Мало какая столичная стройка вызывала столько вопросов и разногласий, как освоение территории возле заказника «Лебяжий». Сначала одна, а затем и другая семья коренных жителей не согласилась с размером компенсации, которую предложил коммерческий застройщик. Апогеем долгого конфликта и судебных разбирательств стал отчаянный шаг пенсионерки Галины Игнатович, которая в знак протеста во вторник забралась на башенный кран. Самый громкий скандал этой недели по просьбе журналистов прокомментировал Александр Лукашенко.
— А сколько ей лет? Пенсионерка? — удивился глава государства и принялся объяснять концепцию застройки. — Там будет небольшой жилой комплекс, очень аккуратный — мы не можем перегружать озеро это, там же ученые — попробуй повернуться резко, так попадешь. Якобы там пернатые какие-то, хотя никаких пернатых там нет — иногда лебедя два плавают, когда я еду каждый день мимо на работу. Ну говорят, что ценное озеро.
Начиналось все с меня, не хочу снимать с себя ответственность: я еду мимо этого озера и понимаю, надо его в порядок привести внешне — оно оказалось фактически в городе на главном проспекте. Я так где-то сказал, и ко мне подходит человек однажды и говорит: «Послушайте, разрешите, я там построю чего-то». Я говорю: «Хорошо, первое — приводишь за свой счет озеро в порядок, но аккуратно — туда ж нельзя влезть и начинать чистить, ибо ты этих птиц вообще оттолкнешь, ученые критиковать будут. Надо сделать так, чтобы было видно, что это озеро первозданное, но в то же время сверху или сбоку окультуренное. И второе — если будет там построено что-то, это не должно быть слишком высокое, чтобы не перегрузить эту часть. И третье — социальный объект, спортивный желательно» — «Понял — пойду проектировать».
Приносит мне лично (горисполком видел переговоры) документы. Я посмотрел: вроде ничего, соответствует улице напротив, дома подходят, невысокая застройка, несколько коттеджей и т. д., спортивный комплекс для детишек и благоустройство озера. Хорошо — делайте. Там частная застройка — людей не обижать: людям, согласно закону, надо отдать те метры, которые надо. Там же несколько было этих домов. Все согласились. Ну и я, конечно, проезжая мимо, говорю: «Почему не строишь?» — «А вот там один человек не выезжает» — «Надо говорить, надо заплатить».
И вот я прочитал в последний раз, что не отдадим дом, в котором жили наши родители. Что-то в этом роде. Для меня, конечно, это смех, потому что я был вовлечен в это дело и готовы были этот отцовский дом отдать и прочее только за три таких же дома где-то в Минске. Понимаете, чрезмерные требования. Я говорю: хорошо, тогда надо через суд — решай, чтобы было честно и добросовестно. Ко мне обращение поступило этого человека, я говорю Шорцу — пойди разберись, но только честно, через суд. Вроде бы три квартиры или сколько этой семье предоставили.
Но они, рассчитывая на то, что дом будут сносить, прописали туда 11 человек. Три квартиры им предоставили. Оказывается, мало. Они готовы, они согласны, что этот дом снесут и прочее, но мало. Слушайте, но есть же какой-то предел. В противном случае тот же инвестор скажет: «Я не могу такие деньги платить». Ну, я говорю: тогда разбирайтесь в суде, чтобы не было никаких обид. А потом — женщина на подъемном кране, ну что за чепуха.
Узнав о том, что Галине Игнатович предстоит жить в одной квартире с бывшим мужем и его новой женой, Лукашенко добавил:
— Надо договариваться, это дикость какая-то. Это ненормально. Но то, что они на кран ходят, — это я очень плохо воспринимаю, очень плохо. Ее спасало полгорода. Если бы я накануне узнал, вряд ли бы кто-то там из МЧС поехал: мне хватило этого подъемного крана, на который залез житель Витебска, когда мне пришлось вмешиваться.
Вы знаете, на ее спасение (в кавычках) сколько мы затратили денег? Не стоит эта халупа тех денег, сколько мы затратили. Зачем же ты так поступаешь? Есть же порядок, согласно которому можно решить вопрос. А вообще, вы знаете, решение принято (законно принято) по застройке. Ну ладно — сиди в этом доме со всеми своими 11 человеками, если они есть. Сиди, и не видно будет этого дома, но у тебя не будет ни канализации, ни отопления, ни тепла, ни света. Ведь и так можно было поступить. Не надо в клин входить с государством. Не надо.
То, что там надо было строить, — согласитесь, что надо было в порядок приводить. С меня начиналось, горисполком от меня получал эти команды. Ну договорились, ну строим. Ну все же люди удовлетворены — там десяток был этих домов, жилья. Одному плохо. Но если так, как вы говорите, человек в таких условиях должен был жить, это ненормально. Тут надо разрулить ситуацию — может, где-то комнатку и найти для нее отдельно. И разобраться в родственных связях. Но кран — это недопустимо. Я прежде всего виню в этом человека — не должен ты такие действия осуществлять. Ну вот сорвалась бы! Пенсионерка! Сорвалась бы с крана — ни дом, ни мужик не надо, ни старый, ни новый не нужен. Это идиотизм так поступать. Надо Шорцу передать — разберитесь.
Все надо делать по закону, но мы видим, что на основании закона уперлись в стену. А вопрос надо решать — закон не предусматривает. Но мы, исходя из нашего менталитета и чувств, давайте по справедливости пройдем этот путь окончательно. Но и игнорировать законы нельзя — получится, что мы будем жить по понятиям. По понятиям нельзя. Этот вопрос надо добить по справедливости. Но основа — судебное решение. Это они сами довели до судебного разбирательства, можно было без суда решить, это я точно знаю. Но раз суд по их требованию, так получилось — надо посмотреть, где эта женщина жила, есть ли у нее жилье, сколько у нее там мужиков и т. д., и т. п.
Такие конфликты — это не для нас, не для нашей страны, это противоречит нашему естеству белоруса. Надо разобраться и решить этот вопрос аккуратно. Может, уже надо мне ввязаться, коль я был виновником этой застройки.