12 ноября 1957 года вся молодежь обычной полесской деревушки Бусса пошла на киносеанс в местную школу. Один из жителей уронил керосиновую лампу, в деревянном здании вспыхнул пожар, который унес жизни 65 человек. Трагедия стала одной из самых масштабных в истории страны. Это долго скрывали, траур решили не объявлять, газеты тоже молчали. В сегодняшнем репортаже Onliner.by вспоминаем жуткое несчастье шестидесятилетней давности.
Степа стоял у дверей и надеялся проскочить задарма. Денег на кино ему не дали (тогда они мало у кого были). За углом пили водку два рослых парня, на деревянных скамейках занимали места девочки в платьицах и дурачились пацаны. В небольшой класс набилось под сотню человек: на фильм про Брестскую крепость слетелась вся деревенская молодежь.
Киномеханик задерживался: пришлось ехать домой за запасными лампами. В тот день ему явно было не до кино: с утра у него родился ребенок. Степа проскользнул внутрь и встал у дверей, парни допили водку, девочки заскучали.
Через полчаса киномеханик вернулся. Зал притих. На белом импровизированном экране появились первые кадры фильма «Парень из тайги» (кино про крепость не привезли). Свет от керосинки оттенял кадры черно-белого фильма и убивал весь интим. Зал забурлил от возмущения. Пробираться к лампе киномеханик поленился и попросил прикрутить фитиль сидящих под лампой парней. Ближе всех оказался 24-летний Вова Наумчик. Он потянулся к лампе, рука дрогнула, зажженная керосинка сорвалась с гвоздя, ударилась об угол стола и упала на пол. Поскольку в то время керосинки часто заправляли бензином, пламя мгновенно разошлось по комнате, в огне оказались техника и кинопленка старого образца, которая могла гореть даже в ведре с водой. Начался пожар.
Толпа ринулась к узким двустворчатым дверям. Правая часть была наглухо заколочена: видимо, механик проявил инициативу для борьбы с халявщиками. В проходе стояла киноаппаратура, одно из окон было закрыто школьной доской. Началась паника.
По правилам пожарной безопасности в комнате должно было находиться не более 32 человек, на деле же оказалось около 100. Люди оттесняли друг друга, пытаясь выбраться, 16-летний Степа оказывался все дальше от выхода. Дым наполнял тесную комнату, пламя стремительно расходилось, он уже чувствовал жар спиной. Под напором толпы Степан все же оказался на улице. Рядом никого не было, слышались гул огня и крики, люди разбегались в разные стороны. Сколько из них успели выйти, было неясно.
К школе начали сбегаться местные. Крепкие парни выбили окно, начали доставать людей. Степа впал в ступор, он стоял у дверей горящей школы и просто молчал. Вскоре прибежала заплаканная мама и вцепилась в мальчика обеими руками.
— Ты живой?!
— Живой. А где все? Куда все убежали? — не понимал подросток. Он обошел школу и заглянул в разбитое окно. В классе кружило пламя, на земле оставались десятки людей. Вокруг лежали его соседи и одноклассники, на глазах перестали дышать соседка Дуся и друг Вася. Степу отогнали в сторону.
Местные ведрами носили воду, укрывали еще живых людей мокрыми одеялами, вытаскивали детей через окно. Кто-то молил накрыть кожухом мертвого сына, чтобы было кого хоронить.
Сейчас Степану 77 лет. Он стоит в двухстах метрах от уже снесенной школы, рассказывает о самом жутком дне в его жизни и плачет.
Родных потерял практически каждый дом. Председатель колхоза (а тогда школьник начальных классов) в тот день отдыхал в детском лагере, о гибели отца и родной сестры он узнал только по приезде. Мужчину нашли у самой двери: он накрыл дочку фуфайкой и дожидался спасения, но рядом никого не оказалось.
— Его батька не выбрался, а мой выходил одним из последних. Ему к окну пришлось ползти прямо по телам, — вспоминает жена председателя. — Огонь даст — он падает, а когда пламя к другому окну потянет, он снова ползет. Рассказывал потом, как люди кричали, просили спасти, плакали. Меня тогда в кино не пустили, а одноклассники мои пошли. Только из моего класса погибли 14 человек: 10 хлопцев и 4 девочки.
Раньше ведь родители не пеклись так сильно о детях: мы ходили в школу через брод и в лютый мороз, гуляли по улице одни, пасли коров, с ранних лет работали — и никто так не переживал. И в тот день детей отпустили всего на пару часов, никто и подумать не мог, что они не вернутся. Представляете, каково это — вот так неожиданно потерять ребенка?
Еще один очевидец пожара, Василий Филиппович, делился воспоминаниями с журналом «Служба спасения 01» в 1997 году:
«Я выхватил из-под себя танковую куртку, накрыл его (кинопроектор. — Прим. Onliner.by), стараясь потушить огонь. А друг мой, Иван Сидорчик, поднял аппарат и попытался подтащить его к окну. Но то ли тяжелый агрегат оказался, то ли Иван споткнулся, но как толкнул горящий аппарат, так с ним и упал. А я выбил ногой окно и выскочил. Потом думаю, что же я выскочил, а брат с сестрой там остались. Полез назад и только вижу, как платьишки горят на девочках. Я выскочил, глотнул воздуха и снова кинулся туда. Смотрю, хлопчик висит в окне, кричит: „Мамочка, спаси, мамочка, больше никогда в кино ходить не буду. Только спаси“. Я его за брючный ремень схватил, с мужиками потащил мальца через окно, но ремень лопнул…»
Пожар в деревне Бусса стал одним из самых жутких в истории страны. По официальным данным, погибли 65 человек, 34 из них были школьниками. О случившемся долго молчали. Когда уголовное дело было закрыто, а виновные — наказаны, газеты союзных республик написали о том, что пожар произошел в церкви. В очередной раз все слилось в пропаганду, а в стране даже не приспустили флаги.
Сейчас на месте сгоревшего здания стоит небольшой памятник со списком имен. Его установили на деньги местных жителей, нескольких бизнесменов и Пинского кинопроката. Рядом рушатся пустые дома, в никуда лают собаки, всего на секунду выглядывает солнце, но тут же вспоминает, что светить ему не для кого, и уходит. На улице встречаем старушку, спрятавшуюся в шубу. В день трагедии Екатерина Александровна была 6-летней Катей и мало что понимала. Счастливая.
О пожаре она узнала только следующим утром, когда родители засобирались на похороны ее двоюродной сестры.
— Когда мы вышли на улицу, я страшно испугалась. В деревне стоял такой вой, что можно было сойти с ума. Родители голосили, была истерика, люди не верили в случившееся. Я смотрела по сторонам и не могла пошевелиться. Мою сестру тоже не успели спасти. Она была сиротой и жила у нашего дедушки. Он ее отпустил и больше не увидел, — у старушки начинает дрожать голос, она отходит от памятника и предлагает прогуляться по деревне, а заодно поискать архивные фотографии; женщина идет по улице и показывает на дворы, в которые хозяева не вернулись в тот день. — Здесь две девочки, а здесь парень молодой, тут мама вместе с мальчиком… В каждом дворе по гробу.
Наутро в Буссу приехали военные, следователи, партийное руководство. Министр культуры читал речь, которая никому не была нужна, военные помогали с похоронами: захоронить такое количество людей своими силами люди были не в состоянии. На помощь пострадавшим семьям приехали десятки (если не сотни) людей из соседних деревень. Они вырезали кресты, привозили пострадавшим семьям одежду и еду.
Правительство же ограничилось меньшей помощью: военные вырыли три огромные траншеи и помогли с транспортом, погибших хоронили по несколько человек в одном гробу.
Около трех дней здесь работали следователи и правительственная комиссия. Об этом в интервью газете «Служба спасения 01» (выпуск 1997 года) рассказывал полковник запаса Леонид Зыль. Тогда, в 1957-м, он был молодым лейтенантом, участвовавшим в расследовании.
«Приехали рано утром. Зрелище, конечно, было ужасное. У дверей и окон сгоревшего дома погибшие люди были буквально спрессованы. Они как толпились, пытаясь выскочить из комнаты, так и погибли. Дети, взрослые — целые семьи, — вспоминал следователь. — Судебно-медицинская экспертиза установила, что причиной смерти были не термические ожоги, а отравление синильной кислотой, которая выделялась при горении нитроцеллюлозной пленки. А даже малая доза синильной кислоты, попав в организм человека, вызывает свертывание крови».
Потом был суд. На скамье подсудимых оказались киномеханик Вырковский, Вова Наумчик, столкнувший керосинку, а также заведующие школой и клубом, председатели колхоза и сельсовета, секретарь парторганизации, заведующий Ивановским отделом культуры, старший пожарный инспектор. Все они получили сроки. Киномеханика приговорили к десяти годам лишения свободы в ИТЛ без поражения в правах, Вову Наумчика — к пяти. Со слов его друга Василия, с которым он и был в кино в тот день, дали больше не за сам пожар, а за систематическое нарушение дисциплины и порядка — «за шалопайство». Помощник киномеханика получил нервный срыв, бывший лесничий почти ослеп от ожога глаз.
В деревне говорят, что родившая в тот день жена киномеханика его не дождалась и снова вышла замуж. После тюрьмы мужчине пришлось переехать в другую деревню. Вова Наумчик возвращаться на родину не решился. По слухам, сразу после тюрьмы он приехал сюда ночью, положил цветы на могилу двух сестер, погибших в тот день, попрощался с матерью и навсегда переехал в Брест, где обзавелся женой и прожил до старости. Сейчас его уже никто не винит.
— Как я мыслю, он не виноват: он же не специально ее уронил. Тут одно на одно: бензин в керосинке, заваленный выход, гвоздь этот… — рассуждает староста деревни Петр Наумчик. — Тогда, конечно, его бы разорвали, если бы увидели, да и всегда же виноватых найти нужно. А сейчас уже простили. Зачем его винить? Этим людей не вернешь.
Когда информация о пожаре стала общедоступной, многие газеты писали о некоем секретном письме Хрущева, в котором говорилось о запрете горючей нитроцеллюлозной пленки, хотя самого письма в руках никто и не держал. Чтобы развеять этот миф, в редакцию журнала «Служба спасения 01» обратился бывший директор Пинского кинопроката Александр Шиманский. Пенсионер откопал архивные документы, подтверждающие, что запрет на использование «опасной» пленки в местах, для того не предназначенных, был введен задолго до случившегося. Но местные власти решили закрыть на это глаза, начальник пожарной службы тоже не препятствовал такой затее, киномеханик «забил» и расположил кинопроектор у входа… Одно на одно.
Вскоре после случившегося из деревни уехали около трехсот человек: не смогли жить рядом с вечным напоминанием о смерти близких. Местные говорят, что с 1957-го жизни здесь нет. Она закончилась не только для погибших.
— Когда-то деревня очень веселая была: были танцы, праздники все вместе отмечали, организовывали «Дожинки», вместе работали. А после пожара все кончилось. Люди злились. И на себя злились, и друг на друга… Целый год у нас был траур. Никто не шутил, не улыбался, не слушал музыку. Люди скорбели, — провожает Екатерина Александровна. — Наша соседка после этого всю зиму ночевала под крестом на кладбище: муж погиб на войне, а дочку не смогли спасти на пожаре. А как еще жить после этого?
От редакции. Есть необычная история для редакции Onliner.by? Пишите на dm@onliner.by.
Читайте также:
Наш канал в Telegram. Присоединяйтесь!
Быстрая связь с редакцией: читайте паблик-чат Onliner и пишите нам в Viber!
Перепечатка текста и фотографий Onliner.by запрещена без разрешения редакции. nak@onliner.by