Почем баррель белого золота: репортаж из белорусского комплекса по производству молока

 
12 апреля 2016 в 8:00
Автор: Андрей Рудь. Фото: Глеб Фролов
Автор: Андрей Рудь. Фото: Глеб Фролов

Если планируете послушать хороших легенд про белорусское молоко, поезжайте в Россию и спросите. Там за последние два десятка лет как-то сам собой сформировался соответствующий эпос. Краткое содержание: если молоко (сметана, творог, масло) вкусное — «о, из Беларуси!», если невкусное — «видимо, подделка». Между тем Минсельхозпрод неустанно рапортует о десятках современных комплексов, которые открываются ежегодно. Мы отправились смотреть, как устроена белорусская молочно-товарная ферма — одна из тех, которые производят легендарный экспортный продукт. Заодно узнали, какова на самом деле себестоимость барреля молока.

Агрокомбинат «Холмеч» является градообразующим предприятием для одноименного агрогородка в Речицком районе. Пока есть хозяйство — есть экономический смысл существования у населенного пункта. Одно из направлений деятельности хозяйства — производство молока. Того самого, которое взахлеб пьют соседи, если удается раздобыть. На ценниках любят писать «Белорусское молоко из молока».

Конечно, в магазине вы не сможете выяснить, где надоено содержимое конкретного пакета или бутылки. Белорусское молоко всегда обезличено, оно идет в «общий котел» и стандартизируется на перерабатывающих предприятиях. В то же время сырьевые базы комбинатов могут простираться на десятки районов. Конкретно холмечское молоко поставляется в основном на Рогачевский молочно-консервный комбинат, где делают знаменитую сгущенку (но не только). В свою очередь, две трети продукции из Рогачева идет на экспорт.

«По внешнему виду молоко представляет собой белую жидкость, выделяемую молочными железами млекопитающих», — читаем на каком-то биржевом сайте, заучиваем. Белая жидкость здесь торгуется по $0,31 за литр — это вдвое дороже, чем нефть.

За последние годы в отечественном молочном бизнесе многое изменилось. Пока более везучие страны добывают газ или алмазы, мы все более технологично качаем молоко. Фактически этот экспортный ресурс сегодня стал одним из символов Беларуси — не хуже игровых залов, Валеры и картошки. Теперь важно не дать нас переплюнуть.

…В просветах между аистами и прочими птицами виднеются приземистые постройки. Это молочно-товарный комплекс агрокомбината «Холмеч», построенный пять лет назад. Нам туда.

 

Говорят, что в Голландии, что в США эти предприятия выглядят примерно так же: легкие конструкции, автоматизация, кибернетика, странички в «Одноклассниках» у каждой коровы — все вот это. В нашем случае значительная часть оборудования — отечественное, до него мы еще доберемся.

Заместитель директора агрокомбината Вячеслав Янкович научил полезному слову — «клюшечник». Это стандартный бетонный сарай для скота, которые во множестве строили при СССР. Там плиты опираются на бетонные конструкции, которые могут напомнить любителю спорта большую хоккейную клюшку. У «Холмеча» тоже есть несколько клюшечников, остались с прежних времен. По старой схеме доить принято было прямо в стойле, для этого сараи оборудовались молокопроводами. Вариант считается устаревшим, поэтому в сараях, чтобы добро не пропадало, провели реконструкцию: стены и «клюшки» оставили, но вытряхнули все «внутренности», пристроили современный доильный зал, поставили компьютеры. После переделки старые угрюмые постройки не узнать. Фонтаны пока не работают, на днях собираются включить, запустить карасей.

Но нам все же интересней комплекс, который недавно строили с нуля.

Здесь сегодня содержится 860 голов — это не много и не мало. Коровы флегматично жуют, изредка отлучаясь к поилке или на массаж.

Вообще, одна из главных забот животновода — чтобы скотина как можно больше съела. Процесс стараются сделать максимально комфортным. Под полом — толстый слой теплоизоляции, чтобы не простыть. Кормовой стол выложили гладкой плиткой — чтобы языку было приятно. Каждые 20 минут по сараю проезжает странный беспилотный агрегат, похожий на огромный робот-пылесос, — пододвигает корм к мордам, но пока не пережевывает. Зовут его «этот товарищ».

— Коровы, когда едят, мордами постепенно отодвигают смесь, — объясняет Вячеслав Янкович. — А этот товарищ придвигает его обратно. Корм, помимо прочего, таким образом перемешивается, что не дает ему «сгорать», особенно в жаркое время.

В загонах размещены массажеры патриотических цветов. Периодически к ним подходят коровы, подставляют те места, которые сегодня решили помассировать. Когда рабочая часть агрегата отклоняется от вертикали, срабатывает датчик уровня, щетинистая красно-зеленая «сосиска» начинает вращаться. Процедура эта животным нравится. Говорят, как-то раз один из массажеров на какое-то время вышел из строя, так после починки к нему стояла очередь.

— Как добиться того, чтобы корова давала много молока? — спрашивает у нас Янкович (коровы прислушаются: может, чего нового сообщим?). — За счет генетики, кормления и так далее — это само собой. А еще производительность и качество зависят от кровообращения. Чтобы образовался литр молока, надо, чтобы через вымя пробежало 500 литров крови. Вот тут и пригодится массаж подкожных капилляров.

Этот товарищ тем временем живет собственной жизнью и выглядит крайне самостоятельным. Совершив обход, он решительно направляется к контактору и подключается: решил зарядиться. Два года назад за него заплатили 200 млн рублей — эти деньги агрегат окупил за два месяца. Раньше здесь работало два человека, теперь один. Но главное, продуктивность коров подскочила на 1,5 литра за счет неутомимости агрегата и отсутствия человеческого фактора. Математика получилась простая — если полтора литра умножить на закупочную цену, на число коров да на 60 дней, выходит уже под 300 миллионов. Вот и отбился.

Животноводы уверяют, что общественная жизнь стада более сложна и насыщенна, чем может показаться. Они не просто жуют. Тут есть лидеры, рядовые члены, неудачники. Лидеры обычно хорошо выглядят, развиты физически, уверенно чувствуют себя в коллективе и мало дают молока. Мужского пола тут нет по определению, ведь от него одни стрессы (о существовании самцов здешние обитатели, так уж сложилось, и не подозревают). При этом некоторых коров называют «быками» — потому что здоровые и наглые. Рога у всех срезаны во избежание эксцессов и чтобы не цепляли оборудование.

Особых любовных нежностей здешняя технология размножения не предусматривает. В красивом баке с жидким азотом хранится покупная сперма, рядом лежат инструменты для осеменения — вот и вся романтика.

Телята, после того как их облизала мать и вытерла насухо работница, отправляются в пластиковые домики на улице — в любую погоду. Говорят, старые работницы долго не могли смириться с такой методикой. Ворчали на новаторов: «Тебя бы без штанов на мороз выгнать!» Норовили спасти, обогреть новорожденных. Чтобы побороть эти предрассудки, пришлось полностью снести старые загоны для телят. Выяснилось, что они прекрасно выживают на открытом воздухе, организм просто изначально настраивается на нужный режим.

Вообще, рабочий персонал сюда целенаправленно набирали из тех, кто не работал в животноводстве. Говорят, проще научить с нуля, чем переучивать.

Кстати, относительно теории о том, что коровы не различают цвета, в Холмече нет окончательной позиции. С быками вроде все ясно. А вот насчет коров остаются сомнения. Ходят байки, что в советское время, когда не хватало кормов, окна сараев завешивали зеленым, и тогда коровы будто бы соглашались есть солому. Впрочем, сегодня в процессе добычи молока все это роли не играет.

К модной идее использовать при производстве молока классическую музыку здесь относятся прохладно. Заместитель директора сам тяготеет к чему-то потяжелее (играет на ударных в рок-группе) и считает, что музыка — отдельно, коровы — отдельно:

— Это просто лишняя шумовая нагрузка. Если включить коровам Моцарта, Чайковского или Limp Bizkit, то сначала производительность немного снизится, ведь для животных любое отклонение от привычного положения дел — это стресс. Со временем они просто привыкнут, все вернется на прежний уровень.

Вообще, для стимулирования надоев все средства хороши. Ходит не то байка, не то быль про хозяйство, где на пути коров в доильный цех на стенах вывешены портреты рекордсменок. Чтобы, значит, смотрели и равнялись на стахановцев.

У специалистов, помимо музыки, есть много хитростей и тонкостей, позволяющих не только добыть побольше молока, но и обеспечить его качество (тогда цена выше). Молоко по степени биологической загрязненности теперь бывает трех сортов: экстра, высшего и первого. Недавно был еще второй, в нем допускалось наличие до 4 млн единиц микроорганизмов на миллилитр. Нынче второй отменили, если микроорганизмов больше 500 тыс., молоко продавать нельзя. «Холмеч» продает 88% молока сортом экстра (до 100 тыс. единиц) — это хороший результат.

— Смотрите, например, самое вкусное — кормовой концентрат — мы дадим им после дойки, хотя во многих хозяйствах принято смешивать его с основной массой корма, — Янкович готов часами рассказывать про любимое дело, после его лекций хочется бросить все и податься в животноводы. — Почему мы так делаем? А чтобы не дать животному в первые 15—20 минут после дойки лечь и испачкать вымя! Хоть мы и используем разные средства дезинфекции, закупориваем соски специальным составом, но остается вероятность, что в раскрытый после дойки сфинктер, если стереть защитную пленку, может попасть патогенная микрофлора, а это снизит качество молока.

Наконец пора доиться. Коровы как по команде самостоятельно засобирались в доильный зал. Отстающих подгоняет добрым словом работник (нервировать их, как мы помним, запрещено). Похоже, на эту должность нужен еще один дрон.

Вообще, в животноводстве существует несколько основных схем устройства молочных комплексов, у каждой свои плюсы и минусы. Где-то коровы ходят на дойку к роботу, где-то для них оборудована специальная «карусель». В Холмече используется традиционная для наших краев (и не только для наших) доильная установка «Елочка». Их производят под Гомелем на предприятии «Гомельагрокомплект». На шее у каждой коровы — электронный транспондер, в ухе — штрихкод. Начинка и программное обеспечение израильские, сборка наша. Говорят, когда-нибудь, когда система заработает по всей стране, можно будет, наведя смартфон на, к примеру, штрихкод колбасы в магазине, получить полную раскладку: из каких хозяйств скот был пригнан на мясокомбинат, время забоя, кучу другой интересной информации.

За дойкой можно наблюдать из операторского помещения наверху. Тут стоят компьютеры, сюда же выведена картинка с камер.

Пустые ячейки на мониторе одна за другой заполняются, по мере того как туда «елочкой» встают коровы. Антенна считывает сигнал с ошейника, идентифицирует животное. Можно кликнуть на паспорт коровы, почитать, когда она хотела к гипотетическому быку, имелись ли проблемы со здоровьем, какого числа записана на УЗИ, сколько и когда дала молока и так далее. В этот момент понимаешь, что твоя бумажная карточка в поликлинике выглядит менее солидно.

Перед доением соски обрабатываются специальным составом и массируются страшноватым на вид агрегатом. Щетинки вращаются, на них поступает дезинфицирующая жидкость. Говорят, коровы от такого балдеют.

— Оно палец не оторвет, если засунуть?

— Вряд ли.

Система знает, какая корова в данный момент лечится, к примеру, от мастита. Прийти-то она пришла со всеми, но электроника, считав данные с ошейника, блокирует доильный аппарат в этой ячейке, включить его невозможно. Таких коров доят отдельно, их молоко не должно смешаться с основной массой, чтобы не дай бог не понизить качество. Оно пойдет на «технические нужды», например на откорм телят.

Чтобы предварительно проверить молоко на разные типы загрязнений (антибиотики, биологические частицы и так далее), придуманы специальные экспресс-тесты. Свои проверки по разным параметрам впоследствии проведут переработчики, но нам тоже интересно. Капаем, погружаем в пробу тестовую палочку. Через несколько минут на ней проявляются цветные полоски.

— У нас все наоборот, две полоски — это хорошо, — успокаивают животноводы.

После дойки молоко с открытым пространством не сообщается — поступает в холодильник, откуда его заберет машина молочного комбината.

Разумеется, далеко не все молочные фермы такие, как этот комплекс. В глубинке полно неказистых сараев времен холодной войны, в которых притаились коровы. Большинство сараев покрашены — на этом модернизация там пока исчерпалась. Тем временем соседи сооружают суперкомплексы. Не отстать бы.

Напоследок достаем арифмометр. На сайте популярной сети магазинов находим молоко: цельное, ультрапастеризованное, 930 (!) миллилитров, жирность от 3,6%. Цена бутылки — 11 800 рублей (литр, соответственно, 12 688). Из хозяйства молоко жирностью около 3,7% уезжает, имея себестоимость 3299 рублей за литр (допустим, там не подозревают, что где-то среди нас живут люди, способные разливать молоко по 930 миллилитров и после этого идти к детям, гладить котиков). Закупочная цена — 4830 рублей. Потом продукция на молокозаводе доводится до нужной кондиции, пастеризуется, фасуется, отправляется в магазин. Делим-умножаем-решаем интегралы — выходит, что молоко подорожало в 3,9 раза.

Может показаться, что производить молоко почти так же выгодно, как торговать оружием. Но из того, что накрутилось по пути к магазину, животноводам досталась лишь небольшая часть. Рентабельность производства молока для них (по документам) составляет 46%. Что, впрочем, неплохо — доярки здесь зарабатывают от 7 млн до 13 млн. Кстати, при всеобщих жалобах на тяжелую жизнь и низкие зарплаты хозяйство уже давно ищет ветврача. Обещают дом с удобствами, хорошие деньги. Пока никто не отозвался.

Читайте также:

Перепечатка текста и фотографий Onliner.by запрещена без разрешения редакции. nak@onliner.by