Мнение: современная архитектура Минска достойна одного слова — лабуда
Литовский журнал Centras опубликовал недавно статью белорусского архитектора Александры Бояриной. Автор, директор собственной фирмы, размышляет над тем, почему застройка Минска ведется бессистемно и безвкусно, почему зачастую рукой архитекторов, называющих себя мэтрами, водят другие люди и, как результат, в центре города возвышаются нелепые здания, уродующие своим видом целые проспекты. Выводы архитектора показались нам смелыми, а статья — достойной внимания белорусской аудитории.
Я считаю, что получила хорошее архитектурное образование. Достаточно много людей получили такое же. Мы иногда встречаемся, обсуждаем проблемы по работе, делимся достижениями и просто болтаем. До сих пор самая большая загадка для меня — как могут все эти хорошие люди, профессионалы своего дела, проектировать такую лабуду? Слово «лабуда» мне нравится, и оно подходит для современного периода белорусской архитектуры. Смысл его понятен, но дать четкое определение сложно. Если спросить меня «что такое лабуда?», я начну выкручиваться, пытаться безуспешно вспомнить его происхождение и под конец выжму из себя пару синонимов. Вот именно так я вела бы себя, описывая нашу архитектуру.
Еще я считаю себя умной. И поэтому думаю, что стоит мне начать анализировать ситуацию, как я смогу понять механизмы, заставляющие нас делать плохую архитектуру, и даже смогу ловко, по пунктам перечислить причины происходящего. Итак, приступаю к составлению списка причин.
Во-первых, я считаю, что виноват Лангбард. Он поставил нам планку, довольно хорошую планку, прыгать выше которой из уважения к авторитету и возрасту, тем более что он уже умер, считается неприличным. Полные уважения, но боящиеся боли архитекторы прыгают так, чтобы не удариться головой, то есть пролетают чуть ниже этой планки. Где-то в подкорке сидит мысль: вот, Лангбард не бегал за деньгами, не думал о том, как снять со своего счета честно заработанные деньги честным путем и по дороге не остаться без штанов. Он творил. При этом в музее можно увидеть фото, где Лангбард сидит в обнимку с красавицей-женой в шикарном интерьере с высокими потолками, дорогой мебелью и роялем. Между тем 140 человек, поступающих каждый год на архитектурный факультет, живут в панельных домах. Получается, чтобы дотянуться до уровня маэстро, нам надо порвать на себе все резинки от трусов.
Сравним, например, одно из наивысших достижений белорусской архитектуры, обладателя гран-при Национального фестиваля архитектуры «Минск-2011», комплекс «Минск-Арена» с рядовым проектом Лангбарда, Оперным театром. Оперный — памятник истории и архитектуры, «Арена» — просто хорошая архитектура, которая не станет памятником.
И даже можно дальше не ходить и ограничиться этой первой причиной! Но вырисовывается еще кое-что. Мы все — заложники научного образа мысли. Нам список с пунктами покажи — и мы таем… Мы и к архитектуре предъявляем требования по списку. Требования такие: социальные, экологические, экономические, требования безопасности, функционально-конструктивные, технологические, эстетические и градостроительные. Самое интересное, что после предъявления требований может идти что угодно. Проводим конкурс, и любое решение, которое нам нужно, будет удовлетворять этим требованиям. Но это приятная часть заблуждений, от этого мы, пожалуй, не откажемся ни при каких обстоятельствах.
Третья причина видится в том, что наши заказчики такие классные! Они хотят хорошую архитектуру, они за ней приходят к профессионалам. Далее происходит какой-то щелчок, отключающий на время мозги обеим сторонам. Это похоже на женитьбу. Никто жениться не собирался. Для того чтобы появились дети, природа отнимает мозг у мужчины, а заодно и у женщины. Они женятся, трудятся, растят детей, заботятся. Через какое-то время наступает период «опомнился», и человек понимает, что и пару выбрал случайно, и детей завел не вовремя. Всплывает темная история с зависимостью от льготного кредита и третьего ребенка...
Стандартная первая встреча архитектора и заказчика выглядит так: приезжает новый заказчик и говорит, что объездил все окрестности Минска и при этом не увидел ни одного здания, которое бы ему понравилось. Ты, его будущий архитектор, придерживаешься такого же мнения. Чудесно! Вы оба довольны, рады встрече и возможности реализовать свой потенциал. Вы бодро принимаетесь за работу, слышится щелчок, и через некоторое время на свет появляется новое никакущее строение.
Да, нас учили идти на компромиссы. Наша архитектурная школа — это школа решения проблем путем втискивания всего и всем приятного с последующим подстраиванием результата под окружающее неприятное. Но выход есть! Я уверена, если мы станем мерзкими бескомпромиссными сволочами, архитектура станет лучше. Хотя бы один выпуск сволочей, хотя бы один! А заказчик? Быть может, он неправильно формулирует задание на проектирование? Он хочет, чтобы было удобно, в меру красиво и, главное, чтобы было просто и недорого в реализации. Достойные пожелания, а получается лабуда. Надо менять методы, которые не работают. Приди к архитектору и скажи: «Я хочу, чтобы ты работал долго, тяжело, потел и под конец убился, проектируя мне дом, чтобы было много геморройных узлов и все плохо стыковалось, чтобы строители похудели и потеряли сон, чтобы прохожие с восклицанием „как красиво“ падали и расшибали себе коленки, чтобы машины складывались в бутерброд, проезжая мимо моего здания, чтобы стройка обошлась мне так дорого, что мои уже и так седые волосы выпали и не напоминали о беззаботной молодости, чтобы я никогда не смог продать это свое строение даже за треть вложенного. Приступай!».
С коммерческой архитектурой немного по-другому. Архитектор ставит заказчика перед выбором: делаем дешево и просто, или я займусь творчеством, и это будет выглядеть красиво и дорого. А мы помним, что получается, когда наши архитекторы творят… То есть лабуда, по сути, неоднородна, у нее еще есть коммерческий подуровень.
В-четвертых, белорусы — образцовые иллюзионисты! Делают вид, что берегут историю, ругают тех, кто своими постройками изменил облик центра, а стоит получить заказ самому, как очередной монстр вырастает в центре. Так, давайте громко и хором скажем, что высотные здания Минска будут появляться там, где есть свободное место, они будут высоки настолько, насколько позволят выделенные средства, они будут иметь облик такой, какой получится у вчерашних студентов, владеющих 3D и своим этим знанием приковавших робеющих мэтров к 1 кв. м за своей спиной в их собственных мастерских… И плевать мы хотели на облик центра, плевать!
В-пятых, у нас не принято обсуждать архитектуру. Если я скажу автору здания: «Ты сделал ужасную работу!», он в сердцах воскликнет: «О Боже, она считает меня плохим человеком!».
Серьезно, я бы взялась выдавать нашим мэтрам черные метки. Первую вручила бы уважаемому архитектору Ладкину за надгробие для Троицкого предместья. Вторую черную метку — Школьникову за «высотку» напротив, проект которой официально проходит как реконструкция кафе «Реченька» ростом в два этажа. Всем остальным архитекторам — по желтой карточке в зубы.
Конечно, наше Троицкое с самого начала было полудохлым макетом, и надгробие лишь поставило жирную точку, но зачем в таком случае калечить мозг будущих специалистов в университете, рассказывая им о градостроительной композиции, принципах ансамблевости и о сохранении исторического наследия?
Недавно я начала коллекционировать реакции людей, впервые увидевших комплекс О. Ладкина. Как правило, они начинаются с круглых глаз и фразы «что ЭТО?» Название у комплекса ироничное — «У Троицкого». Если посмотреть на дальнейшие предложения архитектора, то от удивления можно даже забыть заплакать. Это пошло. Это несовременно. Подобный проект организации набережной мог быть спроектирован студентами в 1980-х. Надо сказать, что весь комплекс «У Троицкого» не так уж плох и хорошо бы смотрелся, например, на перекрестке Притыцкого и Пушкина, а где-нибудь за вторым кольцом и вовсе здорово. Проезжая мимо него, меня в очередной раз посещает крамольная мысль: «Раз уж все так испорчено, так не снести ли нам Троицкое?». Это же какой ценный кусок земли, можно продать подороже под крупный инвестиционный проект. Накормим рабочих, а государству так нужны зарубежные денежные вливания… Тем более, что территория рядом, на которой расположен выставочный центр «БелЭкспо», памятник архитектуры и истории, уже продан (официально дешево) неизвестным инвесторам на условиях строительства чего угодно какого угодно облика и этажности. Интересно, если объявить конкурс на проект торгово-развлекательного центра на месте Троицкого, сколько белорусских рук возьмутся за эту работу?
Рассмотрим современную застройку проспекта Победителей. Похожа ли она на проспект? Где цельное композиционное решение? Да, у нас часто рукой архитектора водят другие люди, но пропорции, членения, соразмерность остаются в компетенции именно авторов. Предлагаю решить задачу: нарвав яблок в саду в районе Немиги, мальчик побежал. По дороге яблоки начали падать из его дырявых карманов. Когда он добежал до кольцевой автомагистрали, он обернулся и увидел свои яблоки. Они лежали то тут, то там, случайно выглядывая из травы. Также он заметил свой перочинный ножик, рогатку, несколько камней, кусок хлеба — в общем, все то, что лежало у него в карманах, а он обронил. Оцените получившуюся композицию из предметов и назовите улицу, по которой он бежал? Стоит отметить, что современный облик проспекта Победителей сформировался в стране, где существует генеральный план Минска до 2030 года в 8 томах, на 2,5 тыс. страницах, разработанный специалистами 25 проектных институтов.
Шестая причина: у нас ЕСТЬ экспертиза. Она смотрит все чертежи, корректирует, но ни за что не отвечает. Если здание рухнет, то экспертиза молча разведет руками над его трупом и пойдет пить чай к себе в кабинет. Работа у экспертизы сложная, потому как делать что-то, что не имеет смысла, для хорошего и доброго человека достаточно утомительно. Работников экспертизы приходится подталкивать, поощрять, придумывать штучки, которые бы заинтересовали их в работе, например, премировать за то, что проект, поступивший на рассмотрение, был удешевлен. Заменили Schuco на Гомельстекло и уже пьем не просто чай, а чай с печеньем… Всех уволить. Архитектор должен жить своей личной ответственностью. А заодно и мой список станет короче.
И еще одна наша белорусская особенность — относиться ко всему философски. Философия — джокер в рукаве каждого белорусского архитектора. Если автора проекта поймать и попробовать привести к ответу за содеянное, он тут же совершит экзистенциальный выход из своей оболочки и мягким нежным голосом опишет все так, что не останется никаких сомнений, что в данном месте при данных условиях могло быть построено что-либо иное. Может, убрать курс философии из программы обучения?
А в целом, все хорошо. Мы заняты выживанием. Все. Выживание белорусов не зависит от уровня их материального достатка. И жизнь даст нам то, что мы хотим, — мы выживем. А архитектура… по боку.
