Агрогородской романс из «партизанской республики». Выясняем, к чему привело стирание границ между городом и селом

Лет десять назад началась очередная кампания по модернизации села. Некоторые деревни переименовали в агрогородки, и жизнь заиграла новыми красками. На самом деле, конечно, не только переименовывали, денег вложили много. Чтобы взглянуть, как за это время изменился быт агрогорожан, мы отправились в «партизанскую республику» — в агрогородок Поречье на краю Октябрьского района. Тем более что оттуда прислали телеграмму: все как-то не так, городок не получился, как ни переименовывали — село селом. И мост давно рухнул.

— А вы почему без удочки?! — потомки партизан огорчены нашей неподготовленностью.

За неимением инвентаря мы, вскарабкавшись на остатки моста, внимательно наблюдаем, как течет вода. Нам сказали, если долго смотреть, может проплыть кое-что интересное.

Речка Птичь с виду тихая, а вот гляди ж ты, несколько лет назад подмыла бетонную опору, плита и съехала. Машин и людей на мосту в тот момент не было, но все равно неприятно. Остальное разобрали уже вручную.

Рядом другой мост — деревянный, временный. Его срочно построили в 2011-м, чтобы проиллюстрировать поговорку «Нет ничего более постоянного, чем временное». Пока получается.

Эта «дорога жизни» соединяет заречную зону Октябрьского района с райцентром. Если не соединять, то три сельсовета будут отрезаны от большой земли и советская власть опять окажется под угрозой. Ладно, на самом деле, конечно, не окажется: есть дорога через Могилевскую область. Но это неудобно и далеко.

Общеизвестно: можно вечно смотреть на Птичь, наблюдать за курсом в обменниках и бросать комбикорм под быки разрушенного моста.

— Да вроде бы все хорошо у нас, пожаловаться особо и не на что, — пенсионер Николай задумчиво мечет прикормку вдаль. — Я в Поречье недавно переехал из Октябрьского. Если сравнивать, то тут тихо, красиво, нет суеты.

Как раз эти несуетные места входили в легендарную Рудобельскую партизанскую республику во время гражданской войны. Позже, в Великую Отечественную, у околицы Поречья располагался партизанский аэродром. Теперь на его месте стоит памятник.

Авиасообщение с тех пор стало похуже, маршрутки тоже ездить сюда не хотят. Зато есть социально ориентированный рейсовый автобус — пять дней в неделю. Некоторые предпочитают формулировать состояние транспортной системы, наоборот, более трагично: два дня в неделю нет связи с райцентром.

В 2005-м страна увлеклась идеей агрогородков. Поречье как раз попало под эту программу. Ожидалось, что, если скрестить городской комфорт с сельской непосредственностью, получатся небольшие современные и комфортные населенные пункты. Их жителям станут завидовать горожане, злобно сидя в своих цементных скворечниках. И будут стоять в очереди из желающих обменять «трешку» на Немиге на дом, допустим, в Октябрьском районе (с доплатой).

Подъезжая к агрогородку, очереди мы пока не заметили. Но уже сейчас страшновато представить, насколько красиво и круто здесь станет через месяц, когда все расцветет.

Деревня как деревня: памятник, школа, клуб, «малые формы». В почтовых ящиках из бутылок — «Советская Белоруссия». Над сельсоветом куда-то рвется флаг. Напротив, зажмурившись от счастья строго в соответствии с соцстандартами, барахтается и кряхтит разноцветная утка.

Неказистые многоквартирные дома доагрогородской эры соседствуют с ухоженными стандартными особняками. Теперь не всякий и разберет, какие среди них «президентские» домики, которые хозяйство строило для специалистов, а какие «чернобыльские», возведенные для эвакуированных. С годами все перемешалось. Да и настоящих переселенцев почти не осталось.

Бывший клуб заколочен (вместо него появился новый). Красивый жилой дом полуразрушен: некому там жить. Общежитие, в котором при СССР селились шефы, приезжавшие «на сено», пустует. Старая совхозная контора на берегу пруда закрыта.

Заходим во двор, привлеченные надписью Arsenal на дорожке. Григорий и Мария Пугач — как раз из «чернобыльцев», таких здесь мало осталось. Приехали в 1986-м из Брагинского района. Теперь их родная Колыбань обнесена колючей проволокой, там никого не осталось. А здесь обжились, к выделенному дому сделали пристройку.

— Когда Поречье стало агрогородком? Лет пять назад, если не ошибаюсь, в газете написали, — вспоминает Григорий Артемович. — К тому времени тут больница действовала, банно-прачечный комбинат был, клуб хороший построили, совхоз держался, в котором я бригадиром работал, — по несколько домиков в год строил… Жалко, что хорошая, красивая деревня умирает: детей все меньше, население сокращается. И в окрестных деревнях то же…

Мария Григорьевна после эвакуации больше 20 лет отработала учительницей математики в здешней школе. Жизнью привыкла быть довольна:

— Да нам-то всего хватает. Были бы деньги — иди в магазин да покупай.

Заметив, что мы уставились на бетонную дорожку, супруги улыбаются:

— А, это внук у нас любитель. Он в армии сейчас.

В наличии имеется еще один внук, Дмитрий. Выглянув из-за дверей, он восклицает: «Подождите!» — и куда-то стремительно убегает. Через несколько секунд возвращается. Оказывается, тоже только что из боя, надо было написать AFK в чате Counter-Strike. То есть с интернетом (наличие которого является одним из признаков агрогородка) тут порядок, не тормозит.

Дмитрий здешней светской жизнью не особо интересуется:

— Я-то в Мозыре работаю сварщиком, сейчас в отпуск отправили. Когда к бабушке с дедушкой приезжаю, в компьютере в основном сижу, что вокруг творится, я не в курсе. Но если и выхожу из дома, то особых проблем в части благоустройства не замечал. Или они меня просто не касаются: у нас-то в доме все есть, все работает.

Центр досуга — самое модное здание Поречья. Раньше здесь был детский сад, а несколько лет назад переделали.

В библиотеке пока пусто, основные читатели сейчас маются на уроках. Библиотека тут — совсем не то, что в городе. Уж и не припомню, когда в городской последний раз мне предлагали чаю и покормить — просто так, от избытка чувств. У стойки библиотекаря — ступа, которой ровно миллион лет. На полке среди книг — военная каска. На столике — LEGO.

— Это я у внуков отобрала, чтобы детей заманивать, — у библиотекаря Нины Гламбоцкой своя тактика, надо же как-то приучать нынешних школьников к литературе. — Они что-то собирают или вяжут — я им читаю вслух.

Когда кончаются уроки, клиентура, как цунами, набегает сюда из школы, что напротив. Цунами, правда, последние годы уже не то. Дети того и гляди кончатся. В школе их осталось меньше сотни (это с соседними деревнями). А было-то — ногу некуда поставить.

Бодрый пенсионер Виктор охотно принимается вспоминать, что изменилось с тех пор, как Поречье стало агрогородком:

— Ничего! Хотя нет — все!

Сам Виктор пришел из деревни Растов, что неподалеку. Он всецело заинтересован в развитости местной инфраструктуры. На заднем плане подсказывает правильные ответы товарищ, тоже уже довольно бодрый.

Асфальт появился — а раньше не было. Горожанам-то не понять грандиозности события, а для местного человечества это большой шаг. Баня была — теперь нет. Больницу закрыли. Аптеку тоже хотели закрыть…

— Ну сами посмотрите, разве это агрогородок? — Виктор обводит рукой окрестности. — Вот такие развалины должны быть? Эх, раньше какие маевки проходили, праздники коллективные… Теперь такого нет. Еще баню закрыли. А в деревнях-то у многих водопровода нет. Пока баня работала, можно было сюда ходить, а теперь все. Как выкручиваемся? Корыто, ведро…

В конце концов товарищи резюмируют: плясать надо от экономики. Есть рядом нормальное предприятие — будет городок с клубом и «маевками». А нет конкурентоспособного производства — как ты ни называй, все равно ничего хорошего не получится.

У забора степенно беседуют двое пореченцев, ветер шелестит усами. Качают головами: да, теперь не то что раньше.

До агрогородка тут была настоящая больница на 25 коек — с докторами и таинственными блестящими штуками. Три года назад закрыли, оставили так называемый стационар дневного пребывания на шесть мест. Недавно прошел слух, что аптеку тоже хотят закрыть. Люди разволновались: мотаться на попутках за таблетками в райцентр никому не хочется.

— Когда у нас больница была, сюда со всей заречной зоны съезжались, а теперь в район надо, — рассуждает пенсионер Александр Костюкевич. — Неудобно. С аптекой то же: говорят, мало доходов приносит, закроем. Но вроде на этот год мы ее отвоевали.

В сыновьем камуфляже с капитанскими погонами (Костюкевич, ухмыляясь, доказывает, что это полковничьи) — оказывается, местная знаменитость Валентин Дашкевич. Может сплести из лозы хоть корзину, хоть комбайн. Говорит, сейчас в моде люльки, горожане заказывают.

— Места у нас замечательные, и домов для специалистов хватает. Даже странно читать, как в городах за эти квартиры судятся, — Дашкевич перебирает сырье для очередной корзины или люльки (или комбайна). — Вот только с работой для этих специалистов сложно… А по благоустройству — так вроде и нормально все. Вот только пруд наш жалко.

За пруд агрогорожане искренне переживают, не только Дашкевич. Вспоминают, что раньше по берегам стояли старые деревья, но их зачем-то «расчистили». Кроме того, когда прокладывали коммуникации, будто бы нарушили водоносный слой — вода прошлым летом, по разным версиям, не то вся вытекла, не то высохла. Сейчас, пока уровень высокий, притекла обратно, но местные пока не уверены, что навсегда: кто его знает, к чему приведет вся эта гидрология.

У памятника сдуло ветром скромный венок. Из проезжавшей мимо старой легковой машины вышел человек, поправил, поехал дальше. Оказывается, это председатель сельсовета Валентин Матусевич. Не стал вызывать коммунальщиков (или кого там вызывают в подобных случаях городские начальники). Простые жесты говорят больше, чем выступления с трибуны.

Традиционно, случись чего, бо́льшая часть шишек сыплется на главу сельсовета. И во многих деревнях эти люди совершенно одинаково разводят руками: «А что я сделаю, у меня из ресурсов только флаг да печать».

— Население уменьшается, причем не только на территории нашего совета. С этим приходится считаться, — Матусевич пересказывает то, что недавно подробно объясняли жителям на собрании (его организовали после того, как «наверх» написали очередную жалобу). — Если по пунктам, то, например, когда принимали решение о закрытии бани, выяснилось, что никому это неинтересно. Давали объявления, но на собрание по этому поводу пришел один человек. Потом мы еще долго выделяли бесплатно «Газель», чтобы регулярно возить людей в райцентр, — ни разу никто не пришел! Аптеку решили не закрывать, через год посмотрят на ее доходность. То есть теперь важно, чтобы люди лекарства у нас покупали, а не в райцентр за ними ездили. В соцстандарты по транспорту мы тоже вписываемся, притом что транспортники говорят, их рейсы окупаются на 35%. С мостом сложнее. Районный бюджет восстановление не потянет. Деревянный пока держится.

Пока получается, что в Поречье каждый сам себе создает «агрогородок» в отдельно взятом домовладении. Наигравшись с красивым термином, теперь просто обустраивают быт вокруг себя. Кто-то проводит воду и ставит бойлер, кто-то пользуется ведром.

Читайте также:

• Матбаза, люди, лошадь. Репортаж из больницы маленького города
• Репортаж с другого конца света. Как выглядит жизнь из маленького дотационного райцентра
• Чудеса ландшафтного дизайна. В полесской глубинке с помощью тротила создали «маленькую Скандинавию»

Перепечатка текста и фотографий Onliner.by запрещена без разрешения редакции. nak@onliner.by