Деревня Полесье находится на границе трех областей: Могилевской, Гомельской и Брянской. Вроде бы ничем не примечательная, таких много по Беларуси. Но если по ней прогуляться, можно наткнуться на маленькую кирпичную церквушку. Под определенным углом она напоминает корабль, устремленный носом на восток. Все потому, что построил ее бывший морской офицер, а ныне священник Николай Куцаков. Своими руками. За собственные деньги. Просто приехал однажды и понял, что хочет сделать что-то для своего родного местечка. И сделал.
Давным-давно прямо на въезде в деревню стоял деревянный храм святителя Николая Чудотворца, построенный еще в 1843 году. Спустя почти 100 лет, в 1930-е, по приказу советской власти его закрыли. Но увесистый замок на дверях не смущал людей, они все равно ковыляли к церкви и молились рядом с ней, прямо на улице. Поэтому ее решили полностью разрушить. Местные на это не соглашались ни за какие деньги, хоть денег тогда ни у кого особо-то и не было, пришлось нанимать жителей соседней деревни.
— Примчались зимой человек 6—8, залезли наверх и начали разбирать центральный купол. И тут один из добровольцев упал вниз! Его полумертвого загрузили в сани, но до родной деревни не довезли...
Остальные тоже долго не прожили: кто утонул, кого деревом насмерть придавило.
Работы, естественно, прекратили. Брешь в крыше накрыли досками, так церковь и осталась стоять. Во время войны в ней держали пленных, а после использовали как зерносклад. А в 1957-м ее все-таки уничтожили, а из бревен построили для школы спортзал. Сейчас на месте храма стоит белый жилой домик, — задумчиво почесывает бороду отец Николай.
Кстати, предыдущего настоятеля расстреляли еще в 1938 году за то, что от веры не отрекся.
Наше знакомство с нынешним настоятелем проходит в небольшой спешке и даже некотором волнении. Он сразу извиняется за то, что разговор придется немного отложить: нужно отслужить панихиду по умершей соседке.
Сам Николай Михайлович родом из деревни Барсуки, что в двух километрах отсюда. С Полесьем его связывают предки по отцовской линии, а еще школа, в которой он проучился с 5 по 10 класс. Вспоминает, что рос простым парнишкой, которого от других отличала разве что тяга к плаванию. Поэтому перед тем как пойти в армию, решил немножечко подзаработать и устроился на Гомельский судоремонтный завод. У него на балансе значилось несколько баржей. Они, нагруженные сахаром, спичками и водкой, рассекали волны белорусских рек и доставляли весь этот багаж в разные города. Пару раз и до самого Киева довезли.
Потом были три года армии, причем первый — в военной части города Йыхви в Эстонии, где в школе химинструкторов учили защищать родину от атомного, химического и биологического оружия.
— А сейчас там базируются войска НАТО... — зачем-то подчеркивает священник. Возможно, до сих пор недоумевает, почему все так быстро изменилось.
Дальше в биографии Николая Михайловича мелькало Ленинградское училище военных сообщений, служба на железной дороге в Ижевске, морское отделение Ленинградской военной академии... Как вы понимаете, отступать было некуда, и после окончания вышки молодой человек отправился в Москву, в одно из главных управлений Министерства обороны СССР. Тогда же и начались его долгие плавания вдоль побережья Северного Ледовитого океана. Кстати, одна из таких командировок будущего священника чуть не закончилась трагедией: у самолета, на котором он вместе с сослуживцами возвращался в столицу, отказал один из четырех двигателей. Пришлось лететь на оставшихся трех. Кое-как долетели.
Спустя 33 года созерцания северного сияния и других красот, Николай Михайлович вышел на пенсию в звании капитана 1-го ранга. Казалось бы, теперь можно спокойно наслаждаться тихой размеренной старостью в окружении дочерей и внуков в трехкомнатной квартире в Москве или на даче в Чехове... Но не тут-то было: зов родных мест слишком громко и требовательно раздавался то ли в сердце, то ли в голове — сейчас уже и неважно.
Бывший офицер взял в охапку жену и отчалил обратно в Полесье, где давно присмотрел себе небольшой участочек.
Но совсем не участочек в тени до боли знакомых берез манил Николая Михайловича, совсем нет... Манила исчезнувшая из деревни церковь, от которой не осталось и следа, кроме обрывков чьих-то воспоминаний. Что примечательно, тогда будущий священник вряд ли назвал бы себя верующим человеком. Он, как и все уважающие себя советские люди, был сначала пионером, потом комсомольцем, членом партии... И скорее больше доверял учению Карла Маркса, нежели учению Христа.
— Я хотел восстановить храм в дань уважения к предкам, которые его построили. В частности, к прадеду Федору. Он, гонимый за свою веру, вместе с семьей ушел в леса Брянщины, где основал свой хутор. Вел хозяйство, молился... — говорит отец Николай. — Постепенно к нему присоединились жители соседних деревень, со временем вместо 5 домов стало 18. И все у людей там ладилось, пока сельсовет вместе с милицией до них не добрались и не принудили в колхоз вступать. Позабирали все имущество. Прадед пытался хотя бы пасеку отстоять, так его избили. И вскоре он умер.
Несправедливость прошлого до сих пор тревожит батюшку — это заметно по его скорбному выражению лица. Рассказывая о прадеде, он вдруг выуживает откуда-то ветхую поминальную книжицу, которую его родственник принес в своем кармашке из Киево-Печорской лавры, дойдя до нее в одних лаптях.
Но вернемся к церкви. Рассчитав, сколько денег понадобится (точную сумму батюшка не называет, предпочитает, улыбаясь, отмалчиваться), выбрав место, он отправился согласовывать свою идею сначала по духовной линии, а потом и по светской. Был это 2007 год. Благословение архиепископа Гомельского и Жлобинского Аристарха получил быстро и, можно сказать, беcпроблемно, а вот с местными властями пришлось повозиться.
В Чечерском райисполкоме недоумевали: зачем вымирающей деревне храм?
Николай Михайлович дал решительный отпор: раз предки построили, надо восстановить, а нужен он будет кому или нет, покажет время. Тогда будущего священника направили в Гомельский облисполком, где он узнал, что храм относится к культовым сооружениям, и чтобы его возвести, нужно собрать кучу документов. Времени и денег на это тратить не хотелось, поэтому был найден компромисс: в церковь решили переделать старый молельный домик, который когда-то обустроили деревенские женщины.
Опытом строительства бывший морской офицер не обладал. Зато обладал огромным желанием. Ночами высчитывал на калькуляторе расстояние между кирпичами, много думал, иногда прислушивался к чьим-то советам. Так за 4 года и отстроил.
— Ни к одному кирпичику не позволил батюшка кому-то прикоснуться, все сам делал, — легонечко постукивает по стене матушка Людмила.
В миру она Людмила Викторовна Куцакова, некогда ведущий специалист Москвы в сфере художественно-эстетического развития детей. В советские времена ее учебник выходил тиражами по 400 тысяч экземпляров и стоял на полках каждого детского сада. Иногда она все еще пишет научную литературу, но все больше копается в огороде, помогает своему мужу в храме, а еще придумывает инсталляции, которыми они вместе украшают деревню.
Со своей женой Николай Михайлович познакомился будучи студентом Ленинградского училища военных сообщений. Увидел ее фото у своего сокурсника, попросил адрес, отправил письмо… Так и завязалась переписка. Через год приехал, они наконец встретились и спустя пару дней поженились (у военных тогда были свои преференции). Вместе уже 57 лет, скоро, «если Бог даст», отпразднуют брильянтовую свадьбу. Отец Николай говорит: без поддержки супруги никакого храма бы не было. Она и купола своими руками лепила из бетона. И это на высоте 12 метров, без страховки!
Вообще, охотников помочь было немало. На парочку таких мы отвлеклись, гуляя по деревне. Они, сонные, лежали под деревом и грубо отмахивались от стоящей рядом лошади, даже спорить с ней о чем-то пытались. Когда церковь строилась, подобные экземпляры, как это водится в деревнях, предлагали свою помощь за пару копеек, но настоятель был непреклонен: пропьют ведь. Да и хотел все сделать сам.
Правда, среди прожженных алкоголем односельчан нашелся-таки один неограненный алмаз. Звали его Леня.
С детства инвалид, он жил себе, не нужный даже собственному отцу, систематически пропивавшему пенсию сына.
Каждый день Леня приходил к недостроенному храму, садился на пенек и сидел там до самого вечера. Так продолжалось несколько месяцев, пока отец Николай не позвал его к себе, но с одним условием — оставаться трезвым. Леня трудился на подхвате: когда воды поднесет, когда песочек просеет. Сейчас он, по словам батюшки, уважаемый человек — хранитель ключей от церкви, а еще истопник и звонарь. А по словам матушки, просто хороший, замечательный парень. И, что важно, теперь непьющий.
Именно с Леней связана история возвращения одной местной святыни.
— Я ходил по деревням и искал хоть что-нибудь, что осталось от того храма. Удалось раздобыть только кусочек старой половицы и два металлических креста, закопанных на огороде у одной дачницы. И вот однажды Леня мне и говорит про некий крест, который ему тетка перед смертью передала, зная про его бедственное положение, — вспоминает отец Николай. — Оказывается, когда церковь уничтожали, на телеги грузили книги, иконы и вывозили к лесу, чтобы сжечь. За этим со слезами на глазах наблюдали деревенские женщины. И тут из повозки выпал напрестольный крест. Мать председателя сельсовета быстро положила его за пазуху и унесла домой, чтобы спрятать под крышей сарая. Спустя годы эта хата досталась тетке Лени, которая этот крест и нашла...
К слову, этой древней вещице порядочно досталось от вандалов — они выдрали все, чем ее обычно украшают. С иконами тоже не церемонились: одну и вовсе попытались разрубить топором. Ее решили не реставрировать, чтобы прихожане видели, «какие лютые и злые люди были и что тогда творилось».
— Жители смогли как-то сохранить несколько образов. Есть очень старый, под его рамкой лежала газета «Ведомости» за 1917 год. «Благочестивая девушка потеряла зонтик, прошу вернуть по такому-то адресу» — такие там были объявления, — улыбается матушка Людмила.
— А с одной иконой случилось самое настоящее чудо. Однажды завуч школы, Федоровна, забрала из молельного домика черную доску. И на третий день от Пасхи на ней стал проявляться треугольный нимб. Такой только у Бога-отца, у остальных святых он круглый. Федоровна, взволнованная, позвонила мне, я пришел и понял: да это же явление иконы происходит! — не скрывает восторга отец Николай.
Теперь она висит над алтарем. Всамделишный ли это феномен или просто толстый слой пыли, судить не беремся. Но икона для православной традиции выглядит нетипично: по канону Бога-отца изображать нельзя.
В 2011-м храм освятили. Николай Михайлович так к нему прикипел, что отважился стать его настоятелем.
А Полесье, на удивление, отказалось вымирать. Здесь восстановили ферму, на работу начали съезжаться люди, строятся коттеджи. Сейчас в сельсовете, состоящем из пяти деревень, живет почти 500 человек. Правда, в церковь ходит не так много. На воскресные службы — человек 10, на праздничные — 20—30. Зато прихожане и священник — как одна большая семья. Когда пост заканчивается, собираются вместе на его заднем дворе, под липками, пьют чай. Иногда он им играет на гармошке, а на Медовый спас дарит каждому по баночке меда со своей пасеки.
Вообще, непонятно, как 81-летний отец Николай все успевает: у него на участке даже голубятня есть! А в доме — самый настоящий музей деревенского быта. Старые бочки, утюги, весы и прялки, лапти и 200-летний самовар — чего только у батюшки здесь нет. Зная о таком его увлечении, соседи, если найдут чего у себя на чердаках или в подвалах, сразу несут ему.
И лишь в самом уголке висит парадная офицерская форма, словно напоминание о том, что служение людям для Николая Куцакова еще не закончилось. Оно просто стало немного другим.
Наш канал в Telegram. Присоединяйтесь!
Перепечатка текста и фотографий Onliner без разрешения редакции запрещена. nak@onliner.by