«Треугольник безопасности»

В конце 1920-х годов Польша, как и многие другие страны, ощутила на себе все «прелести» мирового экономического кризиса. Если наиболее развитые западные регионы страны (прежде всего Верхняя Силезия, доставшаяся Второй Речи Посполитой после гибели Германской империи) в условиях Великой депрессии чувствовали себя еще терпимо, то центральные и южные воеводства погрузились в безнадегу массовой безработицы и бедности. Земельные наделы в традиционно многодетных сельских семьях были чудовищно раздроблены, нищие деревни — перенаселены. Миллионы людей влачили жалкое существование, не имея возможности обеспечивать себя самым необходимым. В начале 1930-х дело и вовсе дошло до крестьянских бунтов. Отсутствие платежеспособного спроса со стороны села приводило к упадку промышленности. Рост популярности левых оппозиционных партий в условиях кризиса беспокоил консервативное руководство страны. Ко всем прочим проблемам добавилась смерть в мае 1935 года Юзефа Пилсудского, архитектора новой независимой Польши, вдохновителя режима санации и фактического главы государства.

После смерти Пилсудского власть в стране фактически поделили две влиятельные группы его наследников: так называемая «замковая фракция» во главе с номинальным президентом Польши Игнацием Мосцицким и фракция военных под руководством маршала Эдварда Рыдз-Смиглы. Экономическая сфера оказалась в зоне ответственности Мосцицкого, через полгода назначившего вице-премьером и министром экономики Евгениуша Квятковского. Квятковский, известный польский реформатор, во второй половине 1920-х фактически создал в Польше морской флот и организовал по соседству с Данцигом (Гданьском) строительство нового города-порта Гдыня, фактических ворот страны в мир, после чего был отправлен Пилсудским в почетную ссылку.

Именно Квятковский в это свое второе пришествие во власть и предложил программу спасения польской экономики.

Квятковский, очевидно, вдохновлялся уже работавшими идеями «Нового курса» американского президента Рузвельта. С его точки зрения, государству необходимо было принципиально нарастить инвестиции в тяжелую промышленность. Строительство новых масштабных предприятий, обеспеченных гарантированным госзаказом, должно было создать сотни тысяч рабочих мест, что, в свою очередь, привело бы к росту платежеспособности населения и, соответственно, стимулировало бы спрос на товары народного потребления. Таким образом, тяжелая промышленность стала бы тем самым мотором, который разогнал бы всю польскую экономику.

Идеи Квятковского были формализованы им в «Четырехлетнем плане» на 1936—1940 годы, важнейшим элементом которого было создание так называемого Центрального индустриального региона (Centralny Okręg Przemysłowy — COP).

Идея была проста и эффективна. Государству для выхода из кризиса требовалась тяжелая промышленность. Новые заводы можно было построить где угодно, но зачем, если правительство Польши тревожила жесточайшая депрессия на юге страны. Было решено сконцентрировать львиную долю всех инвестиций именно там, в преимущественно аграрном районе, занимавшем более 15% территории всего государства с шестимиллионным населением, 80% которого жило в бедных перенаселенных деревнях. Имевшийся здесь избыток рабочей силы позволял обеспечить новые и модернизируемые предприятия персоналом, дать ему возможность заработать, снизить социальную напряженность, ликвидировать перекос в сторону сельского хозяйства, создать новый рынок для продукции предприятий западной и центральной частей Польши.

К этим экономическим и социальным причинам добавлялось еще одно важное (и очень принципиальное для руководства страны) обстоятельство. Центральный индустриальный регион располагался в самом центре довоенной Польши, в районе, одинаково удаленном от границ с Германией и СССР, а с юга защищенном Карпатскими горами. Прежние промышленные районы были очень уязвимы для потенциального нападения со стороны соседей, а COP концентрировался в так называемом «Треугольнике безопасности», теоретически недоступном для ударов авиации потенциального противника. Впрочем, как показало дальнейшее развитие событий, поляки недооценили стремительный прогресс военной мысли и техники. К 1939 году и дальности действия ВВС стало хватать для ударов по предприятиям региона, и немецкая стратегия «молниеносной войны» с ее упором на действия мобильных танковых групп нивелировала удаленность территории COP от границ.

Стальная воля

Согласно «Четырехлетнему плану» Квятковского развитие Центрального промышленного региона требовало фантастической суммы в 3 млрд злотых. Эти деньги были потрачены на создание и расширение десятков новых и уже существующих предприятий юга страны. Польской индустриализации, конечно, было далеко до масштабов советской, но и размеры государств отличались, и точка отсчета была разной. Были построены или принципиально модернизированы авиазавод в Мелеце, автомобильный завод в Люблине, моторостроительные и артиллерийские предприятия в Жешуве, резиновая фабрика в Дембице, химический завод в Мосцицьки и целый ряд других объектов. Как видно даже из этого перечня, создаваемая промышленность была ориентирована в первую очередь на оборону. Ко второй половине 1930-х годов угроза нового европейского конфликта становилась все более очевидной, и появление современной военной промышленности было необходимым условием выживания государства. К тому же инвестиции в подобные предприятия умиротворяли фракцию маршала Рыдз-Смиглы в руководстве Польши.

Помимо собственно тяжелой индустрии, в Центральном регионе создавалась и соответствующая инфраструктура, прежде всего энергетическая. В соответствии с «Четырехлетним планом», предполагалось строительство целого ряда электростанций, в том числе и ГЭС, прокладка газопровода из района Карпат в направлении Варшавы. Бо́льшая часть всех этих многочисленных предприятий размещались в уже существующих населенных пунктах, число жителей которых существенно росло. Но было и одно исключение. В самом центре Центрального индустриального региона, недалеко от слияния Вислы и Сана был запроектирован флагманский гигант всей программы индустриализации, а при нем — настоящий новый город, редчайший в своем роде объект на просторах Польши.

Развитие польской экономики, тем более в условиях начавшейся индустриализации, сдерживалось одним фактором — недостатком высококачественной стали. Единственным ее производителем был древний завод Huta Baildon, основанный еще в 1823 году в Катовице. Такое расположение предприятия означало лишь одно: оно будет захвачено Германией в самом начале потенциальной польско-немецкой войны. Катовице находился у самой границы с Рейхом. В этой связи и было решено сделать главным элементом всей первой «четырехлетки» строительство нового металлургического завода в Центральном индустриальном регионе. Объект получил название «Южный комбинат» (Zakłady Południowe) и включал, помимо сталеплавильного и прокатного производств, артиллерийскую фабрику и новую электростанцию.

Металлургического гиганта решили построить не в чистом поле, а в сосновом лесу, на сохранившемся участке Сандомирской пущи у впадения Сана в Вислу (реки должны были обеспечить предприятие водой). Необходимый участок в 900 гектаров не отнимали у прежних владельцев, а цивилизованно выкупили, после чего специально образованное ООО, фактически принадлежавшее государству, начало великую стройку. Работали здесь вновь-таки не подневольные заключенные, военнослужащие или комсомольцы-энтузиасты, а квалифицированные специалисты, получавшие зарплату даже чуть выше средней по отрасли.

Первую сосну на площадке Южного комбината срубили 20 марта 1937 года, а уже в разгар лета на объекте работало больше тысячи человек, причем эта цифра постоянно росла и на пике достигла 5 тыс. строителей. Любопытно, что лес по возможности старались сохранить: во-первых, он обеспечивал дополнительную маскировку завода, а во-вторых, жилой поселок комбината задумывался как город-сад, концепция которого была очень популярна в довоенное время. Конечно, предприятие было крупным лишь по польским меркам, но работы все равно шли стремительно. Причем возводился весь комплекс сразу: и металлургическое производство, и артиллерийский завод, и транспортная инфраструктура, и инженерные сети, и город-спутник рядом. Уже 7 апреля 1938 года свой первый выстрел сделала выпущенная комбинатом гаубица, через пять месяцев была выплавлена первая сталь. Комбинат в комплексе был готов на рубеже февраля — марта 1939 года. На весь проект понадобилось всего 625 рабочих дней, или 27 месяцев.

Официальное открытие состоялось 14 июня 1939 года в присутствии президента Мосцицкого. На устроенном по этому поводу торжественном общем обеде подавали бигос, колбаски и пиво Tyskie. До нападения немцев на Польшу оставалось всего лишь два с половиной месяца, но к 1 сентября Южный комбинат успел выпустить 78 тыс. тонн стали, 12 тыс. тонн проката, десятки гаубиц и достался оккупантам, в общем-то, новеньким.

Жилой поселок — будущий город — тоже был во многом готов. В 1938 году он получил и свое имя — Сталева-Воля («Стальная воля»).

Это выражение принадлежит министру обороны страны Тадеушу Каспшицкому, заявившему в одной из своих речей, что создание Центрального индустриального региона «символизирует стальную волю польской нации к модернизации самой себя». Так на карте Польши появился новый населенный пункт.

Первые, деревянные еще, бараки появились по соседству со стройкой промышленных корпусов еще в 1937 году. Параллельно строители развернули сооружение города на 20 тыс. жителей с перспективой увеличения населения до 50 тыс.

Сталева-Воля состояла из четырех отдельных «колоний», как называли в Польше районы компактного проживания тех или иных социальных групп населения. К западу от проходившей железной дороги, между ней и собственно площадкой комбината находились колонии мастеров и рабочих. Ни о каких бараках и коммуналках речи, конечно, не шло: даже обычных работяг и их непосредственное руководство селили в комфортабельные квартиры с канализацией, вентиляцией и отоплением.

В сосновом лесу выстроились типовые трехэтажки, как будто в обычном советском соцгороде, поселке какого-нибудь тракторного или автозавода, с одним внешним отличием: в большинстве случаев города советской индустриализации сооружались уже в формах «освоения классического наследия», а в Польше по-прежнему господствовал функционализм, этот предшественник послевоенного модернизма. Дома для рабочих и мастеров отличались прежде всего количеством квартир внутри — более квалифицированные сотрудники получали бо́льшую жилплощадь.

Еще две колонии были построены к востоку от железной дороги, и в этом проявилось то, что в Советском Союзе называли «классовым расслоением» капиталистического общества. Пролетариат в Сталевой-Воле действительно жил отдельно от заводской «аристократии», ближе к работе, надежно отделенный от другого мира линией железной дороги. Конечно, ни о каком гетто речи не шло, по территории города можно было свободно перемещаться всем желающим, но сам факт стратификации планировки населенного пункта отрицать нельзя.

Итак, крупнейшей из восточных колоний города была колония управленцев, предназначенная для инженерно-технических работников и менеджмента среднего звена. Здесь типология жилья была уже куда более разнообразной и, скорее всего, напрямую коррелировала с уровнем, занимаемым тем или иным сотрудником в иерархии комбината. В управленческой колонии построили несколько двух- и трехэтажных домов с трехкомнатными квартирами, кухней и ванной, несколько домов поменьше (тоже на 16 семей), но с квартирами в одну и две комнаты.

Здесь же разместились две гостиницы для командированных: одна — на 33 комнаты (с казино), другая — на 21 номер (с магазинами на первом этаже). Сейчас оба здания заняты городским муниципалитетом.

Наконец, до войны в этой части города построили и «Гостевой дом дирекции», превращенный во времена ПНР в отель.

Четвертая колония Сталевой-Воли была директорской. Руководство комбината получило в свое распоряжение индивидуальные виллы: шесть четырехкомнатных, пять пятикомнатных (для начальников важнейших подразделений предприятия), шестикомнатный особняк для заместителя директора и, наконец, восьмикомнатный — для главы комбината. Естественно, в комплекте с домом шли участок и гараж.

Оазис счастья

Нападение немцев остановило развитие города. В общей сложности к 1 сентября 1939 года было сдано 970 квартир, гостиницы, начальная и средняя школы. Больница находилась на уровне фундамента. Планы по строительству вокзала, рынка и некоторых других зданий так и остались на стадии проекта. При этом уже созданное поляками в ходе боевых действий никак не пострадало: в Германии прекрасно знали про эту польскую стройку. Люфтваффе не бомбила ни предприятие, ни город. Фактически Южный комбинат и Сталева-Воля достались нацистам нетронутыми и вскоре уже работали на Рейх.

После войны руководство уже Польской Народной Республики, оценив все достоинства идеи Евгениуша Квятковского, продолжило его дело. Ни одно из построенных во второй половине 1930-х предприятий не было закрыто. Более того, развитие Центрального индустриального региона продолжилось во многом в соответствии с предвоенными задумками. Южный комбинат переименовали в честь города, он продолжил и продолжает работать на оборону страны, выпуская разнообразную военную технику. В 1960—1970-е годы на базе бывшего довоенного флагмана индустриализации было организовано и крупнейшее в стране производство дорожно-строительной техники, ныне принадлежащее одной из китайских корпораций.

Современная Сталева-Воля, несмотря на то что ее довоенное ядро сохранилось, — это город по большей части послевоенный. В 1939 году здесь, среди сосен Сандомирской пущи, жило несколько тысяч человек, сейчас живет 60 тыс. При ПНР Сталева-Воля получила масштабную застройку, уже куда более напоминающую советские аналоги. Страна народной демократии построила для металлургов монументальный дворец культуры, десятки новых жилых домов — от парадных «сталинок» польского разлива до многоэтажных панельных «человейников» — и даже костел, завершенный в 1973 году, редкий в нашей стране, но распространенный у соседей образец социалистической культовой архитектуры.

Успехи «Четырехлетнего плана» Квятковского стали объектом государственной пропаганды. Это все очень напоминало реалии СССР, только без соответствующего культа личности. Про новые предприятия писались книги, снимались фильмы, журналисты подробно описывали ход реализации программы в прессе. Сталеву-Волю в частности и Центральный индустриальный регион вообще называли «польским Магнитогорском» по аналогии с крупнейшим проектом советской индустриализации. Оценить степень успешности польского варианта сложно, ведь его ход прервала Вторая мировая войны. Критики Квятковского еще перед войной обвиняли его в создании «оазиса счастья» в отдельно взятом районе страны в ущерб развитию других ее областей. Однако то, что власти ПНР фактически продолжили реализацию программы, и тот факт, что большинство созданных в те годы предприятий работают и по сей день, лишь подтверждают справедливость убеждений экономиста. «Треугольник безопасности» оказался небезопасным, Центральный индустриальный регион не смог спасти страну от жестокой оккупации, однако многие польские исследовали считают тот давний проект поворотным пунктом в истории польской экономики. А его главным символом по-прежнему является город со «стальным» названием в центре Сандомирской пущи.

Читайте также:

• Репортаж из Закопане, зимней столицы Польши
• Как семья белорусов уехала на Запад

Наш канал в Telegram. Присоединяйтесь!

Быстрая связь с редакцией: читайте паблик-чат Onliner и пишите нам в Viber!

Перепечатка текста и фотографий Onliner.by запрещена без разрешения редакции. nak@onliner.by