От задумки до реализации этого проекта прошло полвека. Целых 50 лет правительство Китайской Народной Республики и весь китайский народ отчаянно нуждались в здании, которое сполна удовлетворило бы их все, даже самые изощренные, культурные запросы, и целых 50 лет правительство и народ не могли это здание построить. Миллиардной нации, за половину столетия железной рукой загнанной единственной руководящей и направляющей партией из темного полуколониального феодального вчера в светлое колонизаторское капиталистическое завтра, понадобилось событие действительно планетарного масштаба с циклопического размера бюджетом, чтобы осуществить свою давнюю архитектурную мечту.
Мечта оказалась похожа на яйцо.
В 1959 году КНР готовилась отпраздновать десятую годовщину своего создания. Одной из важнейших составляющих отмечания столь круглого юбилея должно было стать строительство в Пекине десяти крупных общественных зданий, по одному на каждый год истории коммунистического Китая. Дом народных собраний (где размещается местный парламент) и Музей китайской революции на площади Тяньаньмэнь, железнодорожный вокзал и стадион «Пролетарий», гостиница Minzu («Народ») и Дворец культуры национальностей — вся десятка была построена в кратчайшие сроки и стала образцом своеобразной архитектурной эклектики, сочетавшей черты модернизма, социалистического неоклассицизма и национального стиля. Первоначально в число «Десяти великих зданий», как назвали эту юбилейную серию, должен был войти и Большой Национальный театр, однако он получался уж слишком «большим» и к 1 октября 1959 года, десятому дню рождения КНР, так и остался на бумаге.
Проект крупнейшего в стране театрального здания был готов к 1959 году. Разрабатывал его Архитектурно-проектный институт Университета Цинхуа в Пекине. К западу от центральной площади Тяньаньмэнь предполагалось построить монументальное здание площадью 40 000 кв. м с двумя залами: театральным на 3000 мест и концертным на 960. Это был типичный образец новой послевоенной китайской архитектуры, создаваемой под влиянием, с одной стороны, советского сталинского неоклассицизма, а с другой — местных традиций зодчества в полном соответствии с сакраментальной формулой «национальное по форме, социалистическое по содержанию». Строительство здания планировали начать в 1961 году.
Однако в 1960-е Китаю стало не до театров. Провал Большого скачка, разрушительные наводнения, засухи, голод, обрушившиеся на страну в конце 1950-х — начале 1960-х, и вызванное ими чудовищное количество жертв среди мирного населения, развернувшаяся с середины 1960-х «культурная революция» с ее ордами хунвэйбинов, конфликт с СССР надежно похоронили проекты новых крупных общественных зданий (кроме Большого театра, планировалось строительство и Национальной библиотеки). Вновь про них вспомнили уже на излете культурной революции, в 1974 году, когда китайский премьер Чжоу Эньлай реанимировал идею почти 15-летней давности. Впрочем, вскоре Чжоу Эньлай умер, потом его примеру последовал Мао, в китайском руководстве началась смена поколений, а сама страна принялась строить «социализм с китайской спецификой» — еще на 12 лет, пока кардинальные экономические реформы не начали приносить первые сочные плоды, возведение Большого театра было отложено.
Только в 1986 году процесс проектирования возобновился. Разумеется, от старого проекта театра конца 1950-х решено было отказаться — новое здание должно было стать символом новой эпохи для страны. К сожалению, западных архитекторов в Китай пускали еще со скрипом, местные же десятилетиями варились в собственном соку, и итогом их семилетних трудов стал маловразумительный постмодернистский колосс площадью 105 000 кв. м. Что-то похожее любят придумывать и наши современные архитекторы.
Общая унылость выданного на гора проекта и его полнейшее несоответствие темпам развития Китая, светлому будущему страны и мировым архитектурным трендам были очевидны даже для престарелых товарищей из Политбюро ЦК КПК. Для начала, прежде чем экспериментировать в Пекине, они разрешили отдать европейскому архитектору проектирование нового Большого театра в Шанхае и посмотреть, что из этого получится. В итоге в 1998 году крупнейший в Китае город получил авангардное здание (архитектор — Жан-Мари Шарпантье), в достаточной степени соответствующее образу Шанхая как экономической столицы страны.
Опыт был признан удачным, и его было решено распространить на Пекин. В течение 1998 и 1999 годов состоялся международный конкурс на право проектировать Большой Национальный театр. За 15 месяцев 36 архитектурных бюро и проектных институтов подготовили 69 разных проектов. Вот пара проектов из числа финалистов (слева вариант британского архитектора Терри Фаррелла, справа — японца Араты Исодзаки:
Победило же французское бюро ADP во главе с Полем Андрё.
Для строительства был предложен очень ответственный участок в самом центре Пекина, к западу от площади Тяньаньмэнь, рядом с Домом народных собраний. На макете в центре знаменитая площадь с мавзолеем Мао вверху, слева — Запретный город. Для строительства Большого Национального театра от трущоб, вплотную примыкающих к главной китайской площади, освободили несколько кварталов. Предложение Андрё сразу вызвало бурю негодования со стороны любителей старины и приверженцев традиций: как, мол, в центре нашего старого доброго Пекина вдруг построят нечто, выглядящее так не по-китайски. Оно, конечно, лучше было бы оставить трущобы. Впрочем, их, судя по макету, там еще предостаточно.
На фоне традиционной пекинской архитектуры овальное здание из стекла и металла, напоминающее по форме не то летающую тарелку, не то каплю воды, но всеми прозванное «яйцом», выглядит действительно необычно.
Десятки академиков АН КНР, сотня архитекторов и прочая неравнодушная общественность завалили партию, правительство и лично Поля Андрё гневными петициями, в которых они утверждали, что архитектор своим «футуристическим яйцом» все портит, разрушает атмосферу города, плюет на национальные традиции за сотни миллионов народных денег и как им всем вообще не стыдно — такой волны возмущения в Китае не вызывал, наверное, ни один архитектурный проект.
Андрё и его сторонники отвечали также в принципе традиционными контраргументами: архитектура должна развиваться, уважение традиций не означает их слепое копирование, «архитектурный резонанс» старого и нового — это клево, Эйфелеву башню или там стеклянную пирамиду у Лувра тоже сначала не понимали и не принимали, а сейчас это полноценные достопримечательности Парижа, и вообще, не мешайте работать.
Работать, тем не менее, помешали. Стройка официально началась в апреле 2000 года, но уже спустя три месяца на пике критических выступлений была остановлена, проект отправили на «доработку». Все изменилось в июле 2001-го — Пекин выиграл право проводить летние Олимпийские игры 2008 года. Китайское правительство плюнуло на экономию денег и мнения критиков. Пекин, по их мнению, отчаянно нуждался в современной архитектуре, за которую не было бы стыдно перед миллионами приезжих и которая символизировала бы открытость страны миру. Проект Олимпийского стадиона (знаменитое уже «Птичье гнездо») заказали швейцарцам Херцогу и де Мёрону, голландская архитектурная звезда Рем Колхас строит выносящую мозг деконструктивистскую штаб-квартиру для Центрального телевидения Китая, расконсервируется и строительство Большого Национального театра.
Итак, что придумал Поль Андрё? Для начала вырыть в центре города гигантское искусственное озеро, а затем посреди озера построить овальную в плане структуру с тремя зрительными залами. Первый скетч архитектора.
Здание представляет собой стеклянно-металлический купол-оболочку длиной 212 метров, шириной 143 метра и высотой 46,68 метра, которой «накрыты» внутренние помещения общей площадью 20 000 кв. м. Под театром расположен паркинг, обслуживающий соседнюю площадь Тяньаньмэнь.
Внутри разместилось сразу три больших зрительных зала: Оперный (2416 мест), Музыкальный (2017) и Театральный (1040).
План первого этажа всего театрального комплекса.
Купол облицован японскими титановыми панелями (более 18 тысяч штук, общая поверхность — 30 000 кв. м), центральный сегмент — французским ультрапрозрачным стеклом (более 1000 стекол общей площадьью 6700 кв. м).
Стык облицовок.
Титановые панели крупнее.
Здание полностью окружено неглубоким искусственным водоемом. Отражение в воде добавляет образу «яйца» законченности.
Вход в здание осуществляется через специальный туннель под водоемом с северной стороны.
С южной стороны имеется также вспомогательный вход.
Под водоемом потолок туннеля сделан прозрачным для естественного освещения.
В подводном туннеле.
Подъем из туннеля в основной вестибюль осуществляется с помощью эскалаторов.
Интерьер выдержан в красно-серо-коричневых тонах.
Главный вестибюль опоясывает центральное ядро со зрительными залами по периметру.
В интерьере особенно выделяется сегмент сплошного остекления над подводным туннелем.
Здесь хорошо видно устройство купола-оболочки, образованного 148 стальными фермами. Толщина перемычки — около 3 метров, она создает решетчатую структуру, на которую и навешена облицовка.
Кулуары верхних этажей здания. Здесь холодные мрамор, металл и стекло первого этажа сменяют теплые ковры и дерево.
В коридорах организованы выставочные экспозиции.
Интерьеры главных зрительных залов.
Оперный.
Музыкальный.
Театральный.
Первый концерт в Большом Национальном театре, после открытия получившем официальное наименование «Национальный центр исполнительских искусств», состоялся в декабре 2007 года. Строительство обошлось китайскому правительству в $470 млн. За первый год работы в трех залах комплекса состоялось 991 представление, средняя наполняемость залов составила 95—96%. Только за первые полгода с июня 2007-го (когда стройка была окончена) до января 2008-го театр посетило более миллиона одних туристов, и это не считая обычных зрителей. Похоже, в дискуссии насчет уместности такого здания в таком месте прав был все-таки Поль Андрё.