Пятнадцать человек с одним краном построили первую панельную пятиэтажку в Гомеле за три месяца. Было это в 1961-м. Дому назначили срок эксплуатации 25 лет и раздали квартиры нуждающимся. Никто не рассчитывал, что это надолго, просто надо было на первое время расселить людей в городе с бурно развивающейся промышленностью. Как чувствует себя динозавр, с которого началась геологическая эра хрущевок, на фоне более современных высоток? Развалился ли, как планировали? Отправляемся на экскурсию, которую не предложат в турфирме.
У хрущевок есть три главных достоинства. Во-первых, они принципиально лишены узоров. Это честный параллелепипед без вензелей. Во-вторых, конструктивно предусмотрен люк с сорванным замком, ведущий на крышу. Туда в нашем детстве надлежало лазить, чтобы бросать на прохожих наполненные водой куски резины от метеозондов (презервативов тогда еще не изобрели, а надувные шарики продавались только по праздникам). Также можно было ходить по бортику, но это факультативно, если надо срочно произвести впечатление на дружков. В-третьих, здесь есть подвал, в котором водятся мертвецы и хранятся закатки.
Эти основы проектирования знал каждый здешний ребенок. Дом, в котором не соблюдены указанные условия, вряд ли пригоден для проживания. Но незаметно выросло поколение, которому это невдомек.
При желании в интернете можно найти легенды о том, что идею панельных многоэтажек Хрущев подсмотрел во Франции, а французы подсмотрели у нацистов и так далее. Правды теперь не добьешься.
Гомельский домостроительный комбинат недавно напечатал книгу. С виду — обычное юбилейное издание в модной обложке, многие организации стараются обзавестись такими. Но в данном случае получился полезный исторический документ, а такое случается нечасто. Описано, как все начиналось: «Крупнопанельные дома серии 1-464А представляли собой жесткий пятиэтажный каркас из внутренних несущих и внешних ограждающих панелей. […] Вес здания — 1590 кг на один „квадрат“ жилой площади. В кирпичном доме на ту же площадь приходилось три тонны».
Фирменной «фишкой» этих домов стало почти полное отсутствие виброизоляции.
С шестидесятых одинаковые пятиэтажки шеренгами подминали под себя город. Рабочих «Гомсельмаша», «Эмальпосуды», «Центролита», завода пусковых двигателей, множества других растущих предприятий нужно было переселять из бараков. Чтобы поспеть за потребностями, на окраинах Гомеля срочно возводились заводы крупнопанельного домостроения. Они круглосуточно и без выходных гнали детали этого социалистического конструктора.
Серые массивы стремительно росли на месте дореволюционных избушек. Местами эта лавина перешагивала через сами заводы КПД, прорывая границы Гомеля. В течение 13 лет другого многоэтажного жилья практически не строили.
Суровая эстетика «хрущоб» не могла не отпечататься на обитателях. Долгие годы эти пейзажи формировали у нас чувство прекрасного. Именно настрадавшиеся выходцы из серых коробок спроектировали высотки ядерных цветов с удивительными изгибами в новых массивах.
Никто не верит (да и я сам), но первый сохранившийся в моей памяти эпизод из детства связан с хрущевкой. Это «видеофайл»: я ползу по полу (видимо, ходить не умею), впереди шагают отец с дедушкой и колотят молотками по гвоздям, которые торчат из кое-как прибитых досок. Я осматриваю каждую шляпку. Это примерно 1971-й, мне 2 года. Родителям только что дали двухкомнатную квартиру в новеньком доме №9 по улице Механизации.
Кто-то когда-то назначил хрущевки символом низкого качества, безликости и безысходности. Так и повелось. Про них охотно и зло шутили, «целые американские институты» придумывали анекдоты про то, как эти узкие прихожие не любят рыбаки. Но многие сегодня заплатили бы, чтобы вернуться в ту атмосферу. На некоторое время, не навсегда.
Здесь сушили белье на дворовых веревочках, внимательно слушали ругань соседей за тонкой стенкой, орали из окна на детей, которые попали мячом по одинокому «москвичу», бегали с ведром к мусорной машине. Отсюда навсегда уезжали в Израиль и уходили в Афганистан.
Дом на Барыкина, 125, впору назначать памятником истории. Вон он, маячит за деревьями сквера имени Шевченко. Не развалился.
На фоне иных, более молодых построек выглядит он куда приличнее как снаружи, так и внутри.
С местом первой хрущевке повезло. С одной стороны — частный сектор, на который в период цветения яблонь невозможно смотреть, не впадая в эйфорию от красот. Зимой еще терпимо… С другой стороны — сквер с белками. Когда-то тут еще птицы пели, но всех пожрали вороны, теперь слышны только их крики да вой собак.
Белье с тех пор так и висит. Но там, где раньше возился клубок пыльных детей, теперь одинокий дошкольник раз за разом с завидным упорством штурмует пластмассовую горку. Также, в отличие от современных районов, здесь есть деревья, на которые можно залезть (хотя и не осталось детей, понимающих зачем).
Население дома обновилось уже много раз. Нынешние жильцы удивляются, когда рассказываешь, в каком историческом доме им посчастливилось жить и какая это большая ответственность.
— Место хорошее. Раньше, говорят, вообще благодать была, — директор фитнес-студии Юлия Воробьева сама поселилась тут относительно недавно — пересказывает то, что услышала от старожилов. — Хочешь — цветы собирай, хочешь — щавель для борща рви. Но кто-то решил, что в сквере надо убирать опавшие листья, так все выскоблили, теперь голая земля. И все равно классно.
— Раньше было бабушек-дедушек больше, они хорошие, — вздыхает девушка. — Бывали особенно веселые, бросали какие-то банки в машины, которые новые жильцы тут ставили. Но постепенно народ сменяется, уже некому бросать…
Лет 12 назад в доме был капремонт. Тогда, помимо прочего, утеплили стены. Теперь многие форточки в подъезде и в квартирах открыты: жарко.
В чистеньком подъезде, который пережил пятерых генсеков, нет ощущения ветхости. Исконные перила и почтовые ящики всем видом говорят, что планируют пережить и всех нас.
Юле с мужем квартира досталась по наследству. С непривычки кажется, что попал в кукольный домик: к размерам надо приноровиться. Многие элементы убранства аутентичны. Например, пол. Или бездонные антресоли, в которых нужно искать клады.
— Не скажу за всех, но в нашей квартире пока все работает, ничего не треснуло, не отвалилось, не течет, тепло и светло, — сообщает Юля, не найдя к чему придраться. — Хотя, конечно, тесновато.
Есть и загадки.
— Я, честно говоря, не представляю, как сюда попадает мебель, — Юля раньше жила в более просторных домах и пока не проникла в суть здешних пространственных законов. — Знаю, что дедушка моего мужа, который тут раньше жил, чтобы протащить пианино, разбирал дверной проем.
Наталья Ивановна во дворе тоже вполне довольна тем, как сохранился дом. Жалеет об одном: во время капремонта окна не поменяли на пластмассовые, а соседнему дому, который стали ремонтировать следом, поставили. Несправедливость.
— На этом месте раньше казармы были, из них людей сюда и переселили, — вспоминает Зинаида Владимировна.
— Мы-то позже тут появились, в те годы, когда евреи из Советского Союза уезжали, вместо такой семьи и заселились… А дом хороший, потолок на голову не падает пока. Разве что слышу, кто в какой квартире чихнул или ругается.
Эпоха длилась недолго. В 1974-м в Гомеле построили первую крупнопанельную девятиэтажку (Юбилейная, 6). Хрущевки строить перестали: в девять этажей ведь помещается больше народу. Но пятиэтажные панельки оказались неожиданно живучими.
— 25 лет — это тогда просто на бумаге так написали, — рассказывает бывший директор Гомельского ДСК Артур Мельников, который отработал в строительной сфере 53 года. — На самом деле эти дома проживут и 125. Конечно, отношение к жизни было другим: люди не думали, что в новой квартире надо делать перепланировку или переклеивать обои. Надо въезжать и жить в том, что есть.
Первая настоящая квартира Мельникова — тоже, разумеется, в хрущевке.
— В 1967-м я, придя из армии, трудился прорабом в строительном управлении. Года через полтора как молодому специалисту дали двухкомнатную квартиру. Бесплатно и без блата. Да нормальная квартира, претензий нет.
Сегодня к хрущевкам на территории бывшего СССР относятся по-разному. Где-то безжалостно уничтожают, возводят на их месте небоскребы. Артур Мельников такого не понимает:
— Сносить нельзя ни в коем случае. Во-первых, снос такого дома — очень серьезное дело. Во-вторых, дома эти могут стоять и стоять. Правильнее реконструировать, тем более что уже есть и разработки, и опыт. Придумана масса вариантов: вынести лестничные клетки наружу, уйти от плоских кровель и нарастить мансардный этаж, объединить квартиры и так далее.
Мельников вообще скептически относится к стремлению строить слишком высокие дома. Его математика такова:
— В обыкновенном крупнопанельном доме общей площадью 6000 квадратных метров жилая площадь составляет 5800 «квадратов». А в 22-этажном на шесть тысяч три тысячи «гуляют» (это всевозможные рекреации, проходы, лестничные клетки и так далее) и только оставшиеся три тысячи — собственно жилье. Вообще, плотность застройки давно стала проблемой. Это ненормально, когда высотку ставят в районе, где и так машина на машине. Поэтому 3—5 этажей — оптимальный вариант. Лифты не нужны, пожарные подъезды предусмотрены, все удобно.
Конструкторы в каталоге Onliner.by
Читайте также:
Перепечатка текста и фотографий Onliner.by запрещена без разрешения редакции. nak@onliner.by