Непростые жизненные обстоятельства вынуждают даже далеких от юриспруденции людей изучать законы, штудировать указы и разыскивать документы многолетней давности. С головой погрузиться в мир правоведения, сверки печатей и идентификации подписей пришлось минчанке Нине Бибик. Похоронив мужа, женщина приготовилась оформить документы для вступления в наследство. Однако после посещения нотариуса Нина узнала, что она и ее дочь отнюдь не единственные претенденты на «квадраты». На бо́льшую часть двухкомнатной квартиры умершего супруга имеет виды… нет, не дальний родственник и не внебрачный наследник, а исполком Ленинского района.
Предмет спора, или, правильнее сказать, поле боя — 41-метровая квартира в скромной пятиэтажке под номером 110 на проспекте Рокоссовского. «Двушка», которую долгое время считали своей, в одночасье превратилась в «делимый объект». Причем семья умершего до сих пор не может понять, что за процедура позволяет раздирать на части приватизированную еще в прошлом веке жилплощадь.
— Эту квартиру мать моего мужа Мария Михадюк получала давным-давно: долго стояла в очереди, и наконец исполком выделил «двушку» ее семье, — объясняет, откуда взялась спорная жилплощадь, Нина. — В девяностых появилась возможность приватизировать жилье. В 1993 году семья мужа собрала все документы и также решила заняться квартирным вопросом. К тому моменту мы с Игорем уже были женаты, но я оставалась прописанной в своей квартире: зачем метаться с оформлением, если есть где жить и хватает «квадратов»?
Приватизация раньше проводилась как: всем прописанным насчитывались квоты. Такого понятия, как долевая или совместная приватизация, просто не существовало. Сами понимаете, все только начиналось, законы менялись, привычного нам сейчас порядка не было (большие изменения в этом вопросе произошли только в конце девяностых). В 1993-м в квартире были прописаны трое: муж, его мать и отчим — вот и квоты насчитали на всех.
Но родители — Мария Михадюк и ее гражданский супруг Александр Коротенко — решили передать свои квоты Игорю, чтобы квартира числилась за ним. В то время для этого достаточно было просто написать заявление, собрать необходимые документы и прийти в ЖЭС. Какого-либо нотариального заверения не требовалось. Весь этот механизм я знаю наизусть, так как в это же время приватизировала свою квартиру в Чижовке, — говорит женщина, доставая из увесистой папки с документами пожелтевшие от старости листики в клеточку, на которых умершие уже люди, по ее словам, изъявили когда-то свою волю.
Далее идут еще более убедительные документы. Женщина извлекает на свет договор «на продажу квартиры в собственность граждан», который в июне 1994 года был заключен между исполкомом Ленинского райсовета народных депутатов и Игорем Мирановичем. Согласно этому документу, мужчина оплатил разницу между оценочной стоимостью квартиры и жилищной квотой и приобрел право собственности (владения, пользования, распоряжения). Отдельным пунктом указано: «В случае смерти покупателя все права и обязанности по настоящему договору переходят к его наследникам на общих основаниях».
Подтверждает права покупателя и «беларускамоўны» технический паспорт квартиры. «Уладальнікам» безоговорочно признается Миранович Игорь Владимирович. «Падставы валодання» — заключенный ранее договор купли-продажи.
С такими-то документами, казалось, можно быть как за каменной стеной. Но у сотрудников исполкома и суда свои аргументы.
— 23 декабря 2014 года мой муж скончался, — продолжает Нина. — Умирать он не собирался, поэтому и завещания не составлял. Где-то через два месяца, в феврале 2015-го, вместе с дочкой я пошла в нотариальную контору, чтобы начать процедуру переоформления наследства. Так как у дочери маленький ребенок и нет возможности ходить по инстанциям, она сразу же отписала свою долю мне (странно, хоть мы и находились все время среди юридически грамотных людей, но никто не подсказал, что можно просто оформить доверенность).
Нотариус нас огорошила: квартиру, которая, как мы были уверены, находилась в личной собственности мужа, она начала делить на доли пропорционально полученным когда-то квотам. Получилось, что доля мужа и, соответственно, наследство — всего ничего, одна пятая. Почему так произошло, мне непонятно до сих пор: один собственник, квоты переданы ему, а остальные прописанные не настаивали на выделении своих долей даже после 1998 года, когда стала возможна долевая приватизация. То есть людям это было не нужно, они сознательно передали квартиру сыну и были спокойны. Однако нотариус продолжала настаивать: после смерти Михадюк и Коротенко наследство не переоформлено (но зачем переоформлять свою собственность!), документы составить не могу, идите в суд.
— Хоть мы законов тогда и не знали, а значит, верили каждому слову юриста, такая трактовка показалась странной. Но что делать, раз надо в суд — пойдем в суд. Казалось, что это простая формальность, — уточняет минчанка.
В этом непростом деле есть еще одна сторона: собственник жилья Игорь Миранович на момент смерти уже 17 лет отбывал наказание в местах лишения свободы. За решетку мужчина попал из-за того, что до смерти избил свою мать. Отчим Игоря, круг наследников которого не установлен (но, по утверждениям Нины, никого и нет), также скончался в тюрьме. С тех пор в квартире никто не прописан.
— Все это время за квартирой смотрела наша семья, — вступает в разговор пасынок Игоря и сын Нины от первого брака Евгений. — «Двушка» была старенькой и совсем без ремонта, но с разрешения отчима после свадьбы я переехал сюда вместе с женой. За свадебные деньги полностью обновили квартиру: коммуникации, полы, потолки, стены. Естественно, оплачивали «коммуналку». Однако сейчас в суде во внимание этот факт никто не принимает, а если начинаешь делать акцент, «исполкомовцы» отвечают: вас никто об этом не просил.
В 2015 году Нине пришлось побывать в суде уже по квартирному вопросу: женщина пыталась доказать, что как минимум доли умерших родителей собственника должны достаться наследникам (дочке и внучке). Исполком Ленинского района оперативно подал встречный иск о признании долей Михадюк и Коротенко выморочными и передаче их в коммунальную собственность.
— У нас состоялось уже три судебных заседания, — рассказывает о жизненных перипетиях минчанка. — Насколько я поняла, судья и администрация района опираются на законы 1998 года, когда уже появилась долевая приватизация. Но ведь в нашем случае все было оформлено на пять лет раньше и на основании квот. А закон обратной силы не имеет! Более того, по нормативам начала девяностых собственник был в праве выделить долю членам семьи, но никак не обязан.
— Во время процесса для изучения также было затребовано уголовное дело, по которому Игорь сел в тюрьму, — продолжает Нина. — Возможно, его хотели признать недостойным наследником. Но как это сделать, если квартира в личной собственности?.. Не вышло.
— Суд закончился тем, что за мной признали 21/100 долю квартиры, остальное — выморочное с передачей в коммунальную собственность. Представьте, в 41-метровой квартире прямым наследникам оказалось положено только 8 квадратных метров общей площади, или 5 жилой. А на остальные метры, как мне сказали, могут подселить неплательщиков — тех, кто годами не платит по «жировкам» в своих квартирах и, понятное дело, не будет платить и здесь. Короче, перспектива соседствовать с алкашами. Насколько я знаю, не учли и тот факт, что разница между квотами и рыночной стоимостью квартиры была оплачена из семейного бюджета, ведь мы были женаты, а значит, в этой квартире есть и моя доля. То есть если вы делите на доли, то делите на всех. Но как-то не вышло, — замечает минчанка.
— Исполком тоже отличился: например, лицевые счета на эту квартиру каждый раз предоставляли в суд разные люди — менялись собственники и члены семьи. Были и другие нестыковки, но на руках этих документов сейчас, увы, нет. Они подшиты в дело, — говорит Евгений.
После первого решения суда Нина кинулась искать хорошего адвоката. Грамотного юриста ей подсказали знакомые, но в итоге правовед, которой семья полностью доверяла, посоветовала женщине не подавать кассационную жалобу: мол, ничего не выйдет. А после получения мотивировочной части дала еще один совет: затягивайте пояса и выкупайте выморочные доли по рыночной цене.
— Я пошла в БРТИ, чтобы узнать, во сколько же мне обойдется ставшая чужой часть квартиры. Но там только посмеялись: мол, какие доли, о чем вы, ведь собственник ваш муж, — вспоминает Нина. — Мы стали обращаться в прокуратуру, городской суд, но везде нам давали ответ: мы не можем рассматривать ваше дело, так как нет кассационной жалобы. Пришлось искать нового адвоката, копать глубже, поднимать старые документы и опять подавать в суд по этому же делу в связи с вновь открывшимися обстоятельствами (приложили справку о передаче квот Игорю, выписку из закона о приватизации и тому подобное). Состоялось очередное заседание, в итоге суд постановил: решение предыдущего суда не отменять…
— Насколько я читал законы, выморочным жилье может быть признано всего в нескольких случаях, — апеллирует к Гражданскому кодексу Евгений. — Когда нет наследников ни по закону, ни по завещанию, либо никто из наследников не имеет права наследовать, либо все они отказались от наследства. Предусмотрен и еще один нюанс: если за квартирой смотрело государство и сумма накопившихся долгов превышает стоимость квартиры. К тому же есть оговорка, что имущество можно признать выморочным в период от одного года до десяти лет, не позднее. У нас же несовпадение по всем пунктам: есть наследники, «коммуналка» исправно оплачивалась и прошло уже 18 (!) лет со смерти родителей отчима.
— Муж всегда был уверен, что у наших детей будет свое жилье: дочке — квартира в Серебрянке, сыну — в Чижовке. Но в жизни все оказалось не так. Перевернули, перекрутили, пожонглировали законами — и вперед, будет молодая семья жить на птичьих правах вместе с районными алкоголиками.
Сейчас пойдем по всем этапам, вплоть до Верховного суда, будем стучать во все двери и останавливаться не собираемся. Неужели за свое еще нужно сражаться? Мы уже потратили около 2000 на адвокатов и оплату госпошлин, а что дальше будет? А самое главное, что наверняка мы не одни такие в Минске, — сокрушена Нина.
Получить комментарий в администрации Ленинского района Onliner.by не удалось: одни специалисты вообще не в курсе ситуации (в частности, новый начальник юридического отдела, которая сменила на ответственном посту Татьяну Геннадьевну Б., которая ранее курировала вопрос и присутствовала в суде), другие советуют отчего-то обращаться в ЖРЭО Ленинского района: «Жилищный фонд находится в ЖРЭО, и ЖРЭО от имени администрации представляет интересы».
В ЖРЭО о выморочном вопросе ни сном ни духом: «При чем здесь система ЖКХ? Только после того, как жилое помещение будет признано выморочным (есть решение суда), нам пишут запрос с просьбой подготовить проект решения, в котором мы отражаем, что данное наследство признается выморочным и передается в коммунальную собственность города Минска, а также принимается на хозяйственное ведение в ЖРЭО. Участия в судах мы не принимаем».
Перепечатка текста и фотографий Onliner.by запрещена без разрешения редакции. nak@onliner.by