чуть-чуть литовцев. Белорусов не было почти. Потом немец пришел. Евреи все уехали, а мы остались. Четыре года тут фашист сидел, пока солдаты нас не освободили.
После войны поляки все тоже уехали. Многие на родину вернулись, остальных по свету разбросало: во Францию, Германию, Венгрию, Чехию…
О проблемах старушка Чеслава не говорит: деревня белорусская, нравы польские. В Польше бабушка не была. Собралась один раз, получила визу, подготовила документы, но, когда пришло время отправляться в путешествие, вышла из дома, споткнулась и сломала ногу. Виза «сгорела», желание — вместе с ней.
Обычно Чеслава Бориславовна говорит по-польски, как и все в этой деревне. Ее дети, которые живут в Гродно, между собой тоже говорят на языке предков.
— Мы все тут поляки. Мы не русы, не белорусы — мы поляки! Раньше и в паспортах национальность писали, а сейчас перестали. Теперь все белорусы. Я когда по-русски или по-белорусски говорю, то дети смеются. Так и не выучила за столько лет ваш язык, — смеется бабушка Выдра.
Соцработник Алина тоже полька, тоже живет в Беларуси, тоже никогда не была на этнической родине.
— У меня муж на канале работает, а родственник наш — на польской стороне, так они через границу иногда разговаривают. А сколько ж тут до Польши — километра три всего! В Польше собаки лают — у нас слышно. Я б пешком дошла, да желания большого нет, — улыбается Алина. — Для меня поездка в Гродно — уже экстрим, не путешественница я.
Раньше в Калетах были школа, магазин, пилорама. Сейчас остались только воспоминания. Чеслава советует зайти в гости к деду Владеку: «Он хоть и старый, но все помнит, как есть».
Владеку 86 лет. Дед удивляется, что кто-то приехал сюда из Минска. Для него столица — это черт знает где, на другом конце света. Старик с трудом поднимается с кровати, причесывает седые волосы, долго смотрит в глаза, скромно улыбается, а затем снова грустит.
— А я в Минске тоже жил, на заводе работал. Это уже потом в Калеты вернулся за стариками ухаживать, да так и остался. Я много где жил, весь Союз объездил вдоль и поперек. В Польше? Нет, в Польше не был. Не довелось.
Кто тут живет? А черт его разбери. Какая разница — поляк, белорус, немец… Главное, чтобы душа чистая была и доброта в тебе жила, — уходит от ответа дед Владек.
— Тут никого уже и не осталось. А раньше, между прочим, здесь аж двести домов было! Большая была деревня, крепкая. Это сейчас в городах все живут, в деревне делать нечего.
Пока старик рассказывает о жизни, во дворе начинает бесноваться собака: приехали пограничники с проверкой. Видать, бабушки с миссией справляются. С 1 января въезд в пограничную зону не ограничен, но военные все же проверяют приезжих.
Пограничники всех стариков знают по именам, старики их — тоже. Ребята проверяют документы, рассказывают о деревенских жителях, объясняют, куда ехать можно, а куда лучше не стоит, и уезжают.
Направляемся еще к одному дому, возле которого нагуливают аппетит несколько куриц и косит бурьян пожилой мужчина — тезка Чеславы Выдры — Чеслав Выдра.
Он тоже всю жизнь провел в Калетах, только немного попутешествовал во время службы. Дети уехали в город, он остался здесь с женой.
— Я предпочитаю оседлый образ жизни, — усмехается скромный мужчина и задумывается над тем, что же можно рассказать о деревне. — Белорусской деревня никогда не была. Тут у нас своя маленькая Польша.
Раньше все этим очень гордились, говорили исключительно по-польски. Говорим-то мы и сейчас по-польски, только это уже не тот язык. Смешалось все: польский, русский, белорусский… Мы это называем «по-простому говорить».
Старики некоторые и сейчас время на польский лад настраивают, но таких теперь мало.
Почти все поляки отсюда уехали, когда в Калетах колхоз решили построить. Как у нас тогда говорили, «в колхоз попал — душу дьяволу продал». Тогда все разъехались по свету, боялись, что хозяйство отберут.
Мы с женой остались. Одно время думали, что переедем в Польшу, но потом сестра приехала (она там живет) и отговорила. Сказала, в их деревнях не лучше. Так и остались доживать.
Просим Чеслава поискать старые фотографии деревни. Мужчина уходит в дом и выносит целую коробку с черно-белыми снимками и открытками.
Среди гор постановочных кадров находим снимок Калет, который кто-то из немцев сделал во время войны. На фото — сестра Чеслава возвращается с поля.
За Калетами стоит еще одна деревня — Коди. Когда-то она была разделена на две части: одна считалась белорусской, вторая — литовской. Соединялись они мостом. Сейчас с белорусской стороны остался всего один дом с видом на Литву, в которую нельзя ехать, можно только смотреть. Возле дома стоит несколько старых машин, рядом — лес, дорога, граница.
Калеты и Коди соединяет песчаная дорога через лес, где живет настоящая отшельница — старушка, которая боится людей, а оттого никого к себе не пускает.
В единственном доме у границы живет женщина средних лет, литовка по национальности. «Фамилия у нее такая странная, литовская, ее и не выговоришь», — описывает дом соседей Чеслава Выдра. 23 года назад она вместе с мужем перебралась сюда на время. Место должно было послужить перевалочным пунктом, но стало домом.
Женщина долго пыталась наладить здесь хоть какую-то инфраструктуру, просила пустить дополнительную маршрутку, чтобы местные могли выбираться в город, но так ничего и не вышло.
Маршрутку пустили и сразу отменили. Так что пока билеты в Кози можно купить только в один конец, а обратно вернуться получится лишь через неделю. Но и ездить сюда особо некому. Ксендз приезжает на своем автомобиле, соцработник может и на велосипеде добраться, дети доживающих век стариков привыкли подстраиваться. В принципе, так и спокойнее: деревня-то не простая — пограничная.
От редакции. Есть история о необычных людях или местах? Пишите на dm@onliner.by.
Читайте также:
Перепечатка текста и фотографий Onliner.by запрещена без разрешения редакции. nak@onliner.by