Гэты тэкст можна пачытаць на беларускай мове

Этот репортаж мы хотели подготовить еще весной, к Радунице. Но тогда бы вышло «не взаправду».

— Ой, вы что, на Радуницу у нас почти никто не едет на кладбище! — в один голос говорили по телефону местные. — Ехать надо на Троицу.

— Ага. Троица в этом году 12 июня, в воскресенье?

— Да. Но на кладбище мы ходим несколько дней! — объясняли. — В субботу люди едут в Перевоз, в воскресенье — в Заборье, в понедельник — в Бухово, во вторник — в Уклеенку, на братское кладбище.

Традиция посещать могилы по особой схеме в окрестных деревнях давняя и держится по сей день. Если в семье хоронились на одном кладбище, обходятся одним днем. Если сразу на трех или даже четырех — берут выходные, отгулы. Потомки похороненных съезжаются из разных сел и городов Витебщины и шире — Беларуси, России, Литвы.

К полудню субботы в обычно пустынном Перевозе собираются машины. Чтобы подъехать к переправе, нужно свернуть на бездорожье. Чье-то авто уже засело в грязи. Один из местных жителей на внедорожнике Nissan Patrol помогает бедолаге выехать. Потом предлагает и нас подкинуть до места.

— У нас другой дорогой многие на Россию пытаются проехать. Как начинается сезон, почти каждый день кого-то вытягиваешь, — рассказывает по пути.

Вообще в Перевозе остались всего два коренных жителя. Еще несколько хат выкупили дачники, россияне. Наш попутчик Александр Иванов — один из них. Купил здесь дом шесть лет назад, но уже три года живет тут постоянно.

— Я эти края давно знаю. Работал еще в 80-х на нефтеперерабатывающем заводе в Полоцке, потом махнул на Ямал. Рано ушел на «северную» пенсию. Потом вернулся в Москву, а сюда приезжал на отдых: тут неподалеку была турбаза. И вот решили с другом найти себе домики на старость. Здесь тихо, спокойно, чего на пенсии жить в суете, — говорит Александр.

Суеты тут и правда мало. Мобильные то вообще не работают, то уходят в роуминг, на российскую сеть. Собеседник поставил себе усилительную станцию, чтобы нормально ловить сигнал.

— В соседних деревнях Заборье, Краснополье есть небольшие магазины, — продолжает знакомить со здешними реалиями мужчина. — Если надо что-то покрупнее — в Полоцке, 90 километров, или в Невеле, 70 (Невель — в России, Псковская область. — Прим. Onlíner).

За топливом для машин тоже часто ездят в Невель, там дешевле.

Подъезжаем к воде. Это протока между озером и рекой Ущой. На нашем берегу уже стоит несколько машин.

За водой — остров, который в краеведческих источниках называют Горой Рогволода и Рогнеды или Рогнединым курганом.

— Когда князь Владимир шел на Полоцк, Рогволод, князь полоцкий, дал ему на этом острове бой, — Александр стал первым, кто разом отмотал для нас пленку истории на тысячу лет назад. — И Рогволод с дружиной тут погибли. А Рогнеда просто завещала похоронить себя рядом с отцом и братьями. Где они лежат на самом деле? Никто не знает! 

Из-за деревьев доносится всплеск воды.

— Толик, к тебе еще клиенты приехали! — весело кричит лодочнику мужчина.

Раз в год, в субботу перед Троицей, Толик берет весла и становится самым востребованным человеком Перевоза, а может, и всего Россонского района. Он, по паспорту 53-летний Анатолий Дроздов, — как раз один из двух коренных жителей деревни. С начала июня, а может, и раньше, ему начинают позванивать те, кто далеко улетел из общего гнезда.

— Лодка будет, — говорит Толик.

И лодка всегда на месте.

Чаще всего Толик перевозит на остров живых. Но пять или шесть раз перевозил мертвых. Тогда находил судно побольше и понадежней. Бывало, что и могилы на острове копал лично.

Протока шириной метров 20.

Постепенно на нашем берегу собираются люди. Кто-то обнимается, узнав знакомое лицо.

— Да, Толя, это я. Два года не были, пандемия, — здоровается одна из женщин.

Толик по такому случаю даже выходит на сушу. Похлопывает по плечу землячку и хохочет:

— Пе-ре-жи-ли! 

Другая землячка, пожилая Екатерина Петровна, взбирается на лодку.

— Оп-па! Ой молодца! — подзадоривает Толик.

— У меня ж фамилия Рыбакова, должна соответствовать! — со смехом кричит женщина в сторону берега.

Приехавшие то и дело перекидываются шутками.

— Дядь Вить, а как это получилось, что у моей жены девичья фамилия такая же, как у тебя: Науменко?

— А я что? Я ни при чем!

Молодые и старые, высокие и низкие, похожие и не очень, люди понемногу переправляются на ту сторону. В лучшие годы, вспоминают, приезжало и по 200 человек. Впрочем, и сегодня посетителей не меньше сотни.

Остров порос деревьями и кустами, вокруг кургана извиваются тропинки, то там, то тут на передний план выступают могилы. Сегодня дождутся гостей прадеды и прабабушки, отцы и братья Рыбаковых, Никоновых, Борисенков, Кальниных, Лысенко, Науменко, Петроченко...

Люди выставляют корзинки со снедью: кто рядом с могилами, кто прямо на них, некоторые — на столах. Спрашиваем. Пояснения сливаются в многоголосицу.

— Тетя мне говорила, что обязательно надо еду сначала на могилу поставить, так положено.

— Надо вот так посыпать холмики крупой — птички прилетят, поедят. 

— Надо посидеть пообедать, помянуть. И чтобы была кутья — рис с изюмом. 

— У нас на Троицу раньше в домах и во дворах ставили березки: у каждого окна по деревцу. И на кладбище несли, к каждой могиле по две веточки.

— Первую березку обязательно несут на кладбище. До Троицы веничков не вяжут, только потом можно париться. 

— Моя старенькая бабушка приходила сюда аж из Башмаково, за 9 километров (село в Невельском районе Псковской области. — Прим. Onlíner). Окрашивала на Троицу яйца в зеленый цвет и на могилах березки ставила. Очень набожная была. Батюшка даже разрешал ей самой людей отпевать.

У многих из оставшихся тут и разъехавшихся по свету иногда проскакивает характерный мягкий выговор: «Перявоз», «Полоцак», «крясты», «корянные».

Некоторые кресты над могилами не подписаны, на других есть имена и фотографии. Вот Андрей Федорович Петроченко, 1907—1983. Из тех местных, кто в последний путь отправился на лодке.

Его дети и внуки вспоминают:

— Он был из деревни Залобаица (на карте 1938 года — Залобавицы, недалеко от озера Волоба). Так любил ее. Говорил: «Залобаица красавица, и Москва красавица». У него все в рифму было. 

— Деду тяжело жилось, потому что он не воспринимал власть. Ему нужна была земля, скотина, нужны были кони, а все это запрещалось. Поэтому власти его не любили, переселяли. Из Залобаицы вывезли в Перевоз, в другой домик. А он, как на новом месте крыл крышу, свалился и сломал ногу. И закричал на дом: «Каб ты згареў!» Потом его забрали на финскую войну (Советско-финская война 1939—1940 годов. — Прим. Onlíner). За это время дом в Перевозе и правда сгорел. Дед вернулся и в клети стал жить в Залобаице, пока строил новую хату. Но себе не изменил — в колхоз не пошел, как его ни агитировали. Работал в полоцком химлесхозе. 

— Отец умер в 77, нас пятеро детей — еще все живы были. Мама развела костер, воды нагрела, помыла покойника. Костюм надели, галстук не повязывали. Кальсоны, рубаху. Положили на кут. Заказали гроб на пилораме в столярке, обили материалом. Родня съехалась, народу была уйма — все его любили. Положили на лодку, потом через речку, а дальше уже на руках несли. Он всегда говорил: «Хороните меня только тут!» А мама, наоборот, сказала: «Где хотите хороните, только не в Перевозе за водой!»

Последнего умершего привезли на остров в начале этого года. Петру Никонову было 42. В эту субботу его тоже приехали проведать родные.

— Болело сердце, инфаркт, — объясняют Никоновы. — Он не раз говорил: «Если что, хороните тут». Так что везли на остров по льду. Санки добыли в Туричине, в России (Туричино — деревня в Невельском районе Псковской области. — Прим. Onlíner). Потом уже подняли гроб и несли на руках. 

Одна из родственниц Петра добавляет:

— Снег был большой. Сельсовет должен был дорогу почистить, но сказали, что нет техники, топлива. Так я через знакомых нашла людей, которые почистили в Перевозе дорогу. 

Вообще разговоры со всеми посетителями кладбища в какой-то момент сводятся к одной только просьбе:

— Скажите там, в Минске, чтобы нам наконец сделали мост. Людей ведь приезжает много, едут старики, многие детей везут. Мы стареем. А сколько еще бабки смогут в лодку запрыгивать?

— Несколько лет назад сделали мостик. Но такой, что его очень скоро снес ледоход. У нас тут широкое разве место, что нельзя через протоку сделать нормальный мост в XXI веке? 

В общем, «в Минск» про мост передали.

Еще один аргумент в пользу моста в этом глухом месте — Рогнедин курган входит в список историко-культурных ценностей. В советские годы городище исследовали археологи, в том числе известный ученый Георгий Штыхов. Отыскали керамику XII века, были и более древние находки.

— Приезжали сюда археологи и несколько лет назад. Но на самом городище не копали, в стороне, — рассказывает Александр Кролл, владелец агроусадьбы в деревне Заборье, расположенной неподалеку.

Кролл показывает книгу «Память» по Россонскому району, изданную еще в 1994 году. Там есть выдержка из памятной книжки Витебской губернии за 1867 год. Дословно сказано: «Самый интересный из полотских курганов — это курган Рогнедин». Из книги ясно, что в XIX веке гора находилась еще на полуострове. Кстати, на карте 1909 года это тоже еще не остров.

Александр Кролл приехал в эту местность в начале 90-х и о памятнике старины узнал не сразу.

— О городище мне рассказал могилевский турист и лицейский преподаватель Виталий Киреев. Он тогда водил сюда на экскурсии детей и сейчас водит. А я в школе работал в Заборье и тоже детей стал на курган водить, — рассказывает мужчина. — Позже приезжал из полоцкого университета ученый Лобач, он с коллегами исследовал гору Городище у деревни Мамоли. Рассказывали, что в нашей местности была целая цепочка таких городищ. Это вроде крепостей, укрепленных мест, куда сбегались люди, чтобы пережить напасть. Есть мнение, что на вершинах таких курганов зажигали сигнальные огни, чтобы предупредить о приближении врага.

Впрочем, многие местные жители к информации краеведов, экскурсоводов и историков относятся с подозрением. Некоторые посетители кладбища непреклонны:

— Выдумки какие-то, наши деды Рогнединым этот курган не называли!

Один из семьи Якубовых рассказывает такую легенду от деда:

— Старые люди говорили, что до 1812 года острова не было, был полуостров. А потом плененных французов заставили вырыть протоку. А гору французы фуражками наносили! 

Когда-то на вершине городища стояла часовня, от нее остался только фундамент. Одна из женщин говорит:

— В войну церковь разрушили (имеется в виду Вторая мировая. — Прим. Onlíner). Мама говорила, что по реке тогда плавали иконы. 

Там, на вершине горы, стоит каменный крест: прислонился к стволу высокого дерева.

Из артефактов неподалеку можно отыскать еще и старинную могильную плиту.

— Чтобы на ней надписи прочитать, мы воду носили, поливали, смотрели на памятник под углом, — рассказывает Александр Иванов из Перевоза. — Там какая-то панночка похоронена. Внизу памятника написано «прошу панской милости». 

Могилу девушки, по словам местных, давно разграбили черные копатели, именно поэтому плита сдвинута с места и лежит на земле у ямы.

После обеда, часов после трех, люди друг за другом переправляются обратно.

Отец одного семейства, уже не слишком доверяя подуставшему и как будто вдруг захмелевшему Толику, в какой-то момент берет бразды правления в свои руки.

Кто-то смеется:

— Один год мы так на кладбище засиделись, что лодки уже увезли. Переплывали на тот берег целой большой семьей. Если что, нам не впервой.

Один парень и сейчас раздевается, заходит в воду и — то ли вплавь, то ли все-таки вброд — очень быстро оказывается на том берегу.

Люди прощаются, садятся на свои машины и разъезжаются кто куда. С надеждой, что через год Толик из Перевоза снова скажет:

— Лодка будет. 

---

Наш канал в Telegram. Присоединяйтесь!

Есть о чем рассказать? Пишите в наш телеграм-бот. Это анонимно и быстро

Перепечатка текста и фотографий Onlíner без разрешения редакции запрещена. ng@onliner.by