Жизнь в Раю: как обустроились белорусы и россияне в деревнях с «неземным» названием

Две страны — два Рая: деревеньки с необычным, библейским, названием находятся друг от друга буквально в 160 километрах, но уже по разные стороны границы. А это значит, что уклад жизни и «райские» порядки могут сильно отличаться. Onliner.by решил выяснить, где же легче и привольнее дышится славянскому человеку: в белорусской глубинке, где пытаются создать еще один агрогородок, или в деревне, расположенной в считаных километрах от Смоленска.

Это только на первый взгляд кажется, что попасть в белорусский Рай легко: Сенненский район, в принципе, находится не так уж и далеко от столицы, так что остается только задать координаты и двигаться, сверяясь с навигатором, в нужном направлении. На самом же деле пути-дороги в пусть и земной, но все-таки Рай, трудны и тернисты. И в этом мы убедились, свернув с трассы.

Навигатор, как заколдованный, начал упорно водить кругами, заставляя поворачивать на несуществующие дороги или съезжать на непроходимые тропы. Не доверяя технике, решили уточнить у местных жителей: далеко ли до Рая? Оказывается, местным тоже нельзя верить — даже в наше время люди живут так уединенно и абстрагированно, что и не подозревают: буквально в 13 километрах от них расположен самый настоящий Рай. Женщина, работавшая в поле и на минуту оторвавшаяся от бурьяна ради ответа на банальнейший вопрос, посмотрела на нас как на умалишенных: о каком Рае вообще идет речь, она про такое не знает. А вот уже в шести километрах от заветной деревни люди были более осведомленными и после коротких разъяснений направили нас, куда следует.

Несмотря на явную привлекательность места, кроме нас в Рай никто не спешил: по «убитым» дорогам мы ехали в одиночестве, так и не встретив на всем пути ни одного соперника, претендующего на наше место под солнцем в Раю. Еще немного и вот он — долгожданный указатель населенного пункта, где три большие буквы составлены в одно веское слово «Рай». Любопытно, но за долгие годы, в течение которых здесь стоит указатель, красная краска, которой перечеркивают название деревни, когда заканчивается ее территория, полностью выцвела. И указатель выглядит так, будто Рай бесконечен — куда ни посмотри, всюду он самый.

Места здесь и вправду красивые, и, что немаловажно, дождя нет — всю дорогу, пока ехали из Минска, лило как из ведра, а тут — солнечно и сухо. Сразу при въезде — аккуратный дом, утопающий в цветах, старания хозяйки оценены сельсоветом: на одной из стен табличка «Двор образцового порядка».

Владелица образцового двора — пенсионерка Анна Михайловна. Родилась женщина в Раю, уезжала учиться в Оршу, работала в Казахстане, а в 90-м году снова вернулась в родную деревню: надо было присматривать за родителями, да так и осталась. Как может, женщина старается украсить свой участок: небольшой прудик, беседка, множество цветов, которые она так любит и которые даже нарисованы на доме.

— Настоящих райских домов тут осталось немного — не больше семи, да и живут в них одинокие старики, для которых одна радость, что внуки на лето приедут, для них и держим хозяйство, огороды, — рассказывает Анна Михайловна.

Впрочем, для своей «радости» пенсионеры не только выращивают овощи и фрукты. Та же Анна Михайловна на пенсию около двух миллионов взяла в кредит ноутбук для внука, который первый год учится в колледже в Витебске, а внучке — «дорогой мобильник», который та захотела. Свои «продвинутые» покупки, за которыми пришлось ехать в Сенно, бабушка объясняет маленькой зарплатой детей: «Ай, какие у них зарплаты, мало они получают: невестка на заправке, а сын механизатором. Это вторые (внуки — прим. Onliner.by) — мать в бухгалтерии, а сын тоже механизатором, так немного получше. А так я плачу». Механизатор в местном колхозе и вправду получает немного — как рассказывает Анна Михайловна, больше двух миллионов ни разу не дали. Но все надеются, что в этом году уже будет больше. Средняя пенсия людей, всю жизнь проработавших в сельском хозяйстве, тоже не впечатляет — 1,6—1,7 миллиона. У Анны Михайловны сумма «круглее», потому что после основной работы она еще ходила «телят смотреть».

На вопрос, есть ли райские сады и где они скрываются, пенсионерка отвечает с сожалением в голосе: «Колхоз отпадает, и сады наши пропадают. Сейчас же что сделали: соединяют все, а толку мало. Раньше, как был малый колхоз, так хоть какой-то толк был. Урожайность по 30—40 центнеров с гектара, а сейчас — 8—9, редко 12. Никто же не объедет, не посмотрит, как сеют, пашут. Да и люди в колхозе работают только потому, что ничего больше нет».

В Раю нет и никогда не было своей церкви, за «прощением и отпущением» надо ехать в соседнее село, но раевцы (так сами себя называют местные жители) делают это крайне редко: нет уже у стариков ни здоровья, ни возможности. Клуба и развлечений в Раю тоже не предусмотрено, клуб был у соседей, да и тот закрыли. Осталось местным жителям только одно — телевизор посмотреть и обсудить увиденное вечером, сидя на скамеечке. Радуются пенсионеры уже тому, что два раза в неделю приезжает автолавка — купить самое необходимое можно, а так дети привезут из города, если чего особенного захочется. «В деревне любят вкусно поесть. В этом году что-то сделали, пустили панику, что чума свиней — порезали все. У меня было двое больших уже, жалко очень, не выросли, как следует, — чуть не плача говорит женщина. — Купили холодильники-морозильники и заморозили все. А правда это или нет, кто ж его знает, но все порезали. Сидим теперь на скамеечке, как в городе — городскую жизнь нам дали».

Как ни крути, но деревня с таким необычным и приятным для слуха названием вымирает. Анна Михайловна вспоминает, что, когда она училась в третьем классе, ее старшая сестра замуж выходила: в тот год в деревне отпраздновали девять свадеб. По окрестностям ходила шутка, что в Раю 99 девок на выданье подоспело. Сейчас из молодежи никого не осталось, все в город подались.

Увидев незнакомых людей, на улицу вышла бабушка Тома и живо включилась в разговор.

— А я так и поняла, что репортеры приехали — бывают у нас иногда, — женщина рада незнакомым лицам и готова рассказать все, что знает. — Раньше много людей у нас было, весело, сейчас только фундаменты и горки небольшие остались там, где дома стояли. До войны дворов 40—50 было, а война сильно спалила, так и не восстановились толком…

Обе женщины в один голос утверждают, что незнакомые люди им не верили, когда они говорили, что родились и живут в Раю. И убедить в своей правоте и искренности можно было только показав паспорт с пропиской.

— Я сама замуж вышла за раевца, — продолжает бабушка Тома, — только из одного конца деревни переехала в другой. А сын мой даже так «далеко» ходить не стал: невесту через дорогу нашел.

Раньше колхоз у нас нормальный был, назывался «Колтруд». А теперь поразбрелись люди, не хотят по колхозам быть, в городах все — зарплат хотят, а земли пустеют, скоро вообще ничего не останется, уже мы, старики, не в силах их обрабатывать, от своих огородов отказываемся. Никому земля не нужна. Вот у меня было 3 гектара, и корову держала, и овец. Теперь одна кобылка ходит, и ту в осень сдам, хоть и жалко: она мне не надо уже, тяжко смотреть — накосить, насушить, в сарай сложить. Так что надо нехотя сдавать.

— Свиней порезали не в пору, — расстроенно говорит о главной беде этого года женщина. — Выдумали эту чуму, все под страхом как давай резать. В одно воскресенье, может, человека четыре или пять порезали. А чумы той, кажуць, и не было. Обезоружили нас: и вот приди в хлев, и нема чего делать, а мы привыкли к работе. Теперь уже езди, як гавораць, ад Ивана да Сцяпана, к детям. У меня их пятеро — в Витебске, Пурплево и в Миорах живут.

Внезапно бабушка Тома спохватывается: «Ой, пойду, извините — забылася, что картошка жарится». Убегая в дом, пенсионерка, улыбаясь, успокоила нас насчет переживаний из-за ее ужина: «А я с сухарками люблю, так что нормально будет».

Бабушка Вера — раевский старожил, ей уже 85-й год, и всю жизнь она прожила в родной деревне. Не желая из-за длительных сборов упустить возможность поговорить с приезжими, бабушка моментально находит решение и, как старушка — ведущая телепередачи «В гостях у сказки», распахнув ставни, ведет разговор из окна.

Она-то и рассказала, что дивное название деревне дал пан — «хороший, невредный человек», который, осматривая свои владения, впечатлился местами и решил, что именно так и никак по-другому выглядит рай. На минуту бабушка прерывается и говорит, что пойдет сделать телевизор потише, «а то „Давай поженимся“ крэпка гаворыць». На памяти женщины не было ни одного случая, чтобы в деревне кого-нибудь назвали Адамом или Евой — для своих детей родители выбирали более привычные имена. Фамилии раевцев тоже никак не связаны с библейской тематикой.

Бабушка Вера держит только кур, в прошлом году еще и поросенка кормила. Но сейчас пришлось отказаться:

– Ай, дзетачка, няма ўжо сiл. Сяжу только каля тэлевiзара. Каб не тэлевiзар, так бы и адурнела. Адно тэлевiзар, втарое яшчэ — мабiльнік. В сем часов всегда младшая дочка звонiт, а там са всемi пака пагаворыш, то и вечар пройдзе.

У бабушки Веры пятеро детей, восемь внуков и девять правнуков. Родственники стараются приезжать, навещать, но у многих уже свои дачи, так что гостить только в Раю не получается.

Не спасает вымирающее положение деревни и тот факт, что здесь построили несколько «президентских», как говорят раевцы, коттеджей. Дома построили, людей заселили, но местные пришлых не жалуют — говорят, те слишком любят выпить. А за время нашего визита мы даже успели стать свидетелями момента, когда от местной «новостройки» с пьяными разборками отъезжал уазик с милиционерами, наряженными почему-то в белые праздничные рубашки. Если бы не это обстоятельство и не «агрогородочная» часть, где развели грязь на дороге и встретилось несколько хорошо подвыпивших мужчин, одетых в нестираное старье, небольшую белорусскую деревушку и вправду можно было бы считать раем: красивая природа, приятные люди, аккуратные участки и усыпанные яблоками деревья.

От Рая до Рая чуть больше 160 километров и, как выясняется, колоссальная разница в образе жизни. Прискорбно, но россиянам попасть в Рай намного легче, чем белорусам: к услугам автомобилистов отличная дорога, которая приведет прямо в деревню, со временем превратившуюся в дачный поселок.

Под «махровые» песни местного радио «Ваня» мы въезжаем в Рай. И первое, что бросается в глаза — это бурьян высотой в человеческий рост. Еще чуть-чуть и он закроет указатель. Невольно вспоминаются слова белоруски Анны Михайловны, которая упомянула, что ее муж ходит окашивать соседский участок, чтобы был порядок, несмотря на то, что хозяева уже умерли. На улицах много мусора — такое ощущение, что это никого не беспокоит, дальше своего участка люди не заглядывают.

В российском Раю оживленное автомобильное движение — дорогие иномарки ездят по деревне в разгар рабочего дня. Из-за забора доносится «жесточайший» хит последних месяцев «О, Боже, какой мужчина». И, кстати, о заборах: практически все дачные дома в деревне окружены высокими заборами, исключающими даже намек на то, что через них можно что-то увидеть. Урвав клочок земли, люди полностью отгородили себя от окружающего мира и выстраивают свой приватный рай за непролазными заборами, напоминающими тюремные стены. Стучаться в такие ворота бесполезно — люди, боясь чего-то или желая все время находиться в уединении, ни на какие звуки не реагируют.

За несколько последних лет деревня Рай стала очень популярным местом у жителей Смоленска: иметь здесь дачу престижно, оттого и цены на землю взлетели почти до небес. Коренных здесь осталось от силы домов пять, да и те находятся не в лучшем состоянии и выглядят еще более удручающе на фоне коттеджей.

В Раю, и об этом свидетельствует специальный указатель, расположен храм Казанской Божией Матери, между прочим, памятник архитектуры. Но государство его восстановлением не занимается — нет денег, эту миссию на себя взяла дачница с символическим именем Надежда. Женщину-сподвижницу и команду ею нанятых реставраторов мы встретили у дверей древнего храма.

Надежда сетует на то, что земля в Раю с недавних пор стала очень дорогой, за второй участок в 16 соток женщина заплатила 600 тысяч рублей. Уроженка Смоленска, она говорит, что выбрала Рай, потому что ей «выпала доля восстанавливать этот храм — уникальное здание, каких в России больше нет». Сейчас на средства Надежды и при помощи профессиональных реставраторов обновили кровлю — такой подарок сделала женщина к двухсотлетию храма.

«Посмотрите, какая красота, архитектор Лепнев, — открывает двери храма собственным ключом Надежда. — Очень классная архитектура — такое ощущение, что небесный свет идет. Похожее есть только в Италии и Франции». Все восстанавливается за счет личных средств и по инициативе неравнодушной женщины. «Мне это нравится, и я это делаю. Правда, движется очень медленно, не отказалась бы, если бы кто-нибудь финансово помог. Пятый год уже занимаюсь — то одно, то другое. Я без всяких разрешений делаю, пока будешь ждать их бумажки, храм развалится. Куда ждать? Здесь уже росли березы огромные наверху. Как-то приехал один чиновник из культуры. Я ему говорю — пошел вон отсюда, не хватало еще. Лучше чтобы развалилось, тогда вам будет хорошо?» — негодует, вспоминая беседу с чиновником, женщина.

Жители села к инициативе Надежды не присоединились, более того, как уверяет дачница, они даже в церковь не ходят — Рай не особо-то религиозен. В деревне есть небольшой мобильный храм — предыдущий батюшка его «поставил»: пришлось, потому как в историческом здании в советские годы хранились удобрения и вести службу в пропахшем аммиаком храме, особенно в его алтарной части, не было никаких сил. Сейчас запах вроде бы выветрился.

Говоря об отсутствии веры в Бога среди местных, Надежда вспоминает и тот факт, что для закладки фундамента райчане (а российские жители деревни Рай зовут себя именно так) брали со старого кладбища могильные плиты. «Чудаки, как все мы, россияне», — подытоживает Надежда.

Мы пытаемся познакомиться с чудаками поближе, но в деревенских домах, кстати, отделенных лишь традиционным деревенским штакетником, на наш стук никто не отзывается. Экскурсия по деревне заканчивается довольно быстро — одна улица с покосившимися домами, где кое-кто успевает держать хозяйство: гуси, индюки и почему-то четыре петуха без курицы на одном участке. Далее следуют «богатые» владения дачников.

Кстати, в Раю находят приют и откровенные грешники — парочка в возрасте далеко за тридцать уютно расположилась на берегу местного озера. Отворачиваясь, они все же предлагают угоститься чипсами и шампанским и говорят, что приехали в Рай из Смоленска, «потому что здесь хорошо».

Почти на каждом райском дереве приклеены коммерческие объявления, бизнес здесь просто кипит — за умеренную плату рабочие готовы провести свет, пробурить скважину, установить забор и сделать практически все, что душа пожелает. В деревне есть своя достопримечательность — остановка общественного транспорта под дубом: самодельная лавочка под вековым деревом, к которому гвоздями прибито расписание автобуса.

Чтобы побольше узнать о жизни райчан, пробуем дозвониться до отца Романа, настоятеля местного храма, но как раз в этот момент абонент находится вне зоны действия сети…

Наконец нам повезло: возле одного их домов показывается мужчина, который неприветливо смотрит на нас и раздраженно-строго спрашивает:

— Опять баптисты?

Придирчиво окинув взглядом и убедившись, что мы не имеем отношения к религиозным общинам, а в руках нет ни Библии, ни какой-либо другой литературы, мужчина соглашается на разговор.

— Нормально мы живем в Раю — на одну пенсию вчетвером, а пенсия шесть тысяч. Я всю жизнь на стройке работал, 35 лет, и на халтуре — 15, и такая маленькая пенсия: все, что заработал у государства. Коренных райчан осталось очень мало, остальные все дачники. Есть и молодые коренные, в город не уехали, а на работу мотаются на своей «тачке» — «Ауди» у них — недалеко, на столярный цех, где коровники раньше были наши, а теперь переоборудовали под производство.

О проблемах Станислав Марьянович говорит с нескрываемой злобой, успевая и чертыхаться, и божиться.

— Магазин вот закрыли к чертовой матери, хлеба даже негде взять теперь. Хорошо, «тачка» есть у сына, так ездим за продуктами в Смоленск с женой.

Раньше тут был слабенький совхоз, в основном развивали животноводство, и они зря его, конечно, продали: коровник был на 7 или 9 групп. Если бы не закрыли, можно было весь Рай обеспечить работой. Моя жена там работала дояркой, и я за нее доил, когда она болела, это же элементарно.

Коров сейчас держат только две семьи, коняшки вообще ни у кого нет: на все работы — трактор. Вон, на горке, Соловей живет — у него трактор и вся прицепная, и сосед мой Кролик (ну, у него Зайцев фамилия, а зовем Кролик). Берет Соловей недорого, по-божески — пятихатку, это даже с моей пенсии мелочь. А вот с дачников берет в два раза дороже. Огород у меня большой, только картошки полгектара, а еще овощи сажаем, даже кабачки, — почему-то Станислав Марьянович гордится именно этим обстоятельством.

По словам мужчины, проблем с медицинской помощью нет — рядом две подстанции скорой помощи, если надо, быстро приедут. А пенсию раз в месяц приносит почтальон, правда, местные мужики его недолюбливают и называют «жид», потому что он никогда на бутылку не одолжит.

Двое сыновей Станислава Марьяновича, которые уже порадовали его внуками-близнецами (у одного девочки, у другого мальчики), из Рая уехали в соседнее село, но батьку не забывают и приезжают не только в выходные, но и в будние.

С соседями мужчина уживается мирно:

— Дачники жить не мешают, только иногда на праздники, на дни рождения фейерверки пускают. А так все нормально, все путем. Тут у нас какие-то бывшие обкомовские живут, а они же все повязаны — как у зеков, все схвачено, вот и у нас асфальт нормальный положили, дорогу приличную сделали. Газ провели, воду — правда, общую трубу, а к дому уже каждый сам себе ведет. Только это таких грошей стоит, что я помру, а у меня их не будет. Мы неплохо выиграли от такого соседства — если бы не дачники крутые, то тут было бы голо.

В 90-х Станислав Марьянович на своей «тачке» ездил за продуктами в Минск и Витебск. О Беларуси у него сохранились только хорошие воспоминания, и вообще он считает, что в соседней стране жить проще и лучше.

Отыскать яблоневый сад в российском Раю оказалось не так и просто: совхозные Миловидовские яблони, ставшие ничьими, почти полностью вырубили на дрова местные жители. А другой сад и вовсе превратили в кладбище — на месте, где когда-то цвели деревья и каждую осень снимали урожай, теперь бесчисленные могилы.

Такое «яблочное» соседство не радует людей, приходящих убирать могилы своих родственников — они опасаются, что рано или поздно суки старых яблонь, обсыпанные плодами, обломаются и разрушат дорогие памятники. Не дожидаясь неприятностей, люди приходят сюда с бензопилами и «снимают» лишнее с деревьев.

Пройдет еще несколько лет, и от настоящего российского Рая, впрочем как и белорусского, ничего не останется. Коренные жители умрут, а их земли с удовольствием выкупят богатые новые «райчане», нашему же «небесному уголку» в лучшем случае уготована судьба очередного агрогородка со звучным и поэтичным названием.