Сортировщица мусора: у нас в стране много богатых людей — с отходами идут полупустые флаконы брендовых духов, хорошие кошельки, туфли

Пока весь мир активно зарабатывает на мусоре, Беларусь плетется где-то в хвосте — уговорить наших людей выбрасывать отходы в разноцветные контейнеры не так-то и просто. А организовать нормальное производство по переработке еще сложнее: огромные полигоны, расположенные недалеко от столицы, продолжают расти. И все же есть в Минске организация, которая занимается переработкой мусора — предприятие «Экорес». Там сортируют и обезвреживают отходы: после переработки они возвращаются полезными ресурсами в хозоборот.

Отходов тут, простите за тавтологию, как грязи, пишет «Рэспублiка». Каждый день прибывает более 55 тонн мусора (того, что из контейнеров у подъездов). На территории предприятия возвышаются груды смятых жестяных баночек, ПЭТ-бутылок, многоэтажные тюки спрессованной бумаги…

Повсюду — люди в униформе: это сортировщицы после короткого перерыва возвращаются в сортировочную кабину.

Туда тянется конвейерная лента, на которую и подаются все отходы. Женщины стоят по обе стороны конвейера и отбирают определенный вид сырья: одна — макулатуру, другая — пленку, третья — стекло белое, четвертая — цветное… Вылавливают их из общего потока и бросают в бездонные контейнеры. Буквально без дна. Все их содержимое, пролетев со свистом несколько метров, плюхается в емкости, стоящие под сортировочной кабиной.

Сортировщицы дышат испарениями мусора восемь часов рабочей смены. Есть, правда, респираторы, но с ними воздуха не хватает еще больше. Их надевают, только когда по ленте идет что-то уж совсем зловонное. Но ничего. Здесь говорят, что обоняние подстраивается под любые убойные запахи, а весь организм — под заданные условия.

— Представьте: полдня стоишь и смотришь на движущуюся ленту. Поначалу, с непривычки, кружилась голова. Казалось, земля уходит, а конвейер, наоборот, неподвижный, — рассказывает Анна. — Выходила с работы — а дорога движется. Ложилась спать — стены, окна, кровать, все движется. А сейчас вестибулярный аппарат уже натренирован.

Вы спросите: что за работа такая — копаться в мусоре? И кто на это идет? Идут бывшие заводчане, продавцы, есть даже учительница, портниха...

— Раньше люди много шили на заказ. И владеть швейным ремеслом было модно и круто. Но это время ушло, — рассказывает Татьяна. — Короче, вот я здесь. Пошла, потому что поначалу неплохо платили, а на мне кредиты висели, и сын в Академии искусств на платном учился.

— Да, тут не мед, но так и бывшая моя работа тоже не сахар, — говорит Марина. — Я сыроделом на комбинате была. Простоишь день у ванн, в которых сыр варится, так к вечеру и сам как вареный.

Некоторые в работе сортировщика видят еще одну выгоду — съестные отбросы. Не для себя, помилуйте. Для домашней скотины. Сюда ведь и пищевые отходы попадают. Вот сортировщицы и тащат из Минска в свой пригород испорченные колбасы, хлеб, крупы. Брать то, что не подлежит переработке, — это воровством не считается.

Мусор, запах, женщины в бесформенных спецовках — и вдруг тщательный, элегантный макияж у одной из них.

— У вас, извините, может, особенный день сегодня? Такой макияж… — изображаю восхищение на лице.

— Так к нам же телевизионщики каждую неделю приезжают, — смеется Татьяна. — А вообще, да, я люблю хорошо выглядеть. Утром кофе пью и лицо рисую. Привычка прошлой жизни.

В прошлой жизни она — жена успешного мужа. В нынешней — жертва провального брака.

По конвейеру проплыла фарфоровая кукла в роскошном платье с мехом:

— Зачем же такое добро выбрасывать? – спрашиваю.

— Может, с дефектом. Видели бы вы, какие игрушки тут бывают. Дорогие и, главное, почти невредимые, ну или с микроскопическими поломками. Побудьте на конвейере пару дней и поймете: у нас в стране много богатых людей. С мусором идут полупустые флаконы брендовых духов, куски сырокопченой колбасы, сыра, хорошие кошельки, туфли… Помыл, набойки поставил — и носи на здоровье. Да вот, смотрите, — Татьяна достает из-под воротника спецовки золотую цепочку. — Тут нашла. Но это, конечно, случайно в урну бросили.

— Зараженных шприцев в мусоре очень много, — говорят сортировщицы. — Новых работников первым делом предупреждаем: смотрите в оба, не уколитесь ненароком. А такое бывало. Хорошо хоть, что обошлось без осложнений.

Интересно, а как обходится сортировщицам другая, растянутая во времени опасность? Ежедневная пыль, пары ртути из разбитых градусников, иные испарения…

Ну, хоть молоко за вредность дают. В месяц — 21 талон на молочные продукты. За один такой квиток можно взять, к примеру, пол-литра кефира или глазированный сырок. Маленькая сладкая радость после горечи рабочего дня. Да, а еще надбавка за вредные условия — около 180 тысяч рублей ежемесячно. Всего же зарплата — примерно четыре миллиона.

— Так и живем, — подытоживает Татьяна. — Но один бесспорный плюс все-таки есть. Коллектив. Все очень хорошие, искренние… Может, потому, что собрались люди, которым досталось от жизни.

— Это в офисах от большого ума ругаются, а мы народ простой и добродушный, — улыбается Марина. — Дружные. Отработали смену — всем гуртом чайку попили…

Кстати, о чае. Все новички поначалу отказываются от чаепитий и перекусов. Не могут, мусор перед глазами стоит. Но, как уже говорилось, со временем человеческий организм подстраивается под любые заданные условия.

— Теперь я — царица горы, но она из мусора, — смеется Татьяна и серьезно добавляет: — Что ж тут говорить, мы нереализовавшиеся люди. Не сложилось, бывает. Дай бог, чтобы все были образованными и при хорошей работе. Ну а я на себе крест тоже не ставлю.