Ежегодно в начале весны в деревню Снядин, расположенную в Петриковском районе, наведывается большое начальство. Если вода не стоит высоко, представители власти приезжают по дороге, ведущей из Турова, прозванной «дорогой жизни»; после того как ее переливает, единственный путь в деревню — рекой. Могут проверяющие появиться и с шиком, на катере. Осматривают подтопленные дома, разговаривают с пострадавшими селянами. Те выкладывают все свои проблемы одним махом, а подспудно гадают: «Зайдут в магазин или нет?»
Конечно, заходят.
Это уже традиция — человек в погонах входит в сельский магазин, пересекает его наискосок и останавливается в углу, у прилавка с рыбацкими куртками и сапогами. К нему семенит улыбчивая продавщица.
— Что, мать, есть сапоги в Снядине? — спрашивает человек в погонах.
— А как же, есть! — рапортует продавщица и протягивает резиновое изделие. Человек в погонах принимает сапог, пристально его осматривает и с удовлетворением кивает головой. Снядин спасен. Момент апогея заботы о селянах особенно любят фотокорреспонденты и видеооператоры. Осмотр резинового сапога — безотказный сюжет, поражает сердца аудитории навылет.
Мы тоже добирались в Снядин на катере — «дорогу жизни» уже накрыло водой так, что никакой транспорт не доберется. Переправа находится на песчаной отмели, расположенной на другой стороне реки, у деревни Голубица. У импровизированного причала стоит машина МЧС, там же — несколько людей в форме. Приближающийся рокот мотора слышно издалека, вскоре к берегу пристала лодка, спасатели помогают женщине, сидящей в ней, сойти на землю и снять оранжевый жилет.
Катеры ходят регулярно, несколько раз в день — желающих добраться до «большой земли» и обратно предостаточно. Следующий рейс наш.
Спасательные жилеты перекочевывают из рук в руки. С нами в лодку садятся еще несколько пассажиров, среди них — председатель Голубицкого сельисполкома Владимир Александров. Руководитель, несущий ответственность за все, что происходит в подтопленных деревнях, хмур, немногословен и выглядит откровенно уставшим. Моторист направляет катер в фарватер реки, берег быстро отдаляется, и Припять за несколько минут раздается вширь — дома на одном берегу становятся игрушечными, а на другом их и вовсе не видно.
— Сегодня река в ширину в некоторых местах 10 километров и больше, — рассказывает Владимир Владимирович. — Когда вернется в свое русло, и пятисот метров не насчитаете. Прямо сейчас мы проплываем над лугом, вон там дальше, за верхушкой дерева, торчащей из воды, — поле.
Владимир Александров воюет с последствиями паводков, Припятью в качестве руководителя сельисполкома уже не первый десяток лет. На его памяти подобных разливов было лишь несколько. А ведь он местный житель, помнит реку с рождения. Лодка замедляет ход, впереди вырастают деревенские хаты.
— Вон в той моя мама живет, — говорит Александров, указывая на один из домов вдалеке.
Несколько десятков любопытных глаз следят за нашим приближением. Катер останавливается, и председателя сразу окружают просители. Владимир Владимирович вскоре понимает, что не сможет пока уделить нам время, и просит прогуляться по деревне самостоятельно, осмотреться.
По дороге к магазину (а как же без инспекции по наличию резиновых сапог?!) мы повстречали коренного снядинца Колю, с бойким прозвищем Боцман. Молодой коренастый парень с ходу согласился на роль гида по затопленной деревне.
Выяснилось, что Снядин затапливает не весь. Большая часть деревни даже в самый сильный паводок остается сухой, от воды страдают подворья, находящиеся на окраине, в низине. Коля авторитетно заявляет: увидеть, что такое деревня в разлив реки, мы сможем, только если раздобудем лодку.
Магазин расположен аккурат по центру деревни. Сегодня он является эпицентром бурления жизни Снядина, больше необходимую провизию получить негде. С порога направляемся в противоположный от входа угол. Продавщица привычно демонстрирует готовность деревни к водному пришествию.
— Как паводок начинается, обычные сапоги берут, уже пар 20 за последнее время раскупили, — поясняет она. — Но вода поднимается, селяне понимают, что полумерами не обойтись, и начинают закупать рыбацкие. Сегодня, к примеру, таких ни одной пары нет, значит, дело действительно плохо.
Коля Боцман ведет нас дальше. Требуется раздобыть лодку, а ее нам наверняка одолжит бывший директор местной школы со звучными именем-фамилией Александр Македонский. Александр — человек скромный, фотографироваться отказывается, но свою плоскодонку во временное пользование предоставляет. Бывший директор школы ведет наблюдение за уровнем подъема Припяти. Его инструмент — простая пластиковая линейка. Судя по ней, за последние сутки воды прибыло на 8 сантиметров.
Путешествие по Снядину начинается прямо с затопленного двора Александра Македонского. Коля Боцман садится на весло.
Коля рассказывает о реке. Жители Снядина знают о Припяти практически все. Эти знания просты и непритязательны, а значит, особенно ценны, потому как выстраданы поколениями. Припять давала защиту и пропитание дедам и прадедам, одаривала грандиозными уловами, а сегодня она показывает свой норов — заливает деревню ко всем чертям. Снядинцы не пеняют на реку, наверное, чувствуют, что она следит за ними, слушает, что говорят. Позволь они себе дурное слово — вспенится, забурлит и смоет одним махом ветхие заброшенные дома на окраине, новые коттеджи, отстроенные приезжими минчанами, простые сельские хаты — все, без остатка, одна водная гладь останется.
— Сыночки, как там в Минске говорят, долго вода прибывать будет? — спрашивает нас бабушка, к которой мы буквально заплыли во двор и пришвартовались у крыльца.
— Вам здесь, наверное, лучше знать, — удивляемся мы.
— Да куда там! Радио уже три дня как не работает, а по телевизору ничего конкретного не говорят. Боюсь — поплывем… Вы передайте там начальникам, чтобы радио мне починили, а то вдруг что в мире случится, а я потону и даже не узнаю.
Пользуясь случаем, передаем.
Бабушка, натянув сапоги, ведет нас к колодцу и, охая, показывает печальную картину — вода в нем зеленая, мутная. На сегодняшний момент в таком состоянии находятся практически все колодцы в подтопленных дворах. Что происходит с туалетами — страшно представить.
Говорить, что Снядин сегодня похож на Венецию, глупо и неуместно, но подобные сравнения цепляются за язык, как только видишь широкие улицы, превратившиеся в полноводные каналы. После взгляд скользит по верхушкам покосившихся, подмытых сильным течением заборов, разнообразной живности, спасающейся на крышах зданий и редких островках суши, и понимаешь — нет, это не Италия. У деревни, захваченной рекой, свой особый аромат — с терпкой примесью отчаяния.
— Страдают от воды в большей степени старики, — рассказывает Коля, беззвучно опуская весло в воду раз за разом. — У многих из них есть дети, внуки, только помогать они почему-то не приезжают. Кто говорит, что добраться не может, кто вовсе ничего не говорит… Но вы ведь, например, добрались! — провожатый сплевывает в воду, и без слов понятно, кому этот плевок предназначен.
Мы проплываем от одного двора к другому. Большинство калиток открыто, и лодка свободно дрейфует по приусадебным участкам. На многих дверях — замки. Хозяева оставили дома на время наводнения. В домах, которым грозит затопление, остались те, кому некуда податься, или те, кому есть что терять.
В отличие от многих других, в очередном дворе можно передвигаться в сапогах по колено, не намочив ноги. От дома к сараю, а дальше к хлеву ведут деревянные мостки. Балансируя на качающихся досках, неуверенно лает рыжий пес. Хозяйка, услышав собаку, выходит на крыльцо. Пожилая бойкая бабушка представляется Катей Севастьяновной (именно так) и неуверенным шагом подходит по мосткам к лодке. В какой-то момент бабуля теряет равновесие, ловит руками воздух, и, явно что-то поймав, находит его. Узнав, что мы журналисты, с радостью соглашается показать свое горемычное хозяйство.
Бабушка Катя рассказывает про своих семерых детей: один сын живет с ней, второго уже похоронили. Остальные детки разлетелись по стране, им сейчас не до потопа в Снядине. Старушка с трудом приоткрывает тяжелую дверь хлева, оттуда, подслеповато щурясь на весеннее солнце, удивленно выглядывает корова. Буренке недолго осталось жить в сухости — гора соломы, на которой она стоит, уже наполовину в воде. Гусей Катя Севастьяновна переселила в сарай, куры временно прописаны на крыше птичника.
— Уже четыре курицы за последнее время потопло, — говорит бабушка Катя. — Но это еще не самое страшное. Помню, в прошлые наводнения у меня жеребенок под воду ушел и кабан, вот это была трагедия.
Разговаривая с нами, старушка ни на секунду не останавливается, кормит животных. Часть похлебки из большой кастрюли отдает овчарке-полукровке, оставшуюся еду несет дворняге, которая ютится на соломе в будке, предназначавшейся когда-то для газового баллона. После бабушка Катя заводит нас в дом и показывает погреб, вернее — гладь воды, плещущуюся под самым полом.
— Хату затопит, отошлю внуков в соседнюю деревню. А сама здесь останусь, кто-то должен за животиной приглядывать, кормить. Может, так и потону здесь, — смеется она.
Плывем дальше. В воде мелькает тень, и, приглядевшись, мы замечаем, что по улице прямо под нами шныряет рыба. Коля Боцман рассказывает, как в соседней дереве в паводок прямо в дом заплыл здоровый сом и спрятался в печке, которую посчитал норой. Вода сошла, а сом из печки вылезти не смог и пошел на праздничный обед в честь уходящей воды.
— Если бы у вас была возможность дольше здесь побыть, обязательно съездили бы в лес, — говорит Коля. — Там сейчас такие чудеса можно увидать! Островков сухой земли совсем мало осталось, и на ней кого только не встретишь — кабаны, косули, зайцы, лисы. Вон, кстати, за деревней на горизонте черные точки мельтешат — это дикие козы.
Последняя наша остановка — дом предпринимателя Николая Дребня. У Николая случилась беда, несколько лет назад по просьбе местного исполкома он занялся агротуризмом. Построил на своем участке гостевой домик на несколько семей. Рассчитывает показывать туристам чудеса окрестной природы. Сейчас действительно есть на что посмотреть, только вот отдыхающие любоваться этим вряд ли приедут. Участок Николая полностью залит водой — в гостевых она уже перелилась через порог. Под шкафы и ножки столов с каждым днем приходится подкладывать все новые кирпичи.
Какую помощь просят снядинцы у чиновников всех рангов? Как оказалось, немногое им надо — большинство людей просит доски, которые сейчас жизненно необходимы, чтобы налаживать переправу, мастерить настилы для животных, приподнять мебель в домах, когда в них хлынет вода, плещущаяся у порога. Только в соседнюю деревню Хлупин завезли, да и то не раздают их там, а продают. Говорят, одна большая доска стоит около 100 тысяч. Мало кто из деревенских жителей себе такую роскошь может позволить. Даже во время потопа.
Председателя сельисполкома Владимира Александрова мы в этот день видели лишь несколько раз мельком. Не останавливаясь, он курсировал вместе со спасателями по подворьям Снядина, соседним деревням — в одном месте перевозили детей к соседям, в другом — помогали бабке спасать тонущий скот. Оперативный штаб МЧС располагается в закрытой в прошлом году школе. Рядом с двором стоит огромная военная махина — ПТС (плавающий транспортер средний). Иначе как ковчегом на случай экстренной ситуации его не назовешь — в кузов поместится, считай, вся деревня и будет вывезена на «большую землю». В Снядине, помимо спасателей, круглосуточно дежурят медики. Очередная смена приехала на катере, который чуть позже отвезет нас обратно в Голубицу. Местные жители встречают врача с уважением: подают руку, когда она спрыгивает на берег, помогают перенести ящик с медикаментами.
Владимир Александров обессиленно садится на землю возле нас. Смотрит на реку, после достает из портфеля бумаги и просит одолжить ручку — свою утопил во время сегодняшних разъездов.
— Отчеты писать надо, а времени нет совсем, — устало улыбается он, некоторое время заполняет таблицы и графики и наконец подводит итог. — На сегодняшний день в деревнях Снядин, Белин, Торгашин подтоплено 46 подворий. На самом деле имеется в виду, что эти участки практически все скрыты под водой. Вот такая арифметика. Председатель собирает бумаги и вместе с нами садится в катер. Ревет заведенный мотор, Снядин быстро тает позади, оставаясь один на один с большой водой.