Жидкий клад, готическая башня и подземные уровни: как без людей приходит в запустение красивейшее место

 
21 мая 2015 в 8:00
Автор: Андрей Рудь. Фото: Глеб Фролов, автор, hoiniki.com
Автор: Андрей Рудь. Фото: Глеб Фролов, автор, hoiniki.com

В стороне от магистралей встречаются удивительные находки. Их у нас осталось не так уж много, но, если порыться, можно откопать что-то неожиданное — пока оно не сгнило, не растащено и не спалили дети. Именно этим мы занимаемся в цикле публикаций о затерянных поселениях и постройках. Это не просто «забросы», все немного сложнее. Мы уже рассказывали про «затерянный мир», где успешно сосуществуют панские руины и скелеты развитого социализма. Еще один живописнейший пример искривления пространства-времени отыскался в деревне Борисовщина.

Совершенно понятно, что нет никакого смысла ездить по гладким автомагистралям, надо всегда двигаться в объезд, через какие-то кусты.

Если по пути из Гомеля после Хойников свернуть направо, а потом достаточно хаотично метаться в разные стороны, то попадешь в Борисовщину. Кстати, это одно из немногих мест, где, помимо прочего, разводят удивительно быстрых овец.

За стеной из красного кирпича без предисловий открывается вид, достойный туристических открыток.

Борисовщанская усадьба Феликса Ястржембского относится к середине XIX века и выполнена в псевдоготическом стиле… Вообще-то, к концу этого предложения каждый имеет право уснуть от скуки. Однако дальше все интересней. На полузаброшенном неофициальном сайте Хойников висит неприметный, но увлекательный текст, подписанный художником-оформителем районного музея А. Эсауленко. Такие повествования пишут не ради денег, а от избытка чувств. Человек вырос в Борисовщине и рассказывает интересные вещи. Например, самая высокая постройка на самом деле не винокурня (как пишут некоторые официальные источники), а водонапорная башня. (Вино делали в непримечательном деревянном здании, которое не сохранилось. Зато сохранилось само вино!)

С другой стороны усадьбы, на южном въезде написано, что это ценность и все такое. Похоже, здесь даже старались восстановить фрагмент красной кирпичной стены — сложили недостающий кусок из белого кирпича.

Говорят, с месяц назад сюда приезжали комсомольцы. Убирали мусор, косили траву — проводили субботник. Теперь мусор аккуратно сложен в укромных местах. Например, в подвале башни.

К нашему приезду колхозная водонапорка, построенная вместо панской, бурно фонтанирует: не сработала автоматика, насос вовремя не отключился. Ну, по крайней мере, это красиво.

Кстати, товарищ Эсауленко вспоминает в своем труде, как в пятидесятые, когда еще действовала панская башня, на ней зимой прорвало древние баки, и вода превратила крутую лестницу в веселую ледяную горку — дети были довольны.

Вообще же, башня, несмотря на чересчур декоративный вид, оказалась крайне функциональна и активно использовалась. При Ястржембских и впоследствии при Советах из баков в верхнем уровне водой обеспечивались жилые здания и сараи для скота. (Эсауленко пишет, что до сих пор люди, обрабатывая огороды, находят остатки керамических водопроводных труб.)

На других этажах и в большой кирпичной пристройке (ее уже нет, местные говорят, что растащили тракторами после пожара) располагались пекарня, производство сливок и сыра, крутили кино. Причем работало панское оборудование до шестидесятых годов, а кое-что и позже. При Брежневе в башне даже были устроены квартиры. Сейчас бы за такую, не задумываясь, отдал бы жизнь каждый приличный толстосум, знающий толк в дизайне. Может, не поздно восстановить?

Повторюсь: места вокруг невероятно красивые, есть маленькая шикарная речка Вить и очень спокойные, доброжелательные люди, которых не осталось в этих ваших столицах. И сиренью пахнет — хоть топор вешай. При этом до трассы недалеко, но случайный человек сюда не попадет.

Люди утверждают, что древние баки в башне так и стоят. Но проверить это невозможно: лестницы кто-то срезал. Может, для безопасности, может, на металл. Или и то, и другое. Торчат только обрезки железных балок. Впрочем, отсутствие ступенек местных детей не останавливало.

Шагающие по дороге среди всей этой псевдоготики современные парень с девушкой выглядят немного чужеродно. На самом деле это готовые экскурсоводы — но не те, которые наизусть выучили текст, а настоящие, из реальной жизни.

— Видите в стенах внутри башни углубления? Мы по ним наверх лазили, когда маленькими были. Как Человек-паук! — у Елены в этих краях прошло детство.

— Вон там ледник был и при Ястржембском, и при нас еще, сейчас заколочен, — показывает Михаил, муж Лены. — Там пруд был с лодочками. А это — зала, приемы проводили. Эх, еще в прошлом году вон та колонна стояла, и вон та тоже была на месте. Как-то буквально за последнее время все резко ухудшилось.

Теперь колонны лежат, можно посмотреть, что у них внутри.

На некоторых кирпичах есть логотип Ястржембского — «J». Лена утверждает, что здесь также нашли кирпич с надписью «London». При чем тут Лондон, мы расскажем ниже.

В нижнем уровне башни нахожу небольшую дыру в земле. На всякий случай просовываем поглубже руку с мобильником. Получается такая картинка. Оказывается, не такой уж он и нижний… В конце хода можно разглядеть какое-то помещение.

В зарослях то и дело попадаются провалы, за которыми угадывается продолжение.

Бывший деревенский детский сад — это, по некоторым данным, еще более «бывший» дом управляющего. Закрылся детсад до перестройки и с тех пор планомерно приходил в упадок.

Вроде бы с год назад тут ползали дети да случайно подожгли. По большому счету, пожар уже не мог повредить: к тому времени деревянные элементы сгнили самостоятельно, крыша провалилась. Теперь из головешек местами торчат кованые гвозди, которым больше века.

«Зала» тщательно заколочена свежими досками. То есть, чтобы попасть внутрь, надо зайти сбоку. Внутри уже при советской власти настроили перегородок, приспособили помещение под рабоче-крестьянские надобности. Теперь внутри джунгли и лианы.

На территории усадьбы и сейчас располагается несколько современных жилых домов, теплится какая-никакая жизнь. Кому-то показалось, что надо больше красоты, — не выдержал, «посадил» пластмассовую пальму.

— Моя мама еще в юности успела поработать у пана, по сезону ходила полоть, за цветниками ухаживала, — Ольга Антоновна Кравченко теперь-то пенсионерка, а до 1992 года работала воспитательницей в том самом садике.

Сад, парк, пруд, клумбы, пасека, розарий — у Ястржембских (про их своеобразные нравы непременно почитайте у Эсауленко) внутри периметра был создан преуспевающий и самодостаточный мир. Вроде бы верх ограждавшей этот мирок стены утыкан стеклами, чтобы крестьяне не лазили воровать, — мы не проверяли. Яблоки, груши, сливы, вишни из сада частично отправлялись на винокурню. Насыщенной оказалась судьба оранжереи: в советское время она успела побывать бойней и складом ядохимикатов. Во время войны в ней жили власовцы.

То ли в шестидесятые, то ли в семидесятые в имении внезапно нашли клад. Да не ржавые копейки, как обычно, а кое-что поважнее.

— Во-он там, за кустом, дом стоял, деревянный, тоже дореволюционный еще, их для работников панских строили. А в наше время уже колхозникам давали. Ну и хозяин копал поросятам хлевчик — да и выкопал! — Ольга Антоновна чертит на песке прямоугольник, чтобы обозначить размеры обнаруженного сокровища. — Вот так рядами стояли трехлитровые бутылки, запечатанные пробкой. Да много, штук пятьдесят! Хозяин доставал, а мужики соседские в дом носили, я тоже помогала. Бутылки еще такие, похожи на советские от лимонада, только большие. Сначала, конечно, боялись пробовать, а потом оказалось, что нормальное вино — желтенькое яблочное и зелененькое с мятным вкусом.

Одичавшие фиалки в траве — наследие как раз панских ботанических экспериментов. Сейчас уже отцвели, но, говорят, в сезон их много. Буйные заросли — тоже потомки декоративных кустарников Ястржембского. Говорят, в дебрях сада и парка еще могут отыскаться необычные деревья, выросшие самосевом от прежних экзотов. Рассказывают, что имелось здесь и пробковое дерево. Возможно, именно этой пробкой и были закупорены те самые трехлитровки. По этим джунглям, помимо историков, пройтись бы еще ботаникам.

Бобры повалили деревья, устроили собственную «мелиорацию» — ухоженный пруд, сообщавшийся с речкой, превратился в болото. Они так видят.

— А зори здесь тихие… — треща дубами, фотограф Фролов подбирается к покрытому ряской зеркалу воды, бормочет о чем-то личном. У него свои ассоциации с болотом.

Впрочем, Ольга Антоновна говорила, что провалиться здесь нельзя: когда еще здесь полоскали белье, то под илом чувствовалась твердая основа. Видимо, дно зацементировано или выложено кирпичом.

В сторонке, за сараями, стоят два мощных кирпичных дома для прислуги. Самое удивительное, что в одном из них еще живут люди. Другой покинули только пять лет назад (и не потому, что дом плох). И сразу пришло запустение.

У жилого дома нас лаем приветствует черная собака. Но смотрит куда-то в сторону.

Оказывается, слепая.

Хозяйка, выглянувшая на шум, обходится без долгих формальностей:

— Обедать будете? Ну хоть чаю попейте. Пряники сама пекла!

Галина Вергейчик живет здесь с мужем, но тоже собирается перебраться в райцентр: там квартира. Пока не переехала, дом, рассчитанный на четыре семьи, тоже жив.

Почему все в деревне так сложилось? Классное же место! На этот вопрос и в Борисовщине, и в Рудакове ответ универсальный: Чернобыль. У Галины Васильевны сын умер в 16 лет от внезапно проявившегося лейкоза крови. В 1986-м парню было 4 года. Теперь Чернобыль добивает и усадьбу. Люди уезжают, умирают. Чем меньше жителей, тем интенсивнее разруха.

Второй такой же дом теперь пустует. Зато тут хорошо видна планировка: стены толщиной 80 сантиметров, старые балки, которые еще сопротивляются гниению, аутентичные печки.

Огнеупорные кирпичи с надписью «Prima», как позже объяснил нам гомельский искусствовед Евгений Маликов, тоже выпускались до революции, но не на территории нынешней Гомельщины, а, скорее всего, в Украине. Тот же производитель ставил логотипы «London», «Paris» и так далее, но это не означает, что кирпич произведен в Англии или во Франции.

Несколько лет в Борисовщине была суровая проверка. После нее местных чиновников наказали за плохое отношение к наследию. «В старинной усадьбе живут свиньи!» — волновалась пресса. Виновных привлекли к ответственности, свиней вообще съели. Теперь спасенные постройки выглядят так.

Длинный сарай для скота, расположенный поодаль, тоже относительно недавно использовался. С ним вообще неудобно получилось. Будто бы в девяностые сняли с кровли старую, панскую еще жесть, чтобы поменять на новый шифер. Но закупленный шифер срочно пригодился для какой-то другой постройки. Так и оставили — временно. А теперь уже и крыть нечего.

— Считается, что пан жил в кирпичном доме, но это не так, — Галина Васильевна замедляет шаг у каких-то зарослей. — Говорю так, потому что я сама жила в его доме, а также еще несколько семей. Теперь-то он сгнил и развалился, вон фундамент в кустах. А в восьмидесятые это была довольно крепкая и очень длинная постройка.

Денег на наведение порядка нет не у райисполкома — их нет у нас с вами. Поэтому местные власти как умеют ищут хозяина. Если кто-то умеет лучше — пусть покажет класс. Несколько лет назад «балансодержатели» объявили, что готовы рассмотреть предложения деловых людей, которые знают, как использовать эту красоту. На сайте «Гомельоблимущества» написано, что условием для передачи заинтересованным людям является воссоздание социокультурной среды. Здесь еще есть что воссоздавать.

Читайте также:

  1. Открываем «мертвый город» в недрах Хойникского района
  2. Культуролог Антон Астапович: глобальный комплекс белорусской архитектуры — новый хлев лучше, чем старый

Перепечатка текста и фотографий Onliner.by запрещена без разрешения редакции. vv@onliner.by