Пенсионер превратил свою квартиру в свалку и справляет нужду прямо в комнатах. Соседи в отчаянии

Пенсионер Эдик превратил жизнь целого подъезда в Смолевичах в сущий ад. Тихий и скромный мужчина, не вступающий в открытые конфликты с соседями, изводит их по-своему: не желая мириться с тем, что нужные и полезные вещи расточительные граждане выкидывают на помойку, пенсионер все найденное и тщательно отобранное «добро» тянет к себе в «полуторку». Но и это можно было бы считать за полбеды, если бы Эдик не питал непреодолимой тяги испражняться прямо в комнатах квартиры — по сути, на головы соседей с нижнего этажа.

Мухи, тараканы и непереносимая вонь — жильцы первого подъезда 29-го дома по улице 50-летия Октября за годы неприятного соседства уже свыклись с этими «атрибутами». Люди одновременно и жалеют Эдика, у которого после многолетних пьянок помутился рассудок, и не могут подобрать слов, чтобы выразить, как же их достало такое соседство. Мужчина, который когда-то работал в местном училище инструктором по вождению автомобиля, спился на глазах у старожилов дома: первая супруга от него ушла, вторая вынесла лишь три года совместной жизни, за это время у пары родился ребенок-инвалид, судьба которого Эдуарда никогда не волновала.

Новые соседи, которые, на свое счастье, поселились через один этаж от пенсионера, знают его уже «таким» — вечно грязным, обвешанным мусором с ближних и дальних помоек и абсолютно неадекватным в плане быта. Антон, познакомившийся с особенностями жизни подъезда три года назад, рассказывает, что никакие уговоры на Эдика не действуют: он вроде и послушный, скажешь — убирает, выносит мусор из своей берлоги и оккупированных им ниш под балконами, но, как только отвернешься, тянет все обратно.

Дверь в квартиру нежелательного соседа всегда открыта — на случай, если придут дорогие гости или просто на случай: воровать-то все равно нечего. Да и чтобы зайти в то, что когда-то называлось квартирой, надо быть очень небрезгливым человеком, лучше всего без обоняния.

Антон ведет нас по вонючему подъезду и на ходу надевает черные хозяйственные перчатки — по-другому к двери пенсионера притрагиваться страшно. Нужная квартира на четвертом этаже угадывается с первого взгляда — грязная и полуоткрытая дверь всем своим видом говорит о том, что дальше будет хуже. Любопытно, но номер квартиры Эдика — 11, а вот на двери почему-то красуется «46». К нашему удивлению, жилец оказывается на месте — не ушел в очередной рейд по мусоркам. Полусонный Эдик гостям не рад, а на жителей почти всего подъезда, восставших против него, смотрит растерянно.

Мужчины в очередной раз начинают ему выговаривать, на что пенсионер недоуменно спрашивает:

— Не, ну что вы от мяне хочаце, я не пойму?

— Чтобы ты убрался в квартире, Эдик, чтобы мы жить нормально могли.

— Я с головой не дружу, у меня голова дурная, — парирует Эдик и, устав от моралей, садится на корточки перед своими владениями.

Оксана, соседка с пятого этажа, простотой объяснения возмущена:

— Надо респираторы надевать, чтобы по подъезду пройти, это же невозможно. К нему в квартиру я вообще ни ногой — меня вытошнит. Вы только представьте, каждый день мы с ребенком вынуждены проходить мимо. Этот же запах и в квартиру идет, мы как делаем: моментально залетаем и сразу закрываем за собой дверь. Тараканы были, но мы их потравили, видимо, ушли вниз к соседям, куда они денутся? Мух постоянно много, особенно когда он приносит с «Евроопта» гнилые овощи-фрукты.

Пенсионер и не отрицает, что любит порыться в кучах мусора на задворках ближайшего магазина. Более того, поиски его небезрезультатны: сотрудники магазина то и дело выкидывают на свалку испортившиеся продукты. Их-то целыми ящиками и тянет в квартиру запасливый пенсионер. «Я ему говорю: Эдик, ты что, это все съешь? Зачем ты несешь два ящика бананов? — вспоминает сосед Георгий. — А он говорит: не съем. И все равно тащит».

Свое бедственное положение мужчина объясняет тем, что у него нет ни денег, ни паспорта — все документы и финансы у бывшей жены, которая недавно стала его опекуном, она же ежемесячно оплачивает «коммуналку». Дети от первого брака о его существовании ничего знать не хотят. «Нихто мне не памагаець», — сокрушенно качает головой Эдик. Терпение мужчин-соседей кончается, и они в сотый раз начинают ему доказывать, что никто помогать и не должен — руки-ноги на месте, значит, может устроиться на работу. «У меня група ёсць, я инвалид», — безапелляционно заявляет пенсионер. Группу по инвалидности он действительно недавно получил: бывшей жене пришлось изрядно повозиться, чтобы доказать во всех инстанциях, что у неадекватного мужчины серьезные проблемы с головой. Более того, помощь в восстановлении документов и трудоустройстве соседи предлагали мужчине не раз, но заниматься вопросом хозяин квартиры-притона не хотел, каждый раз подыскивая отговорки.

Раз уж Эдик находится дома и «вышел на контакт», соседи решают вынудить его заняться уборкой — хотя бы выкинуть то, что он припрятал на всякий пожарный случай во дворе. Он и сам соглашается: пора навести порядок на улице. Не довольствуясь только собственным жильем, Эдик, как белочка, делает «кладочки» по всему дому, особенно облюбовал он ниши под балконами — здесь мужчина прячет безусловно нужные, но не самые ценные вещи, которым не нашлось места в квартире. Жильцы первого этажа говорят, что из-за этой импровизированной свалки в квартире невозможно открыть окна. В подвал тоже проникает запах, поэтому люди отказываются хранить там свои закатки-запасы.

Под пристальными взглядами соседей Эдик одну за другой выуживает шмотки из хранилища и с видимым сожалением относит их в рядом расположенные мусорные контейнеры. Через два похода к бакам от бодрого запала под названием «я там сейчас все уберу» ничего не остается, настроение пенсионера безнадежно портится. Продолжая выкидывать вещи, он сквозь зубы шлет проклятия в наш адрес, общий смысл которых «Как же вы мне надоели. Сильно надоели». Это если выражаться цензурно.

Опустошив запасы, он разворачивается и медленно уходит в закат — в сторону магазина, за новой порцией еды и барахла. Хоть Эдик и клянется, что обратно вещи под балконы не притащит — «на фиг они мне надо», соседи говорят, что ритуал заполнения ниш и их опустошения повторяется каждый день…

А жители 29-го дома спешат рассказать о своих коммунальных проблемах и о письменных войнах со Смолевичским ЖКХ, которое не хочет реагировать на их просьбы и принимать хоть какое-то участие в поддержании нормального состояния дома. Построенный в 1984 году многоквартирный дом и вправду нуждается в ремонте: штукатурка осыпается, крыльцо разрушено, бетонный пол в подъезде весь в ямах и рытвинах, нормальное состояние только там, где люди сами облицевали плиткой.

Оксана ведет нас в свою квартиру на последнем этаже — на потолке и стенах плесень:

— Из-за плесени годами не можем сделать ремонт, в зале до сих пор обои не поклеены. И дышим постоянно этой гадостью. Как только весна или осень, у нас сразу все течет, просто невозможно — это же какие-то серьезные проблемы с крышей. Как только немного просохнет квартира, начинаю все отмывать, но что ты тут поделаешь, когда постоянная сырость — спальня и зал атакованы грибком. Как-то вызывала комиссию, три человека пришли, так они посмотрели и говорят: у вас еще молодой дом, что вы хотите, даже не думайте, вам еще лет десять как минимум ждать капремонта. Так что же мне — лет десять не клеить обои, как Эдик, жить? Посмотрели и ушли, так ничего и не сделали. Наплевать на нас. За что только деньги каждый месяц платим?

О том, что Смолевичи становятся городом-спутником, жильцам 29-го дома смешно слышать: «Для людей здесь ничего не делают, посмотрите на нашу детскую площадку, все — только своими силами: сами огородили территорию, чтобы машины не заезжали, кольцо баскетбольное повесили, песочницу соорудили. Единственное, что попросили у ЖКХ — чтобы песок привезли, еще в мае звонили, до сих пор везут. Как видите, даже элементарного сделать не могут. Когда трубы к магазину вели, все здесь перерыли, за несколько лет так и не восстановили парковку, пешеходные дорожки, не вернули на место лавочки. Ну, и классика жанра: ограда, покрашенная только с одной, видимой, стороны, „полинявшая“ за три недели побелка на бордюрах».

И все же главная проблема — Эдик, рядом с которым люди живут как на пороховой бочке. Три раза в его квартире происходил пожар, да такой, что после приезда спасателей в нижних квартирах стояла вода по колено. Любил Эдик и сам затопить тех, кто пониже: то кран сорвет, то просто забудет выключить воду. Со временем воду и газ пенсионеру перекрыли, а то, уверены люди, взлетели бы на воздух.

Письма с рассказами о нелегкой судьбе людей, живущих рядом с таким Эдиком, отсылались соседями целыми пачками во все инстанции, но за решение вопроса никто из слуг народа так и не взялся. А некоторые даже говорили, что еще и хуже ситуации есть — чего жалуетесь. Правда, несколько раз приезжали рабочие из Комхоза, которые убирали весь мусор из квартиры — выкидывали барахло с балкона, часть «добра» тогда летела на нижние этажи. Чистить жуткое помещение приезжала и бывшая супруга Зинаида Станиславовна — нанимала рабочих, обрабатывала хлоркой стены и полы. Но Эдик, с его талантами и многолетним опытом, буквально за три дня восстанавливал былое равновесие в своей квартире.

Старожилы рассказывают, что в свое время жили у Эдика и «распутные девицы», которые арендовали комнату за бутылку.

Больше всего достается соседке, чья квартира находится прямо под Эдиковой. Любовь пенсионера испражняться прямо в комнатах она прочувствовала на себе. Со временем женщина, которой сейчас 80 лет, начала дергаться, когда что-то капает: то ли дождь за окном, то ли отходы жизнедеятельности Эдика. Это летом он еще не ленится, выходит на улицу, ну или на балкон, а зимой дальше соседней комнаты не сдвинется.

— Я же имею право нормально, как все люди, жить. Почему один человек не уважает 14 семей, которые находятся в этом подъезде. За перила после него взяться невозможно, по лестнице тоже идешь с опаской — домой можешь принести что угодно. Мы не против, чтобы он тут жил, пусть только ведет себя по-человечески. Я ремонт сколько сделать не могла из-за него — все равно же загадит. А как-то осмелилась: побелила потолки и обои переклеила, не поверите, уже на третий день все было снова испорчено. Мы столько за это время пережили, просто не передать, когда с потолка капает моча, доходит до психоза. Живем не в квартире, а в туалете, — говорит Елена Александровна.

Весь балкон в ее квартире уставлен цветами не столько из любви к растениям, а ради того, чтобы перебивать запах из верхней квартиры. Помогает слабо…

Раньше Эдик сильно пил, но сейчас почти «завязал» — денег нет, пенсия по инвалидности перечисляется бывшей жене-опекуну. Чтобы скрасить день, пенсионер побирается у магазина. Бывшие ученики, ставшие уже взрослыми мужчинами, жалеют — дают иногда тысячу-другую, на собранные деньги пенсионер сразу же покупает «чернила».

К бывшей супруге Эдика у соседей много вопросов. Но на поверку разговор с измученной женщиной больше похож на крик о помощи.

— Чтобы нормально заняться этим делом и как-то исправить ситуацию, я и стала его опекуном, — говорит Зинаида Станиславовна. — Люди, миленькие, войдите в мое положение: у нас с Эдиком сын — инвалид первой группы, 26 лет парню. Когда ему было неполных три года, я подала на развод, и мы разошлись. Сразу же уехала — была возможность в кооперативе квартиру построить. Фактически 23 года я чужая женщина для него. Но за квартиру все равно платила — он же пил, и по сей день плачу, в течение всех этих лет. Хоть и тяжело мне — пенсия на сына всего миллион, а его и одеть, и обуть, и накормить надо, как взрослого. Квартплата немаленькая — летом тысяч сто, зимой около ста семидесяти.

Когда-то меня люди научили: Эдик же все равно пьяница, и квартира эта после его смерти отойдет государству, значит, надо приватизировать ее на нашего общего сына, чтобы ему хоть что-то осталось (может, кто потом и досмотрит ради квартиры, когда меня уже не будет). Мне ведь уже 61 год, кто знает, сколько я проживу. Мы ее приватизировали, и Эдик переоформил подарком на сына. Но тогда я еще не знала, что меня ожидает в будущем. Если бы хоть предположить, что мне за эту квартиру предстоит столько неприятностей вынести, я бы никогда на сына не оформляла. За те годы, что я плачу квартплату, я бы уже насобирала на жилье, если бы на книжку положила. 

Бывший муж все больше пил, и потом у него «крыша поехала». А раз сын недееспособный, а я его опекун, то, получается, вся ответственность за квартиру на мне, и все, что вытворяет Эдик — моя вина. А он совсем рехнулся — вы же знаете, что вытворять начал. Я, выходит, не только за сына в ответе, но и за него, этого бомжа, раз он там прописан. А жить он там может до конца своей жизни.

— Я не обижаюсь на соседей, я им очень благодарна, что они столько терпели, ведь в подъезд не войти. Мы сами не раз же чистили эту квартиру — прицепы брали, чтобы весь хлам вывезти, одевали «намордники»-маски, одежду, на скафандры похожую, потому что там невозможно находиться. Все под ноль выгружали, столько труда вкладывали. Принесли ему кровать, из дома подушки-одеяла, а он за три дня все опять угробил. Мы же по сей день одеваем, обуваем и моем его, потому что пенсию его получаем. А моя дочка от первого брака постоянно торбы с едой носит, если бы у него деньги были, все бы пропивал. Она говорит: «Мама, я перед Богом боюсь согрешить». И ходит его кормит.

Инвалидность ему психиатры дали, потому что на фоне алкоголя он перестал дружить с головой. В прошлом году ходила всюду, чтобы помогли, дали свободную жизнь и возможность ребенком-инвалидом заниматься. Я от этого всего уже измотана, плакать хочется, еще и другого сына схоронила. В Новинках его смотрели, дали вторую группу в прошлом году.

Но я ведь опекунство для чего взяла? Чтобы отправить его в дом-интернат: райисполком выселить не может, так как за «коммуналку» заплачено, помочь нам никто не хочет. Остается один вариант. Недавно еле-еле определили его на соцкойку в Смолевичах. В пятницу оформили, а в понедельник мне звонят и говорят: приходите и забирайте его — он в туалет ходит посреди палаты, курит и кидает окурки на кровать, в холодильнике и по тумбочкам лазит, берет все, что хочет. Так его и выгнали. До этого лежал в Новинках 21 день, и все равно ничего не помогает, — рассказывает отчаявшаяся женщина.

— Соседи, наверное, уже не верят, что я что-то делаю. Но я ведь хочу оформить его в дом-интернат. Пока прошла всех начальников, полгода и ушло, сама не знала, что это настолько затянется, когда говорила соседям «потерпите еще чуть-чуть». Сначала доказывала, что могу быть опекуном, а это — и развернутую комиссию МРЭК пройти со множеством анализов, результаты которых надо ждать по две недели, и у прокурора бумаги подписать, и в суде, и в соцуправлении, и в райисполкоме. Потом возила Эдика сдавать анализы и делать документы. С декабря все это делаю и только на той неделе завершила. Как раз в понедельник все получила, отдала бумаги в соцуправление, умоляла, чтобы не затягивали. Наше управление уже передало на Минск готовый пакет документов. Теперь осталось только дождаться очереди в интернат. А это, говорят, и полгода может быть. Поверьте, я и сама рада бы избавиться от этого кошмара.

Как только его оформлю, сразу же сделаю ремонт соседке снизу, а так без толку — он же опять затопит. Квартиру тоже в порядок приведу: все выкину, повычищаю, хлоркой пройдусь. Мне очень стыдно перед соседями, что так получилось, я не знала, что так долго будет тянуться это дело.

Мне и Эдика жалко как человека — такое с ним стало. Я с ним прожила три года, ничего хорошего не видела, и алиментов не было, потому что не работал нигде, пил. Только ребенка-инвалида нажила и вот такую обузу на всю жизнь, — плача, рассказала Зинаида Станиславовна.

В управлении социальной защиты Смолевичского исполкома настрадавшихся людей быстрым решением вопроса, увы, порадовать не могут.

— Очередь, к сожалению, движется очень медленно, место в психоневрологическом доме-интернате иногда приходится ждать по полгода. Мы посоветуемся с руководством и постараемся написать ходатайство, чтобы поскорее решить вопрос с Эдуардом Силичем. В Минской области психоневрологических домов-интернатов всего 6 — в Борисове, Ракове, Пуховичах, Свирске, Столбцах и Червене. Желающих туда попасть больше, чем возможностей, отсюда и очередь. Людей с психоневрологическими заболеваниями много больше, чем общего профиля, «общим» находятся места через два-три месяца. Что касается Эдуарда Анатольевича, то бывшей супругой-опекуном написано заявление на его постоянное проживание в доме-интернате, то есть там он будет находиться все оставшееся время, — пояснила специалист управления.