«Вам туда нельзя, — женщина в полицейской форме машет руками и пытается вспомнить хоть несколько слов на английском. — Никому нельзя. Там опасно». Как и любой человек в погонах, она категорична в своих запретах. Корреспондент Onliner.by специально приехал к обрушенному мосту в итальянской Генуе после заката: днем пробраться сюда невозможно. Офицер убеждает, что ночью — тем более. Рядом виднеются палатки волонтеров. Селина — одна из них. Она понимает, почему я здесь: оказывается, даже в Италии слышали о том, что в Беларуси треснул мост над Припятью. Селина соглашается провести меня через блок-посты полиции и военных: «Только напишите, чтобы такого не повторялось».
Я не могу полностью выполнить ее просьбу и изменить прошлое: все уже повторилось. За последние месяцы мосты в нашей стране «громко» трескались уже дважды: в Житковичском районе и на МКАД. А потом случилась трагедия в Генуе, и все — от простых автомобилистов до чиновников и инженеров — поняли: надо что-то делать. По обе стороны границы ЕС заговорили о халатности строителей, о ненадежности конструкций, о недостаточном обслуживании, даже о коррупции. Типичная реакция итальянцев на ЧП: «Кто-нибудь обязательно понесет за это ответственность, лет через тридцать». Читай: на том свете. Я же обещаю Селине постараться донести ее мысль.
В октябре в Генуе (или Женове, как называют город местные) уже довольно прохладно. Селина поднимает ворот пиджака и уверенным шагом направляется к неприступной женщине в форме. Итальянцы обычно эмоциональны в диалогах. Но сейчас из-за сильного ветра, захватившего порт, их разговор невозможно разобрать. «Prego», — завершает беседу женщина-полицейский и решает судьбу этого репортажа. Заграждения отводят в сторону — мне разрешают пройти.
С места, где стоит ограда, мост Моранди даже не виден, спрятан за типичными пятиэтажками итальянского спального района. Сегодня взглянуть на него не так просто и с любой другой точки города: на улицах стоят кордоны, прилегающие дороги перекрыты. Вид на заканчивающийся пустотой пролет открывается с автострады, уводящей на Милан.
Как и большинство городов Лигурийского берега, Женова стоит на холме. Диагональное расположение и наличие порта делают каждый мост жизненно необходимым. Выход из строя одного путепровода тут же породил жуткие пробки — на выезд из центра приходится тратить полтора часа. Чтобы попасть на другую сторону реки, нужно покинуть пределы города и развернуться на участке платной трассы.
Да, в случае с мостом через Припять совсем другая ситуация и другие расстояния. Автомобилистам рекомендовали объезжать проблемное место за 240 километров. Однако в сравнении с трагическими последствиями обвала в Генуе логистические потери можно назвать небольшой ценой. Здесь, в паре десятков метров от дворика, через который пробираемся мы с Селиной, погибли 43 человека. Кто-то ехал в машине по мосту и упал с 50-метровой высоты, кто-то оказался погребен в домах внизу, под завалами.
«Вы были здесь, когда все случилось?» — спрашиваю у своей проводницы. Женщина хмурится, пытается сильнее укутаться в пиджак и отрицательно качает головой: «Не хочу вспоминать об этом». Сразу после трагедии Onliner.by связывался с белорусом, оказавшимся в городе. Его рассказ хорошо передает панику, охватившую всю Геную: «С самого утра шел очень сильный ливень, выходить на улицу было реально страшно. Пока мы ожидали перемены погоды, смотрели в интернете местные новости. Из них и узнали, что произошло обрушение моста. Когда уже вышли на улицу, поняли, что ситуация действительно серьезная: отовсюду слышны сирены, ездят полицейские и пожарные машины, постоянно видны кареты скорой помощи. В воздухе летают вертолеты. Местные жители пребывают в шоке: рассказывают, что ездили по этому мосту каждый день, так как он является составной частью очень востребованной и загруженной трассы, ведущей в том числе в аэропорт (по мосту каждые полчаса ездил экспресс-автобус с туристами, спешащими на свои рейсы). Местные издания пестрели фотографиями, демонстрирующими плачевное состояние моста».
Обсуждение в местных СМИ до сих пор не угасает — первые три полосы свежей газеты, которую я нашел в отеле, посвящены исключительно одной теме. «Я увидел, как дорога передо мной уходит вниз, и почувствовал, что падаю, — цитировали издания Давиде Капелло, бывшего профессионального вратаря, а ныне пожарного. — Мне удалось выбраться из машины, которая застряла в обломках пилона, — не понимаю, как она не разбилась всмятку, — и спуститься вниз. Все это напоминало кадры типичного фильма-катастрофы. У меня ни царапины! Я был уверен, что все плохо кончится, но я выжил и теперь могу рассказать вам эту историю!»
Видео: «Известия»
Удивительно видеть, как посреди шумного города исчезают признаки жизни. До полуночи еще далеко, а свет в квартирах не горит. Все дома в округе пусты. Мы проходим сквозь миниатюрный тоннель. Словам Селины вторит эхо, и ощущение наступившего постапокалипсиса возрастает. «Отселили 20 домов, 250 семей, — волонтер, помогающий и местным, и полиции знает ситуацию изнутри. — Во-первых, из-за опасности последующих обрушений. Во-вторых, в воздухе было очень много токсичной бетонной пыли. Сейчас здесь никто не живет, и люди не знают, смогут ли вернуться обратно. Кто переехал к родственникам, кого поселили в отелях. Я женщина одинокая, но неравнодушная. Потому вызвалась быть волонтером — хоть как-то помочь».
В этот момент мы выходим на берег Польчевера. Сейчас, когда нет дождей и вода не сходит с гор, дно реки полностью сухое. Становится ясно, где мы в итоге оказались. Если взглянуть на знаменитое фото с зеленым грузовиком, застывшим в метре от обрыва, мы находимся на другом берегу, слева.
Ночью последствия происшествия выглядят еще более устрашающими, чем на снимках, сделанных в светлое время суток. Массивные плиты смотрят в пропасть. Кусок платформы висит на балке и, кажется, лишь чудом еще не обвалился. Вдали виднеется другая часть моста, ведущая в пустоту. Посередине, как раз на набережной, где мы оказались, груда сломанных бетонных блоков, которые еще пару месяцев назад служили опорой многотонной конструкции. Появляется странное ощущение: вблизи обломки выглядят такими огромными и внушительными, а 14 августа сложились, как картонка на ветру.
А вот и второе оцепление — на сей раз военные с оружием. Представителей Esercito, как называют здесь армию, разместили в отеле, чтобы они могли дежурить по ночам. После долгих уговоров парни с оружием разрешают сделать несколько снимков. Только следят, чтобы я не приближался к заградительным лентам. И на то у них есть веские основания.
Когда старший по званию уходит в патруль, молодой солдат соглашается рассказать о своей службе здесь, на развалинах. Но вот беда: он ни слова не понимает по-английски. Приходится общаться с помощью смартфона. «Мы охраняем территорию, чтобы на место обрушения никто не проник, — парень просит называть себя М. и соглашается говорить, только если в репортаже не будет фигурировать его лицо. — Это не только ради безопасности. До сих пор проводят расследование, чтобы найти конкретного человека (или людей), ответственного за трагедию. Мы следим, чтобы никто сюда не забрался и не уничтожил улики. Еще помогаем полиции предотвратить кражи в покинутых домах».
В Житковичах намерены запустить движение по мосту к 7 ноября, спустя одиннадцать месяцев после обнаружения трещины. В Генуе более сложную конструкцию обещают восстановить за восемь. Военный М. не верит этим обещаниям и не стесняется заявить иностранному журналисту: «Это займет больше времени, чем любая дата, названная правительством».
Мой вопрос о сроках ненароком заставляет молодого солдата помрачнеть, он ненадолго погружается в собственные мысли и в следующий момент подчеркнуто официальным тоном по-итальянски просит покинуть охраняемый объект. Фраза, сказанная им с такой интонацией, в переводе не нуждается. Chiaro, уже ухожу.
У солдата здесь есть все необходимое: палатка-навес, а под ним — стул для отдыха, биотуалеты, кофе-автомат. И да, здесь он главный, приходится подчиняться. Бросаю последний взгляд на памятник человеческой самонадеянности и вынужденно покидаю берег Польчевера.
За углом замечаю скромный мемориал: крест, увядшие цветы. Почему погибло столько людей? Винили и грозовую бурю, и серьезные недостатки в текущем обслуживании объекта, и чиновников, получавших откаты во время строительства еще в шестидесятых, в конце концов, говорили о «человеческой ошибке». «Расследование продолжается», — наверное, так говорят людям, принесшим сюда цветы.
Возвращаюсь к палаткам волонтеров, чтобы поблагодарить Селину за помощь. Женщина занята приготовлением позднего ужина. Еду раздают всем отселенным в отели — тем, у кого нет родственников, готовых их разместить. В шатре сегодня подают антипасто с томатами, пахнет вкусно.
По словам Селины, еда поступает из столовых муниципалитета Генуи. «Не только я, весь наш район вовлечен, — говорит она, явно преувеличивая. — 31 000 жителей отрезаны от остальной части города, пока магистратура не разблокирует красную зону».
Видно, что Селина нарочно заваливает себя делами, чтобы не останавливаться и не задумываться слишком глубоко о последствиях обрушения виадука. «Меня зовут здесь Мэри Поппинс», — отшучивается она. После пустой болтовни о поставках продуктов и почти семейных ужинах в палатках женщина задет вопрос, который явно хотела озвучить давно, но не решалась: о последствиях ЧП в Беларуси. «Трещину вовремя обнаружили, — говорю я. — Успели перекрыть движение. Потому без жертв. Наверное, из-за этого тему „Кто виноват?“ так и не поднимали, просто не озвучивали».
«Grazie a Dio, no morte in Bielorussia, — выдыхает Селина, а на прощание повторяет просьбу. — Только напишите, чтобы такого больше не повторялось».
Наш канал в Telegram. Присоединяйтесь!
Быстрая связь с редакцией: читайте паблик-чат Onliner и пишите нам в Viber!
Перепечатка текста и фотографий Onliner.by запрещена без разрешения редакции. nak@onliner.by