Про одиночество

Жизнь Эльвиры была непростой с самого начала: диагноз «детский церебральный паралич» вряд ли можно считать подарком судьбы. Тем не менее эти три страшных слова не помешали ей закончить школу и даже трудоустроиться: сначала на фабрику счищать клей с обуви, а потом в одно из минских кафе — мыть посуду.

— Когда спрашивали, есть ли у меня группа инвалидности, говорила: конечно нет! Может, до конца и не верили, но работать брали.

Вроде все налаживалось, как вдруг у тогда еще 18-летней девушки умирает отец, и мать решает быстренько выдать ее замуж. Под руку попадается сын знакомой. Глухонемой. Один раз сходили с ним в кино, кое-как пообщались жестами. «Красавице с косой до пояса» казалось, что она достойна лучшего. Но мама настояла: все-таки у жениха собственная двухкомнатная квартира. Расписались, съехались, родился сын. Через пару лет развелись, тем самым признав ошибку молодости. Муж поступил по-джентльменски и оставил жилплощадь бывшей супруге.

Дальше в доме на улице Платонова началась какая-то белорусская Санта-Барбара. То ли излишняя любвеобильность, то ли страх одиночества всему виной, но впереди Эльвиру ожидали еще три брака с не самыми простыми мужчинами, рождение второго сына... С последним мужем, бывшим газоэлектросварщиком, страдавшим приступами эпилепсии, женщина прожила дольше всего. И больше всего повидала. В том числе беспредел 90-х. Тогда, по ее словам, она столкнулась с деятельностью черных риелторов и потеряла квартиру. Тиски обстоятельств или простая человеческая глупость? Кто уж теперь разберет.

— Старший сын стал свидетелем преступления, дал показания в милиции, а родственники виновных начали угрожать: «Если не уберешься из Минска, мы тебя убьем».

По объявлению в газете наткнулся на каких-то жуликов, которые его развели: забрали нашу квартиру, а в обмен дали в Климовичах, это город на окраине Могилевской области. Я когда ее увидела, сказала сыну: ты как хочешь, а мы уезжаем обратно.

Так начались бесконечные переезды с одного съемного жилья на другое. Существовала семья на две пенсии по инвалидности: одна уходила на оплату аренды, другая — на поесть. Не то чтобы хватало. Дети постепенно отбивались от рук: старший сел в тюрьму за убийство, потом за ним подтянулся и младший — 8,5 года за распространение наркотиков. Пока сыновья отбывали наказание, Эльвира потеряла еще и мужа, он умер. Тогда она и осталась совсем одна. В неуютной съемной комнатушке в доме на улице Голубева, где ее и встретила Лариса.

Про неравнодушие

Ларисе 67 лет, но в душе как будто чуть-чуть за 20: от нее так и веет силой и энергией. Обычно в ее возрасте люди все больше тяготеют к диванному образу жизни, а она колесит по Минску с большой медицинской сумкой и не дает себе права на отдых.

— А что на пенсии делать? Сушить дома мозги? Так можно и до деменции докатиться, и до альцгеймера. Сыновья давно выросли, им столько заботы и внимания уже не нужно. Поэтому пока ноги ходят и в душе все нормально, надо трудиться. У нас в Красном Кресте медсестры и в 80 с лишним стариков выхаживали.

Лариса в прошлом военная медсестра. Всю жизнь проработала в госпиталях на севере России, в Эстонии, а затем и в Беларуси. Именно там, по ее словам, она и научилась милосердию: мол, на гражданке к больным относятся по-другому.

— Нам всегда говорили: вы должны отдать душу за каждого больного. Конечно, всю не отдашь, а вот частичку можно!

В Белорусский Красный Крест, как и многие, попала случайно: просто проходила мимо и решила узнать, чем же там занимаются. В итоге задержалась на 16 лет, став частью «Дапамогі» — службы, которая ухаживает за тяжелобольными людьми на дому и делает их жизнь хоть чуточку лучше.

У Ларисы 12 подопечных, но за все эти годы через ее заботливые руки прошли десятки, если не сотни белорусов — одинокие немощные старики, люди, парализованные после инсульта, живущие с ВИЧ или психическими расстройствами, медленно умирающие раковые больные. Каждому нужно было что-то свое: залечить пролежни и трофические язвы или оказать другую медицинскую помощь, поменять памперс, приготовить поесть или просто поговорить. Такой вот уход по всем фронтам.

— Измученный ранами человек смотрит на тебя с надеждой и верой, что ты облегчишь его боль. И когда у меня это получается, я испытываю большое удовольствие. Мой труд продлевает людям жизнь, а иногда даже меняет. Была у меня подопечная — 22-летняя Настенька. Двадцать минут пробыла в состоянии клинической смерти, из-за чего мозг утратил активность. Раньше лежала овощем, но благодаря моим усилиям и усилиям бабушки она сейчас разговаривает и немного двигается.

Родственников Лариса тоже обучает правильному уходу: ведь даже простынь менять нужно по-особому, чтобы не надорвать себе спину. У медсестры она, кстати, ни разу не болела.

Подопечные называют ее ангелом, узнают по быстрому шагу и всегда зовут на чай: им очень важно хоть как-то ее отблагодарить. Лариса в ответ только отшучивается: «Ребятки, если я со всеми чай пить буду, то когда мне работать?» Поэтому каждый ждет ее в определенный день и время. Договоренности медсестра не нарушает: все четко, по-военному. Но вообще она всегда на связи, по телефону. Порой звонят даже те, к кому она больше не приходит, — все-таки не чужие люди.

Но хорошо бывает не всегда, хоронить тоже приходится. Иногда самой, если близких нет. По словам Ларисы, делает она это торжественно. Когда старший сын был командиром военной части, даже выделял ей пару солдат — гроб нести. С таким почетным караулом женщина проводила четверых. Последним был старичок, которого она выходила после инсульта. Его, как и Эльвиру, Лариса тоже приютила у себя на какое-то время: не хотела оставлять одного.

Про встречу

Лариса и Эльвира познакомились год назад. Тогда дела последней шли не очень хорошо: она перестала передвигаться самостоятельно, делала это только с помощью ролятора. А потом и вовсе слегла.

— У меня случилась беда: попала в больницу с гангреной кишечника — дотянула. После двух операций я не смогла встать с постели, даже голову поднять не получалось. Из больницы меня отправили в хоспис. Там сказали: «Пожизненно здесь будешь». Я удивилась. Рядом люди умирают — один, другой, третий, — а я-то в нормальном состоянии. Стало дико. Попросила выписать домой, на съемную квартиру, — с недоумением вспоминает Эльвира.

Правда, там за ней некому было ухаживать. Заботу о пожилой женщине поликлиника перекинула на социальную службу, та — на Красный Крест (организация выполняет государственный заказ на оказание медико-социальной помощи).

— Когда я впервые увидела ее, она, худая и измученная, лежала пластом на диване 100-летней давности. У нее образовалась большая пролежень, были поражены пятки. Я ужаснулась. Она даже кушать самостоятельно не могла. Я засучила рукава и начала за ней ухаживать. Приходила каждый день, перестилала постель, меняла памперсы, мыла, кормила, обрабатывала раны... Спустя два месяца ее уже было не узнать: все зажило, Эльвира покруглела — кушает она у нас отменно. Начала по чуть-чуть двигаться и улыбаться.

Но тут возникла новая проблема: хозяйка жилплощади умерла (к сожалению, в этой истории слишком много смертей), а ее падчерица решила выгнать Эльвиру на улицу. Перед Ларисой встал вопрос: что делать дальше?

— Знакомые предлагали сдать ее в дом-интернат. Но я такой вариант не рассматривала. Эльвира сама умоляла не отправлять ее туда: мол, лучше похороните.

И я приехала к своим сыновьям посоветоваться. Младший мне и говорит: «Мам, так у нас же квартира на ремонте, давай ее там поселим». Так и сделали. Обустроили уголок, и я продолжила ее навещать. На лето, пока я в отпуске, перевезли ее в Мачулищи — в квартиру моих родителей, ко мне поближе. Я в соседнем доме живу. Много сил приходится тратить, а еще, конечно, денег. Ее пенсии в 180 рублей едва ли хватало на еду, о подгузниках и пеленках и речи нет. На 300 рублей купишь, а через месяц они уже заканчиваются.

Сейчас стало чуть проще: Эльвира оформила первую группу инвалидности, теперь государство возмещает некоторые расходы. А еще она получила прибавку к пенсии — около 20 рублей.

Про мечты

Сейчас Эльвира стала куда более самостоятельной. Сидит уверенно, сама ест, умывается. Иногда даже пытается встать на ноги.

— Когда сын приезжает, тренируем ее стоять понемногу, опираясь на ролятор. Скоро к нам приедет инвалидная коляска (положена по первой группе), и Эльвира сможет по дому кататься. А вот на улицу выезжать будет неудобно: она быстро устанет крутить колеса. Электрическая же коляска обойдется минимум в тысячу долларов.

Вообще женщины верят, что Эльвира снова начнет ходить. Но для этого нужен массаж, а потом и реабилитация. На все требуются деньги, которых нет.

— Ничего, как-нибудь выкрутимся. Если что, дети поддержат. Они ей уже как родные. Младший планшет подарил, телевизор. Готовит для нее и еду подает, как в ресторане. Он оформил на себя опекунство по уходу (в таком случае предусмотрено пособие в размере 197 рублей 81 копейка. — Прим. Onliner). А вот собственные сыновья ей особо не помогают: один по-прежнему в тюрьме, другой недавно освободился. Навещал всего пару раз, однажды дал 40 рублей. А потом хотел взять на ее имя деньги в долг. Хорошо, я вмешалась.

Есть у Ларисы еще одна запредельная мечта: получить для Эльвиры социальное жилье. Но не для того, чтобы от нее избавиться. Просто у женщины должно быть что-то свое.

— Я ее точно не брошу. Каждый день ей об этом говорю, чтобы плакать не вздумала. Слишком много своих сил и средств я в нее вложила. Мы теперь всю жизнь вместе будем.

Хроника коронавируса в Беларуси и мире. Все главные новости и статьи здесь

Наш канал в Telegram. Присоединяйтесь!

Быстрая связь с редакцией: читайте паблик-чат Onliner и пишите нам в Viber!

Самые оперативные новости о пандемии и не только в новом сообществе Onliner в Viber. Подключайтесь

Перепечатка текста и фотографий Onliner без разрешения редакции запрещена. nak@onliner.by