Со вступлением в силу нового Жилищного кодекса и, в частности, его 95-й статьи, позволяющей собственнику жилья без лишних проволочек и мотивировок выселять бывших членов семьи, в суды незамедлительно полетели соответствующие иски. Сотни белорусов, не желающих больше делить квартиры и дома с некогда родными людьми, стали отстаивать свои права и искать защиты у Фемиды. Благое с виду начинание, дающее возможность без серьезных финансовых потерь избавиться, к примеру, от корыстного супруга, заключавшего брак только ради чужих «квадратов», порой принимает чудовищные формы. Об одной из таких историй Onliner.by рассказали супруги Маршаловы, которые, прожив в Минске по 60 с небольшим лет, с этой осени стали в прямом смысле слова бомжами — без дома, регистрации и каких-либо перспектив.
Несмотря на инвалидность (травма, полученная Сергеем Васильевичем на работе, привела к ампутации обеих ног) и, соответственно, трудности, связанные с передвижением, мужчина вместе с семьей приехал в Минск, чтобы рассказать свою историю. Последние месяцы супруги, оставшиеся по решению суда без жилья и даже регистрации в столице, провели на даче бывшей невестки, которая позволила родителям экс-мужа жить на своей земле и в своем доме. Однако злоупотреблять гостеприимством бывшей невестки стало уже неудобно, да и дача без воды и отопления — далеко не самый оптимальный вариант для жизни инвалида, особенно учитывая суровые белорусские зимы.
— Нам просто не на кого больше рассчитывать, — начинает рассказ супруга Сергея Васильевича Любовь Петровна. — Мы прошли все инстанции, и я смогла убедиться, что любой суд — это далеко не дом правосудия, это место, где на тебя смотрят сквозь пальцы, а весомые аргументы вообще не принимают во внимание. Каждый раз после заседаний я выходила со слезами на глазах: эта несправедливость, тотальное равнодушие и постоянные поборы (платить надо за каждую справку) просто невыносимы.
Отсчет проблем семьи Маршаловых идет аж с начала восьмидесятых годов прошлого века, правда, тогда еще никто не знал, что все перевернется с ног на голову, а родственники, разделившие один дом на двоих, станут друг для друга врагами.
— Дом в Степянке, из-за которого сейчас идут суды, принадлежал моему отцу, он сам полностью выстроил его после войны, — поясняет Сергей Маршалов. — Правда, тогда этот район еще не был частью Минска, а относился к Зеленолужскому сельсовету. 10 соток земли, небольшой — на 48 «квадратов» — дом и так называемая времянка во дворе — вот и все хозяйство. Во времянке жил брат со своей семьей, а я с родителями — в доме. В 1979 году предложил я отцу разделиться. Хоть дом и небольшой, но решили возвести пристройку к нему и сделать два входа. Так и поступили: у родителей появилась своя кухня со столовой, а у меня — дополнительная комната. Но документально ничего не оформили: тогда это и не требовали особо, каждый строился как хотел, тем более что это была, по сути, деревня.
А в 1982 году пришло, казалось бы, радостное известие — отцу как участнику войны должны были дать собственную однокомнатную квартиру. Правда, чтобы ее получить, надо было избавиться от недвижимости. Ну мы и стали думать, что делать. На все его имущество было трое наследников: старшая сестра, брат и я. Сестра от своей доли отказалась: на тот момент она уже переехала жить в Гомель, имела свою квартиру и ни на что не претендовала.
Собрали семейный совет, на котором я сам и предложил отцу: давай ты подаришь этот дом брату. У меня на работе формируется очередь на кооперативное жилье, я на нее стану и построюсь. А дом и земля пусть достанутся Владимиру. Так и сделали.
— В конце 1983 года (мать к тому времени уже умерла) отец получает эту государственную «однушку» и переезжает в нее. А мы остаемся на Полярной. Чтобы не затягивать дело со строительством своей квартиры, решил собрать все справки. Но так как дом и все пристройки не были оформлены по закону, то и предоставить необходимые документы не смог. Не раз просил брата: сходи зарегистрируй дом, оформи техпаспорт, я стать на очередь не могу. А он мне отвечал: тебе это надо — ты и оформляй. Но как я могу регистрировать чужую недвижимость, дом ведь был подарен ему! — до сих пор переживает мужчина. — В итоге в течение 17 лет дом не оформлялся, и на очередь я не стал. Так по чужой вине упустил свой единственный шанс обзавестись жильем.
Когда отец ушел жить в квартиру, в его половину брат заселил квартирантов, а сам остался в трехкомнатной времянке. В начале девяностых у меня родился второй сын — надо было расширяться, начал строить себе новую кухню. Так как место позволяло, получилась просторная комната метра 24, в ней уже и нормальный туалет был предусмотрен, и вода подведена. На второй же половине все оставалось по старинке: жаба душила вложить деньги в канализацию и водопровод.
В 1992 году племянник Юра, женившись, переехал все-таки в дом, а его сестра и родители остались во времянке. Так и жили все это время: каждый платил страховку, налог на землю, коммуналку. Я работал, неплохо получал, так что нашу половину дома мы постоянно облагораживали: делали ремонт, покупали мебель.
Здоровье брата становилось все хуже и хуже, он перенес несколько инсультов. Поэтому, видимо, чувствуя, что дело близится к развязке, племянник начал оформлять документы на дом и в 2000 году смог это сделать. Никого из нас не предупреждая, брат завещал уже оформленную недвижимость своему сыну, моему племяннику Юре, и она перешла к нему после смерти Владимира в 2002 году.
Возможно, всеми событиями, связанными с переходом дома от одного владельца к другому, мы бы и интересовались, если бы не моя травма.
В 1999-м незадолго до Нового года Сергей Маршалов, будучи сотрудником «Лифтремонта» (сейчас это предприятие «Беллифт»), получил травму. Выпустив людей из застрявшего лифта, сам оказался зажатым дверями неисправного оборудования. Полгода мужчина пролежал в больнице: тогда еще была надежда сохранить ему ноги. Но потом врачи пришли к выводу, что, несмотря на все усилия, обе конечности придется ампутировать. В 2002 году Сергею Васильевичу отрезали одну ногу, а через некоторое время и вторую.
— Это было просто ужасно, — не может сдержать слез супруга Любовь Петровна. — Переезжали из одной больницы в другую, буквально заставляли врачей лечить мужа, потому как из-за своих травм он им, как они сами сказали, «надоел». О чем еще мы могли думать? Только о том, чтобы он остался жив, чтобы спасти ногу, чтобы найти центр или больницу получше, чтобы договориться с медиками. И пока он лечился по больницам, родственники оформили все документы, даже не сказав об этом нам.
— Самое главное, что дарственная от отца к брату включала только 48 первоначальных «квадратов» дома, а в наследство племянник получил уже все 135, то есть в том числе и мои пристройки. Его наследство уже почти в три раза больше по площади, чем то, что было подарено. При этом выяснять, откуда же взялись все остальные метры, никто не посчитал нужным. Сколько судов было, доказывали, говорили, показывали справки, проводили экспертизы, подтверждающие, что пристройки были сделаны нами и совсем из других материалов, — все без толку, — сокрушается Сергей Маршалов.
Несмотря на все недопонимания между родственниками и разногласия в оформлении документов, две семьи жили в одном доме более или менее мирно вплоть до 2008 года. Семейных застолий и общих праздников, конечно, не было, но и судиться за «квадраты» родственники не начинали. Однако ночь с 8 на 9 августа стала отправной точкой для множества судебных заседаний.
— Посреди ночи я проснулся от непонятного треска, — вспоминает сын супругов Маршаловых Вячеслав. — Только через некоторое время понял, что, оказывается, мы горим. Сейчас даже страшно подумать, что было бы, если бы не чуткий сон…
Как потом выяснилось, пожар начался во времянке, где жила папина племянница с детьми, а потом уже перекинулся на нашу половину. Так как строения деревянные, то огонь распространялся очень быстро. В итоге полностью сгорели времянка (ее осталось только разобрать и вывезти мусор), наша кухня, коридор, ванная и половина крыши. У дяди ничего не пострадало. К счастью, огонь не добрался до наших двух баллонов с кислородом и двух с газом — снесло бы вообще все.
Как погорельцам Маршаловым выделили из маневренного фонда квартиру на улице Уральской. Такое жилье пострадавшим семьям предоставляется, как правило, всего на год, но ответственные чиновники вошли в ситуацию человека с инвалидностью и разрешили задержаться в «двушке» на пять лет.
— Этот пожар оказался племяннику даже на руку, — высказывает предположение Любовь Петровна. — Мы собрали вещи и выехали, а он остался полноправным хозяином не только на своей несгоревшей половине, но и во всем доме. Представляете, у нас ущерб был минимум на $15 тыс.: ремонт был сделан от и до, все новое, свежекупленное.
К работам по восстановлению нас и близко не подпустили: хоть кредит на ремонт получали на три семьи, но за ворота зайти не могли — сразу крики, ругань, провокации на драки. Нам дали понять, что мы здесь никто, строиться не будем и чуть ли не в подземном переходе предстоит нам жить. И хотя мы предлагали построиться заново на три семьи и мирно жить, они не захотели.
— Тогда отец написал заявление в суд, чтобы мы могли иметь доступ к своей доле и могли заселиться в дом. Нам не нужно было все — только то, во что отец вкладывал свои силы и деньги, — поясняет Вячеслав. — В 2010 году по решению суда нас должны были вселить. Тогда дядя сказал, что это невозможно, так как дом еще не восстановлен, и попросил отсрочку на полгода. Мы согласились. Через год снова попытались вселиться — приехали судебные приставы, передали нам ключи от калитки и входной двери и вселили нас… в 8-метровый коридор.
— Вместо своих комнат, которые мы строили, ремонтировали, облагораживали и вообще привели в цивилизованный вид, получили коридор, где пять дверей и лестница на второй этаж. Как в таких условиях жить людям, а тем более инвалиду? — сокрушается Любовь Петровна. — А в ту половину, которую раньше занимали мы, заселилась племянница с детьми. Их-то времянка с туалетом и водой на улице сгорела дотла, поэтому они заняли наше жилье, живут теперь в комфортных условиях.
— Естественно, мы подаем в суд, чтобы выделили нормальное помещение, — продолжает Сергей Васильевич. — Но судья утверждает, что не может нас вселить, так как новое строительство после пожара не оформлено должным образом. Дом снова оказался без документов, и это опять стало причиной нашего бесправного положения. А то, что человек живет в таком «нелегальном» строении, вопросов и претензий ни у кого не вызывает.
А как только вступила в силу 95-я статья Жилищного кодекса, племянник подал в суд на выселение. И в доме Фемиды Партизанского района долго рассуждать не стали — не только выселили нас, но даже сняли с регистрационного учета. Всей семьей мы теперь бомжи, то есть никто: прожив в Минске по 60 лет, честно проработав, оказались на улице в подвешенном состоянии.
— Сколько было заседаний, сколько справок мы приносили — все нипочем, судья ни на что не смотрит. Говорят, что судиться надо было сразу же, когда он только переоформил дом, а сейчас уже срок давности прошел. Но ведь мы даже не знали о том, что племянник регистрирует недвижимость, в это время мотались по больницам! — переживает Любовь Маршалова. — Что судьи, что остальные работники — им говоришь одно, а слышат они совсем другое.
На заседаниях Юра и его жена, выступавшая в качестве представителя, говорили, что все в этом доме делал брат Сергея Владимир. Да что он делал, даже канализацию проложить не мог, на ведро ходил до последнего! В качестве свидетелей с нашей стороны приезжали и сестра из Гомеля, и соседка, которая бок о бок прожила с нами и все видела. А в расчет приняли только показания свидетельницы с их стороны — бабульки, любящей выпить. После всех этих слушаний даже наш адвокат удивлялся: что за суд такой? Зато их адвокат давно в системе, сам работал в суде Партизанского района… Даже прокурор поддержал нас и потребовал отказать в иске о выселении, но судья решила по-своему.
Вынесенное судом решение мы уже опротестовали, тем более что и Верховный суд постановил, что мы можем подавать документы на вселение в дом. Но для служителей Фемиды Партизанского района решение Верховного суда, видимо, не аргумент.
— 60 лет я прожил в этом доме, отец меня туда прописал, а 42-летний племянник выгнал. Сейчас мы скитаемся по соседям и знакомым — чужие люди порой относятся лучше, чем родственники, — замечает Сергей Маршалов. — Это было наше единственное жилье, других вариантов просто нет: однокомнатная квартира отца досталась наследникам, которые появились у него во втором браке.
По словам супругов, с их жилищным вопросом складывается очень непростая ситуация: в исполкоме поставить на очередь нуждающихся для строительства собственного жилья отказались, поскольку дом аж на 135 «квадратов». Но и в доме они, как выяснилось, никто.
— Мы и не там, и не там: вроде и обеспечены «квадратами», а вроде уже и бомжи. Сейчас нас выселят — и все: ни прописки, ни обслуживания в поликлинике, а ведь мужу постоянно нужна медпомощь. На арендное жилье тоже не можем претендовать: в какой район обращаться, мы же вообще в воздухе зависли да и на очереди не стояли. Снимать квартиру? За какие деньги? У нас с мужем пенсии по 2 млн, этого как раз хватит на то, чтобы арендовать «однушку», а жить за что? Уехать куда-то в деревню или агрогородок тоже нет возможности: у мужа слабое сердце, пережил уже два инфаркта, причем второй раз его «откачал» сын, который во время приступа до приезда скорой делал искусственное дыхание и массаж сердца. А зимой как долго медики будут добираться до какого-нибудь хутора? — не сдерживает слез Любовь Петровна.
— Это только на словах в нашем государстве есть помощь и забота о людях и особенно инвалидах. На деле же мы просто пустое место. Куда ни обратишься — везде посылают. Вот я в армии отслужил, долг родине отдавал — какой и за что, если родина в ответ по закону делает меня и родственников бомжами? Конституция есть, но, похоже, написана не для нас. Лучше бы я эти полтора года, что в армии был, работал и отцу помогал, — возмущен Вячеслав. — Мне сейчас паспорт менять надо — как менять? куда обращаться? кто я вообще, если даже регистрации у меня нет? Пустая страница будет в главном документе? Хорошо, что еще друзья выручают: кто машину даст, чтобы отца к врачу привезти, кто еще чем-то — но ведь не будешь людей все время напрягать.
— Пусть бы уже прописали нас туда, куда и всех бомжей, — мы же теперь такие же, ничем не лучше, — говорит Любовь Маршалова. — Как мужа теперь оформлять в больницу, на реабилитацию? На суды мы уже не рассчитываем: все последующие просто поддерживают решение первой инстанции. Муж честно работал, не по своей вине потерял ноги, а теперь еще и бездомным стал. Так наше государство и плодит бомжей.
Если бы он был здоровым, все было бы совсем по-другому. Никогда бы я не стала просить и унижаться — сами бы заработали на жилье. Сын работает поваром, для него вакансий с жильем нет, а без прописки кто он теперь вообще, что его ждет? Толку, что имеем паспорта граждан Беларуси? А защита государства где, в чем она выражается? Только и остается, что палатки на площади разбить, так как идти некуда, или руки на себя наложить…
Вторая сторона конфликта была менее разговорчивой:
— Как суд считает, так и будет, — прокомментировал Юрий Владимирович. — А справедливо моих детей в интернат отправлять, чтобы им место выделить? Они прямо в суде предлагали это. Я шесть лет сужусь, там уже столько вопросов возникло — не дают спокойно нам жить. Шесть лет не давали мне дом после пожара строить, это нормально? Всячески препятствовали нам. Суд нас рассудил верно.
Перепечатка текста и фотографий Onliner.by запрещена без разрешения редакции. db@onliner.by