Кажется, мы все давно привыкли к тому, что происходит с немалой частью белорусов после выхода на пенсию. Они вынуждены доживать свой век в окружении хлама и болезней под звуки старого телевизора. Особенно это касается деревенских — они умирают вместе с их исчезающими селами. Но семья Третьяк из Флерьяново, что в Ляховичском районе, разрывает эти шаблоны, коротая старость как нельзя по-европейски. Когда-то они всего за одну базовую купили старинную усадьбу и уже восемь лет ее восстанавливают. А еще проводят бесплатные экскурсии, фотографируются для Instagram туристов и просто радуются тому, что имеют в свои 160 с небольшим на двоих.
— Представьте, что вы очутились в XIX веке. Вы паненка, я пани, — встречает нас у ворот Лариса Павловна Третьяк, утонченная дама в розовом берете. — В 1890 году Ян Оттон Бохвиц строит здесь свое имение и называет Флорианово — в честь отца, известного писателя и философа, прошедшего Крымскую войну и восстание 1863—1864 годов.
Изначально усадьба представляла собой двухэтажное деревянное здание, и лишь спустя 15 лет хозяин достроил передний фасад из кирпича в неоготическом стиле, чтобы подчеркнуть величие этого места. Позже появилась и глинобитная сыроварня, которую в советское время превратили в столовую: уцелел только прилавок, который туристы просили не выбрасывать, потому что это «ретро».
— Раньше по вымощенной дорожке к дому подъезжали кареты. Рядом была площадка для крокета, а еще — чудесный парк с редкими растениями, которые лично высаживал Ян Оттон. К сожалению, парк не сохранился. Остался лишь старый дуб, который появился здесь благодаря известной писательнице Элизе Ожешко. Она приезжала сюда отдыхать.
В 2011 году в честь 100-летия дерева муж встретившей нас женщины Генрих Михайлович вместе со студентами Ляховичского техникума высадил здесь дубовую рощу. Сам он ждет нас внутри имения. Сразу интересуется, говорим ли мы по-польски. Услышав отрицательный ответ, переходит на английский. Вспоминает, что начал изучать его уже после 30, когда писал диссертацию.
Жену он называет главным экскурсоводом (иногда еще и командиром), а себя — всего лишь помощником. На свою Ларису Павловну смотрит с теплотой и даже некоторым умилением, а на ее маленькие капризы отвечает улыбкой. Она к делу относится крайне серьезно: когда в усадьбу заглядывает знакомая местная жительница, даже выпроваживает ее вместе с мужем, чтобы не мешали.
Лариса Павловна проводит нас в большой зал, где сохранился паркет того времени (прибит на деревянные гвозди!), а еще потолок. На столах здесь расставлены портреты бывших хозяев.
— Вот это Тадеуш Бохвиц, сын Яна Оттона, а вот его жена Бронислава. Они жили на втором этаже, в хозяйских покоях. Рядом были две комнаты для детей — Яна и Ядвиги. На первом этаже, в пансионате, гостили друзья семьи из Санкт-Петербурга, Вильни, Одессы, Варшавы... Собирались здесь на творческие вечера. Среди них была и Элиза Ожешко.
Ее и Тадеуша связывали «сердечные отношения». Причем писательнице тогда было уже больше 70 лет, а ее возлюбленному, женатому на молодой красавице, всего 50. Элиза отправляла ему любовные письма через служанок, обязательно вкладывая в каждое по лепестку розы. Ее послания изданы отдельным томом на 300 страниц.
О прошлом усадьбы Третьякам много поведал бывший кучер Бохвицей пан Андрей — его в деревне все так и называли. Человек он был очень серьезный, ходил по селу важно, в пиджаке.
По его словам, судьба семейства сложилась трагично. Тадеуш с женой и сыном скончались от болезни легких, а Ядвигу советская власть заботливо выслала в Казахстан. На родину она так и не вернулась, перебравшись потом в Польшу.
— Об этом нам рассказал ее внук Войтек. Увидел сюжет про усадьбу по телевизору, разыскал нас и приехал.
Впрочем, он не единственный, кто решил вернуться к своим корням. После войны (а во время ВОВ в поместье размещался немецкий штаб) здесь концы с концами сводили 20 семей. Места хватало всем: все-таки в доме 19 комнат общей площадью более 300 квадратных метров.
— Однажды я заметила, как к зданию подошли двое. Оказалось, это брат и сестра Саша и Раиса, которые родились здесь много лет назад. Сейчас они живут в Москве. Раньше залезали внутрь через окна. И очень удивились, когда увидели, как похорошела усадьба. Они жили в одной из комнат. Там на полу осталось пятно от утюга — маленький Саша гладил на себе брюки, уронил его, испугался и убежал. От выпавших углей на досках закипела смола. Когда он увидел этот след прошлого, встал на колени и помолился. А потом заплакал. Сквозь слезы сказал: «Боже, это же мое детство». Именно для этих людей мы и храним это место.
Вообще от прошлого здесь осталось не так много. На первом этаже есть небольшой музей — бывшая комната служанок. Тут собраны разные старинные вещи: колыбель, платок, прялка, маслобойка, пресс для сыра, кожаные сапоги кучера и акт «На вечнае карыстанне зямлёй калгасамi» с сургучной печатью. Один из экспонатов привез посетитель, когда услышал, как Лариса Павловна поет романс «В лунном свете». Нашел в сарае у отца хомут с бубенцами, принес и попросил спеть.
— Многие, прежде чем приехать, звонят и спрашивают: «А вы петь будете?» Ну конечно буду! И для Instagram фотографируюсь с удовольствием, хоть девочка я и скромная! — смеется хозяйка.
Еще в доме по-прежнему топятся старинные печи. А вот вся мебель — уже из нашего времени. Очень сдержанная, деревенская. Супругам не раз предлагали привезти в усадьбу картины и еще какие-нибудь украшения, чтобы смотрелось богаче. Но хозяева всегда отказывались.
— Вот вы в Несвиже были? Его отреставрировали, поставили дорогую мебель, все позолотили. Но нет там души, как у нас. К нам приезжают туристы и говорят: к вам заходишь, сразу чувствуешь, что оказался в том времени. Ведь жили-то просто!
В усадьбе Бохвицей часто проходят творческие вечера, праздники деревни, флерьяновские чтения. А для деревенских подростков здесь что-то типа городского дворца культуры. Занятия, если их так можно назвать, проходят уютно, по-семейному: Лариса Павловна и Генрих Михайлович затапливают камин, заваривают чай, расставляют на столе печенье с конфетами, а дети в это время читают стихи, поют песни.
— Однажды среди них появилась девочка Лиза. Ей 12 лет, она глухонемая. Пока остальные выступали, мы с супругом думали: что же она будет делать? Когда пришла ее очередь, она начала рассказывать стихотворение на языке жестов. Потом ребята подбежали к ней и обняли. Обняла ее и я, чтобы она знала: ее услышали.
Лариса Павловна и Генрих Михайлович познакомились в Белорусской сельскохозяйственной академии (ее, кстати, в свое время окончил и первый хозяин усадьбы Ян Оттон, и его сын Тадеуш — такое вот судьбоносное совпадение). Она, коренная ленинградка, по распределению преподавала химию, а он был прилежным студентом. Но не торопитесь осуждать. Разница в возрасте была в пользу Генриха. Он поздно поступил в университет — аж в 26 лет. Жена объясняет это так:
— Он рос в семье из шестерых детей, жили небогато. Как-то раз рано утром он выгонял в поле коров, босой. В таком виде побежал потом в школу — опаздывал. «Посмотрите, он босиком пришел», — отчитала его директор на глазах у всех. Генрих от стыда убежал домой, сел под яблонькой и долго плакал, пока дерево кормило его сладкими яблочками и успокаивало. В эту школу он так и не вернулся, вместо нее посещал вечерне-заочную в Барановичах. После отслужил в армии, обслуживал полеты на местном аэродроме. Может, так бы все и продолжалось, если бы не авария. Генрих тогда сильно повредил руку, до сих пор не сгибается. Вот и встал перед ним вопрос: что делать дальше? Решил учиться.
Их отношения развивались стремительно: через две недели пара поженилась.
— Жених был очень серьезный, а невеста удивительна и молода, — с огоньком в глазах вспоминает Генрих.
Не расстаются уже 50 лет. И, судя по всему, не планируют.
После учебы, в 1969 году, Генрих привез свою Ларису во Флерьяново. Сразу пошел в райком с твердым намерением выбить себе должность председателя местного колхоза «Ломоносово». Целеустремленность и амбиции большие начальники оценили, но предложили первое время побыть просто агрономом. Всего за год Генрих смог удвоить урожай, а потом и утроить — вот она, сила науки. Хозяйство больше никто не называл отсталым, а молодой ученый получил заветное повышение. Как думаете, где он проводил много времени? Правильно: в этом самом поместье, где и находилась колхозная контора.
Эволюцию Генриха Михайловича как председателя можно проследить по его транспортным средствам: сначала он ездил на лошади, потом пересел на мотоцикл, а через пару лет ему выдали личный автомобиль. В 1988 году мужчина получил звание Героя Социалистического Труда. Рабоче-крестьянская прослойка его уважала, рядом с ним было стыдно плохо работать.
Лариса Павловна тоже без дела не сидела. Городская девушка быстро влилась в деревенскую жизнь, совершенно позабыв о родном Ленинграде:
— Как можно скучать, когда у тебя муж, трое сыновей, ты все время занята? А еще ты классный руководитель, учишь детей, после школы встречаешься с их родителями, разговариваешь. Они ведут тебя в сарайчик, показывают, как доят коровку, кормят поросят... Люди того времени простые, заботливые, культурные. Очень трудолюбивые: и в колхозе, и дома. Рядом с такими было хорошо!
В 1997 году Генрих Михайлович вышел на пенсию, на посту его сменил молодой председатель. Вместе с ним контора переехала, а старинное здание осталось никому не нужным. Больше десяти лет оно медленно разрушалось на глазах у сердобольной пары, переживающей за «исчезновение родной истории». В 2011 году Генрих Михайлович вздумал создать клуб научно-технического творчества ветеранов, но для него требовалось помещение. В сельсовете махнули рукой в сторону усадьбы: «Делайте, что хотите, все равно бесхозное». Так старики и начали потихоньку приводить ее в порядок. Поставили окна, двери. Но сил все равно не хватало. Генрих Михайлович снова пошел к чиновникам — просить себе помощника. А те ему и сказали: «Забирайте себе». Так он и стал хозяином поместья. Купил его за одну базовую величину, еще около $500 потратил на оформление разных документов. И вместе с женой начал восстанавливать.
— Мусора было по колено, выносили его две недели. Кое-где обвалился потолок, текла крыша, стены отсырели. Мы сами все штукатурили, белили. Только дети чуть-чуть помогали. Спасая это здание, мы спасали себя. Духовно оживали. Я в 75 лет сам ремонтировал крышу, хотя раньше даже по лестнице с трудом поднимался.
Старики вкладывали сюда не только свои силы, но и пенсии. И до сих пор не берут с посетителей ни копейки. Конечно, им все равно пытаются вручить хоть какие-то деньги в знак благодарности. Может, за душевную экскурсию, а может, за то, что они сумели сохранить историю.
— Как-то приехали дети из школы. Я показала им усадьбу, и они спросили у меня: «Сколько же мы вам должны?» Я ответила, что мне ничего не надо. Они отошли, а через пару минут вернулись: насобирали по карманам 1 рубль 46 копеек и протянули мне. Последнее отдать хотели. А мы с Генрихом за это им яблочки с собой положили.
Пожертвования, если их так можно назвать, семья Третьяк тратит совсем не на себя, а на свое деревянно-кирпичное сокровище: либо налог на землю оплатят, либо как-то украсят дом Бохвицей, например купят новую люстру. Говорят, впереди еще много работы: на втором этаже нужно поставить стекла, в одной из комнат уголок потек и ему тоже требуется ремонт, не мешало бы проложить во дворе дорожку, а то она уже разрушается.
И все бы ничего, но на это нужны деньги — пенсии ведь не такие уж и большие. А еще 500 рублей в год приходится отдавать за землю.
— Если бы наша усадьба являлась культурно-историческим наследием, нас бы освободили от налога. Но для этого нужно снова оформлять какие-то документы, платить немаленькие деньги. Правда, в итоге мы уже не будем здесь хозяевами: захочу я заменить окно, мне нужно будет заказать проект, согласовать его с государством, потом нанять человека... Поэтому пока получается так, что мы наводим порядок, да еще и платим за это, — вздыхает Генрих Михайлович.
Частники тоже не раз предлагали свою финансовую поддержку. Естественно, хотели делать здесь бизнес.
— Да, они будут вкладывать деньги, но скажут: это все теперь наше. Так что мы уж как-нибудь сами. Конечно, сюда вложено много труда, пора бы уже и отдохнуть в нашем-то возрасте. Но я считаю, что лучший отдых — это перемена деятельности, — считает хозяин.
— А что будет с усадьбой после вас, вы уже задумывались?
— Останется нашим детям. Они такие же одержимые жизнью, как и мы, поэтому позаботятся о ней.
Наш канал в Telegram. Присоединяйтесь!
Есть о чем рассказать? Пишите в наш Telegram-бот. Это анонимно и быстро
Перепечатка текста и фотографий Onliner без разрешения редакции запрещена. nak@onliner.by